Морская болезнь: Почему нас так тянет на Север

[Craus]

Вообще-то я вырос на юге. Там примерно всегда тепло, а если не тепло прямо сейчас, то значит скоро будет. Этого тепла в Москве мне жутко не хватает ровно с того момента, как я сюда переехал пятнадцать лет назад. Но это не потому что я такой особенный южанин. По моим наблюдениям, абсолютно всем на свете перманентно хочется в тепло. Не только в том смысле, чтобы взять отпуск и отдохнуть от работы, а именно к теплому морю. С этим, я думаю, согласится любой, даже самый скептически настроенный читатель.

Но вот загадка — почему житель Москвы, да и любого другого абстрактного мегаполиса, после шести или даже восьми месяцев морозов, стужи и реагентов, застрявших в подошве ботинок, берет отпуск и отправляется путешествовать по Норвегии, Шотландии, Карелии и другим местам, которые мы привыкли считать севером? Самое интересное в том, что я тоже один из них. На этот вопрос быстро ответить не получится, так что начнем издалека.



Когда великий римский император Адриан понял, что жителей Северной Британии ему и его идеально натренированным легионам не побороть, в отличие от большинства других известных Риму народов, он решил просто от них отгородиться. Так в Англии сохранился до наших дней беспрецедентного размера памятник — Адрианов вал, огромная стена и серия оборонительных укреплений длиной 120 километров, от одного моря до другого.

Адрианов вал не только прочертил линию, которая во II веке стала формальной границей Римской Империи. Этот вал — черта, где заканчивается известный нам мир и начинается другой — Северный. Там живут люди, с которыми невозможно договориться, там зимой кромешная тьма, летом там солнце не опускается за горизонт, а звезды прилетают отдохнуть от своих дел, там живут другие боги — боги северных морей и холодных ветров. Это совсем другой мир, ничем не похожий на наш с вами.



Впрочем, концепция севера как чего-то абсолютно загадочного, неизвестного и точно опасного была придумана не Адрианом, а намного раньше. Известный в IV веке до нашей эры древнегреческий географ и купец Пифей, живший в Марселе — которого тогда, конечно, еще не было — однажды решил отправиться в беспрецедентное путешествие. На классической для Греции лодке с прямым парусом он добрался из Средиземного моря до берегов Англии, а потом отправился куда-то дальше, «севернее» и достиг неизвестных ранее земель. Там зимой все было покрыто льдами и туманами, но местные люди оказались очень дружелюбными.

Загадочные острова, открытые в этой экспедиции, Пифей прозвал Туле. Потом, конечно, все его записи были сожжены, когда греческую провинцию захватили римляне, но сама концепция загадочной Туле и споры вокруг нее прошли сквозь всю историю Европы и живы по сей день. В середине двадцатого века французский историк Фердинан Лаллеман даже издал лихо переписанный собственной рукой и, конечно, абсолютно выдуманный дневник этого путешествия, расписанный буквально по дням.



Если собрать в охапку все упоминания о приключениях греческого географа и его загадочном северном мире, то кажется, что чаще Пифею просто не верили. И это не мудрено — севернее Англии или Германии люди просто не живут, там царит совершенная дикость, и живым оттуда точно вернуться не получится. С Пифеем приходилось спорить почти 2000 лет подряд — не так много идей настолько сильно будоражат умы. В Туле верили мистики. Например, римский поэт Вергилий упоминает её в своей «Энеиде». Его термином «Ультима Туле» нацистские фанатики даже назвали свое «Общество Туле», члены которого по-настоящему верили, что в Туле Пифей встретил потомков древних ариев, которые выжили после гибели Атлантиды.

На Туле, впрочем, древнейшая мистификация Севера, конечно, не заканчивается. Среди греческих легенд есть популярный миф о гипербореях, жителях загадочной северной страны, попасть в которую, вероятнее всего, не представляется возможным. Древнегреческий поэт Ференик, например, утверждал, что местные люди произошли из крови самых древних титанов, а Плиний Старший выражался чуть более изящно: «Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи и леса; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью».

Я уверен, что — несмотря на значительное римское образование и даже некоторую светскость — иметь дело с какими-то полу-мифическими созданиями и их страной, покрытой туманами, император Адриан просто не хотел. Так в массовом сознании появилась условная линия или даже идея о том, что она обязательно должна где-то быть — за ней начинается другой мир, о котором мы ничего не знаем. О загадочном Севере сложено бесчисленное сонмище легенд и записано бесконечно мало исторических документов. Туле и Гиперборея прошли сквозь всю историю европейской философии, немым присутствием участвуя в дискуссиях мыслителей хоть XVI, хоть XX веков.



Северный мир как абсолютная загадка все еще живет в наших сердцах: Джордж Мартин отделяет такой же, только более значительной по размерам стеной северные народы от всех остальных; Николас Виндинг-Рефн снимает великолепную сагу о приключениях воина в стране, где все покрыто загадкой и туманом; и даже Флоки, герой сериала «Викинги» и житель Норвегии, отправляется искать себе новый дом не на юг, а именно на север — туда, где еще никто не бывал, и где он сможет найти покой.

Так уж сложилось, что мы сами на протяжении всей истории нашей культуры последовательно создавали из Севера загадку (впрочем, это никак не преуменьшает ее завораживающей силы) — нетронутое пространство, созданное для того, чтобы ответить на свои вопросы. Человека всегда манило все мистическое и загадочное, именно оно превращает любое даже самое распланированное по минутам путешествие в настоящее приключение.



Норвежский публицист Мортен Стрекснес пытается обобщить все чувства, которые мы с вами питаем к северу: «Мифы, связанные с севером, ассоциируются у рассказчиков не с пустотой, но с красотой, чистотой и покоем — и мечтой обо всем этом. Неизведанный север — это заповедный край, хранящий чистоту, которую нельзя трогать, возвышенную девственную и непорочную. Он предстает уже не мечтой о дальних пределах, но местом, к которому стремишься душой». Мы же, как и усердный в своем стремлении грек Пифей, каждый год открываем для себя загадочный север под парусом — так заложенное во всех нас культурное ДНК как будто оживает с новой силой, позволяя каждому из нас стать первооткрывателем.

Источник