Дэви Джонс в фильме "Пираты Карибского моря"

Никто не знает, откуда есть-пошел Дэви Джонс. Спорят историки, спорят лингвисты, не утруждают себя этим киношники, но тоже предлагают свою версию. Вопрос тем не менее остается открытым....

Вообще, это уникальный случай, чтобы представитель нечистой силы обладал мало именем – ну кто не знает старика Вельзевула? - но именем и фамилией, будто это и не отродье из темного мира, а человек из плоти и крови, только вот особенности у него… исключительные. Дьявольские. И с этим не спорит никто.

Так кто же он такой, Дэви Джонс? Дьявол и есть. Морской. Хозяин тел и душ погибших моряков. Поэтому вместо того, чтобы сказать просто и ясно об утопленнике «пошел ко дну», говорили красиво «отправился к Дэви Джонсу».

Сокровища свои, бывшие некогда живыми и вполне здоровыми моряками, Дэви Джонс хранит в рундуке, который запирает на большой черный ключ. Именно в рундуке - Davy Jones’ Locker, хотя люди сухопутные и с английским языком не в ладах обычно рундук подменяют сундуком, что для знающего человека звучит оскорбительно, не по-моряцки.

Понятно, что пребывание в рундуке Дэви Джонса, этом своего рода чистилище, приятным не назовешь – темно и сыро, однако возможны варианты. Первый: пойдя в услужение к Джонсу, через сто лет беспорочной службы покойный может либо вернуться в мир живых, либо поселиться на поляне скрипача - Fiddler’s Green.

Об этом месте – отдельно: оно находится в девяти милях от жилища Сатаны, но не подвластно ему, а еще там вдосталь табака и рома, причем получить то и другое можно совершенно безвозмедно, то есть даром. И будь счастлив. Во веки веков. Аминь.

Что касается возвращения в мир людей, то иметь возможность еще не значит ею воспользоваться. Легенда о Дэви Джонсе не содержит ни единого упоминания, что кому-то из его подручных это удалось. Потому что прослужить сто лет и ни разу не оступиться, не проштрафиться невозможно. И дело даже не в том, что Дэви Джонс хозяин жестокий и коварный, нет, он мало чем отличается от обычных земных начальников, просто срок уж больно большой, мудрено не споткнуться.



Английский актер Билл Найи во время съемок был весь "усыпан" электронными датчиками; все остальное - компьютерные технологии

Помимо целого сонмища подчиненных из числа погибших моряков, Дэви Джонс эксклюзивно повелевает главным морским чудищем – кракеном.

Это гигантский спрут, способный утягивать в пучину целые корабли и заглатывать целые команды. Поэтому от него воняет…

Таков, в целом, «портрет» Дэви Джонса, что, впрочем, ничего не говорит о том, когда он собственной персоной появился в фольклоре английских моряков. Именно английских, потому что их конкуренты - моряки французские, голландские, испанские, итальянские, датские, португальские и все прочие на протяжении многих столетий ничего о нем знать не знали ведать не ведали.

Считается, что Дэви Джонс как фольклорный персонаж родился в XVI веке. Или даже ранее, если всерьез рассматривать предположение, что «Дэви» - это искаженное «даппи», как называли духов и привидения в Вест-Индии. Или еще раньше, если допустить, что «Дэви» - производное от имени покровителя уэльских моряков Святого Дэвида. Уместно, однако, заметить, что Святой Дэвид, в отличие от Дэви Джонса, своих «подопечных» не только не стращал, но наоборот всячески и во всем им содействовал. Так что эту версию явно следует отмести. К слову, столь же сомнительно утверждение, что Джонс – это отсылка к библейскому Ионе, ну, тому самому, которого кит проглотил. Тоже в сторону.

Возможно… только возможно!.. прообразом Дэви Джонса стал подслеповатый и ослабевший после цинги моряк, который в шторм свалился за борт. Фамилия его была Джонс, а прозвище -  Duffer, то есть балда, недотепа. Ну а после кончины Duffer превратился в Davey, он же Davy.

Есть и версия прозаическая. Она связана с английским пиратом Дэвидом Джонсом, промышлявшем в Индийском океане. Но это уже было в XVII веке.

А вот самая колоритная. Некоторые источники связывают появление Дэви Джонса с популярной песенкой конца XVI века. Называется она «Эль у Джонса всегда свежий», и рассказывает она о владельце портовой таверны, в запасе у которого всегда было несколько бутылок с ядовитым пойлом. Им он одурманивал посетителей таверны и в бесчувственном состоянии «укладывал их в сундуки». Потом он их то ли топил – вот не нравились ему моряки-дебоширы, и все тут, то ли продавал капитанам, испытывавшим трудности в наборе команды. Очухивались моряки уже в море…



Как бы то ни было, к началу XVIII века Дэви Джонс упоминали не только всуе невежественные моряки, но и люди образованные, начитанные и склонные к словотворчеству. Одним из них был капитан Ян Кенсингтон, который в 1720 году так закончил свои «письма о Френсисе Дрейке», великом мореплавателе и пирате: «Час спустя он вернулся в свою каюту и навсегда покинул этот бренный мир. Тело капитана Дрейка опустили в свинцовый гроб и похоронили на дне моря, неподалеку от городка Портобелло. Сердце Дрейка принадлежало морю, и после смерти он оказался в его объятиях. Уже более сотни лет он покоится на дне морском. Одни говорят, что когда гроб с телом Дрейка будет обнаружен, Англия одержит окончательную победу над Испанией. Другие считают, что его никогда не найдут, поскольку Дрейк ведет бесконечный бой с Дэви Джонсом. Если кто и способен прогнать дьявола, то это, несомненно, сэр Френсис Дрейк. Так что давайте поднимем бокалы за Дрейка, где бы он ни был».

Все верно, к этому времени Дэви Джонс настолько прочно обосновался в фольклоре, что стал претендовать на литературу. Едва ли не первым его упомянул Даниэль Дефо в романе «Четырехлетнее путешествие капитана Джорджа Робертса» (1726). Ну, то есть как упомянул, просто один из положительных героев пригрозил своим обидчикам отправить их прямиком в Рундук Дэви Джонса.

Более подробно о морском дьяволе рассказал Тобиас Смоллет в романе «Приключения Перегрина Пикля» (1751): «Это тот самый Дэви Джонс, который верховодит злыми духами глубин…» А вот далее совсем интересно: «Его часто видят в разных местах - на снастях перед ураганом, на обломках кораблекрушений, среди свидетельств иных бедствий, которым подвержена жизнь моряка… У него большие круглые глаза, три ряда зубов, рога и хвост, и появление его сопровождается голубым дымом». Занятные детали, хотя происхождение их становится понятным, если не ограничиваться цитатой, а прочитать страницы, предшествующие этому описанию, и несколько страниц последующих. На самом деле все эти «ужасные подробности» были придуманы одним из персонажей книги для того, чтобы напугать другого персонажа. Что и удалось. Почти до смерти.



Совпадение это или нет, но тем же 1751 годом датируется первое упоминание Davy Jones’ Locker как вполне себе мирного ящика-сундучка доля хранения на корабле навигационных приборов. Но совсем не в этой, а в зловещей роли предлагали читателям Рундук Дэви Джонса и самого морского дьявола Вашингтон Ирвинг в «Приключениях Черного Рыбка» (1824), Герман Мелвилл в «Моби Дике» (1851), Чарльз Диккенс в «Дэвиде Копперфильде» (1849) и «Холодном доме» (1853). И конечно же, как не вспомнить «Остров сокровищ» (1883) Роберта Луиса Стивенсона, в котором Дэви Джонс появляется три раза – его именем клянутся пираты. А еще он присутствует как бы за скобками, ведь из песни, которую горланил Билли Бонс и затягивал Джон Сильвер, писатель приводит только припев. Между тем песня эта о Дэви Джонсе, и во второй половине XIX века она была отлично известна всем английским морякам. Не откажем себе в удовольствии привести ее полностью в переводе Николая Позднякова.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Их мучила жажда, в конце концов,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Им стало казаться, что едят мертвецов.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Что пьют их кровь и мослы их жуют.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Вот тут-то и вынырнул черт Дэви Джонс.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Он вынырнул с черным большим ключом,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
С ключом от каморки на дне морском.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Таращил глаза, как лесная сова,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И в хохоте жутком тряслась голова.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Сказал он: «Теперь вы пойдете со мной,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Вас всех схороню я в пучине морской».
Йо-хо-хо, и бутылка рому!

И он потащил их в подводный свой дом,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И запер в нем двери тем черным ключом.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!




С тех пор Дэви Джонс со страниц английской литературы – и самой высоколобой, и самой бульварной – не исчезал. Полюбился он и рок-музыкантам, он обосновался в репертуаре таких групп как Genesis, Iron Maiden, хотя и тем, и другим далеко до сэра Пола Маккартни, в песне которого Morse Moose And The Grey Goose (1978) есть такие примечательные строки: She Flew Into The Stormy Sea / Davy Jones Was Calling Me… В данном случае перевод явно не требуется.

В общем, на отсутствие известности Дэви Джонсу жаловаться не приходилось, но слава всемирная пришла к нему с выходом на экраны второго и третьего фильма серии «Пираты Карибского моря» - «На краю света» и «Сундук мертвеца». Правда, кинематографисты изрядно исковеркали «исторический облик», и вообще – позабавились. Для начала легенду о Дэви Джонсе они переплели с легендой о Летучем Голландце, то есть смешали кислое и горькое. Потом превратили Рундук в Сундук, в котором Дэви Джонс якобы прячет свое сердце, которое он вырезал из собственной груди, лишь бы разлюбить морскую богиню Калипсо. Затем они лишили его человеческого облика, наделив осьминогоподобной внешностью, отчего Джонс стал смахивать на другого мифического персонажа – Ктулху. Наконец, они заставили Джонса убить верного кракена. А потом они прикончили и самого Дэви Джонса! Какая дерзость, однако, так обходиться с первоисточниками.

И тем не менее, как имя любимой на устах умирающего морского дьявола, теперь имя Дэвида Джонса на устах всех, потому что фильм действительно хороший, а если взглянуть с компьютерной точки зрения, то даже эпохальный. Имя – на устах, а сам Дэви Джонс – в магазинах наряду с вампирами, оборотнями и прочей нечистью. Ибо законы массовой культуры гласят: безобразное не менее притягательно, чем прекрасное, и уже хотя бы поэтому отрицательные персонажи тоже должны пользоваться спросом, надо лишь сделать их милыми, симпатичными, в общем, ми-ми-ми. Вот и стоят ряды пластиковых Дэви Джонсиков на полках детских магазинов и смотрят на нас… Совсем не страшные, а ведь бывало, что говорили про моряка, охваченного ужасом: «Он во власти Дэви Джонса». Но что власть какого-то Дэви по сравнению с маркетингом?




А вот еще немного морских дьяволах и Джонсах...

МАНТА - рыба очень красивая, и тем не менее одно из официальных ее названий - «морской дьявол». Почему ее так прозвали – понятно: виноваты рожки-плавники, которыми рыба помогает пище (малькам, планктону) попасть к месту назначения – ротовой полости. Но и название манта (лат. Manta birostris) – тоже из области страшных легенд, ведь в переводе с испанского manta – мантилья, плащ. Долгое время считалось, что манта своим «плащом», то есть большими и сильными плавниками способна обхватить человека и утащить на дно. На самом деле «морской дьявол» одно из безопаснейших существ - ни шипов, ни зубов, ни зубов, да и хвост-плеть ничем убийственным не оснащен, не то что другие скаты. На людей манты не нападают, отличаясь редким добродушием. Двигаются неторопливо, даже флегматично, словно парят. При этом вид имеют внушительный: ширина тела - от 4 до 7 метров, масса – до 2 тонн. Мант можно увидеть во всех тропических океанах. Одна из их особенностей –прыжки в воздух на высоту до полутора метров.

«ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ» - советский фильм по одноименному роману Александра Беляева, поставленный на «Ленфильме» в 1961 году. Главного героя фильма и книги Ихтиандра, двоякодышащего юношу, способного жить под водой, местные рыбаки окрестили «морским дьяволом». Это абсолютно несправедливо, ведь Ихтиандр испытывает самые человеческие чувства – сострадание, жалость, любовь… Историю человека-амфибии собирались экранизировать в Голливуде в конце 40-х годов, но отказались от постановки ввиду невозможности ее технического осуществления. Но советским кинематографистам заокеанские критики не указ, и фильм был снят, и стал лидером советского кинопроката 1962 года – его посмотрели 65 млн зрителей. А песенка «Эй моряк, ты слишком долго плавал…» (музыка Андрея Петрова, стихи Соломона Фогельсона) про девушку, которой по нраву «морской дьявол, его хочу любить», на долгие годы стала настоящим хитом. Впрочем, понятия «хит» тогда не было, но признанию в любви к «морскому дьяволу» это нисколько не мешало.



КТУЛХУ - истинно дьявольское, чуждое людской природе существо, созданное болезненной фантазией писателя Говарда Лавкрафта. Возможно, прототипом Ктулху (англ. Cthulhu) послужил Тангароа - полинезийское божество моря, спящее на дне океана и похожее на гигантского спрута. Вот и вид Ктулху ужасен – чудовище имеет голову с щупальцами, рудиментарные крылья и гуманоидное тело, покрытое чешуей, зеленоватое и студенистое, истекающее слизью при движении. И рост его огромен… Ктулху способен воздействовать на разум людей, но его способности заглушаются толщей воды, так что подвластными ему остаются только сновидения, которые столь кошмарны, что порой доводят до сумасшествия. Ктулху лежит во сне, подобном смерти, на вершине подводного города Р’льех посреди Тихого океана, но освободится «при верном положении звезд». И вся история человечества есть лишь миг его сна. Согласно Лавкрафту, служители культа Ктулху устраивают человеческие жертвоприношения, беснуются и читают восславляющую Ктулху мантру.

ДЭВИ «Monkees» ДЖОНС – это имя когда-то знали все подростки, по крайней мере в Великобритании. Так звали вокалиста группы The Monkees. Конечно, он был не DAVY, а DAVID, но не подправить имя в рекламных целях было бы просто глупо. Дэви Джонс родился 30 декабря 1945 года в Манчестере. В 11 лет начал актерскую карьеру, играл в телесериалах и мюзиклах. В 1965 году пара продюсеров решили создать нечто вроде битловского A Hard Day's Night на телевидении. Так возникла группа The Monkees. В одном из выпусков шоу был исполнен скетч, посвященный настоящему Дэви Джонсу, который, по заявлению Дэви-музыканта, был его дедушкой. Вдохновленный таким родством, он тут же взял других участников группы в плен… Телешоу закончилось в 1968 году на 58-й серии, и вскоре группа распалась. Джонс продолжил сольную карьеру. Самая популярная композиция The Monkees – песня I'm A Believer, которая обрела вторую жизнь, появившись в мультфильме «Шрек». Дэви Джонс скончался во Флориде 29 февраля 2012 года.



Дэви Monkees Джонс


Джон Мейсфилд

Подарок Дэви Джонса

В один прекрасный день, — начал матрос, — Дьявол и Дэви Джонс пришли в Кардифф в место, называемое Тигровой бухтой, и остановились в гостинице Тони Эдемса, что на углу Воскресного переулка, недалеко от мола. Каждый день они заходили в какую-нибудь таверну, садились за стол и, покуривая сигары, играли в карты на души разных людей. И надо сказать, что Дьявол забирал тех, кто жил на берегу, а Дэви Джонс — моряков. Но в конце концов такой порядок им надоел, и было решено играть наоборот.

Однажды они сидели в таверне на Мэри-стрит, пили жженку и играли в красное и черное на души прохожих. Вдруг на улице началась толкотня, собрался народ, лавочники выскочили на тротуар, все повозки остановились, а полицейские вытянулись в струнку. «Кажется, идет важная персона», — сказал Дэви Джонс. «Да, — ответил Дьявол, — это епископ направляется к мэру». — «Красное или черное?» — спросил Дэви Джонс, беря карты. «Не играю на епископов, — говорит Дьявол,— я уважаю духовенство». — «Что с вами? За епископа я отдам адмирала. Делайте свою игру. Красное или черное?» — «Что ж, пусть будет красное». — «Трефовый туз, — объявил Дэви Джонс. — Я выиграл. Первый раз в жизни мне попался епископ». Дьявол же страшно рассердился, проиграв епископа. «Я больше не играю. Лучше отправлюсь домой. Кое у кого слишком уж хорошие карты».

«Не сердитесь, — говорит Дэви Джонс, — смотрите, кто идет по улице. Я отдам его вам просто даром».

И действительно, по улице шел рифер. На нем было столько меди, что он напоминал музыкальный инструмент. Все шесть футов его роста, куртка, воротник и даже рукава блестели от множества медных пуговиц. На фуражке, лихо сдвинутой на самый затылок, сверкала большая золотая кокарда с семицветным флагом посередине; ее охватывал переплетенный в виде цепи золотой ремешок. Рифер занимал собой всю мостовую, на груди у него болтался красный шелковый галстук длиной в целую сажень, изо рта на полтора фута торчал витой глиняный мундштук с сигаретой. Рифер жевал табак и время от времени сплевывал через плечо. В одной руке он держал бутылку рома, в другой — сумку со сладкими пирогами, а его карманы были набиты любовными письмами из всех портов мира, от Рио до Кальяо.

«Так вы отдаете мне вот это?» — спросил Дьявол. «Конечно, отдаю. Посмотрите, настоящая картина! В жизни не видел ничего лучше!» — «Да, он действительно красавец, — говорит Дьявол. — Беру назад свои слова о картах. Извините меня. Что вы скажете насчет жженки?» — «Пусть будет жженка,» — согласился Дэви Джонс. Они позвонили в колокольчик и велели принести новый графин и чистые стаканы.

Дьяволу так понравился подарок Дэви Джонса, что он не мог отойти от рифера ни на шаг и все время слонялся по Восточным докам, там, где красная башня с часами, разглядывая барк, на котором работал молодой человек. А звали его Билл Харкер. Барк «Коронел» совершал рейсы к западным берегам Америки, и сейчас на него грузили уголь для Хило. Наконец, перед самым отплытием Дьявол пробрался на барк и прикинулся матросом. Ему повезло — он попал в одну вахту с Биллом Харкером, и они подолгу рассказывали друг другу всякие истории. Дьявол сразу понял, что у Билла есть чему поучиться. На траверзе Ривер Плэйт они попали в памперо. Дуло с ужасной силой, и на море поднялись огромные зеленые волны. «Коронел» был весь в воде, и хоть смотри вперед три дня подряд, все равно от полуюта до самого бушприта ничего не увидишь, кроме пены. Команде приходилось ютиться, как курицам, на корме. Бак был затоплен. И вдруг неожиданно сорвало кливер. «Сейчас от кливера ничего не останется, — закричал помощник капитана. — Эй, кто-нибудь, живо на бак крепить кливер, пока его не разорвало!» Но бушприт каждую минуту скрывался в волнах, на шкафуте было четыре фута воды, и корабль черпал всем бортом. Поэтому никто из матросов не хотел идти на бак. Тогда вызвался Билл Харкер. Зеленые волны обрушивались на него, но он добрался до бака, пег на бушприт и закрепил парус, хотя сам чуть не утонул. «А этот Билл Харкер молодец», — говорит Дьявол. «Да брось ты, — отвечают матросы. — У этих риферов нет души, и им не надо заботиться о ее спасении». Тут-то Дьявол и призадумался.

Так они дошли до самого Горна; и если около Ривер Плэйт дуло, то здесь ветром все так и сносило. «Коронел» потерял остатки парусов и последнюю мачту. Волны сломали фальшборт, а льдины пробили нос. Вахта за вахтой матросы откачивали старого «Коронела». но течь быстро усиливалась, и так они дрейфовали пять с половиной градусов к югу неизвестно от чего. А когда уже не осталось никакой надежды, старик послал вахту вниз и приказал читать молитвы. Тогда Дьявол вылез на палубу над кубриком и заглянул в люк, чтобы посмотреть, чем занимаются риферы и как молится Билл Харкер. И он увидел, что они сидят за столом под висячей лампой, у всех в руках карты и каболки с завязанными узлами. Каждый по очереди открывает одну карту и произносит какое-нибудь ругательство. А если он уже вынул карту и не придумал ругательства, то другие бьют его каболками. Но Биллу не досталось ни одного удара. «Кажется, они правильно сказали о его душе», — подумал Дьявол и печально вздохнул.

Вскоре «Коронел» пошел ко дну, и вся команда утонула, кроме Билла и Дьявола. Они выплыли из пенящихся зеленых волн на поверхность, увидели в небе мерцание звезд и услышали, как воет ветер, словно свора собак. Им удалось забраться на оставшуюся от «Коронела» куриную клетку, которая все еще держалась на плаву. Все курицы в ней погибли, но Дьявола с Биллом устраивала и такая пища. Что касается питья, то его не было совсем, и приходилось терпеть. Когда хотелось пить, они брызгали на лицо соленой водой; но было зверски холодно, и жажда их не очень мучил а. Они плыли три дня и три ночи, и вся кожа у них потрескалась и просолилась. А Дьявол думал только о том, есть у Билла душа или нет. Билл же все говорил Дьяволу, как они нажрутся до отвала в первом Же порту и как хорош ром с сахаром и лимонными корочками.

Наконец, курятник наскочил на Огненную Землю, где туземцы жарили кроликов. Дьявол и Билл прогнали их и ели до тех пор, пока не устали. Потом они напились из ручья и, согревшись около костра, погрузились в приятный сон. «Теперь, — подумал Дьявол, — посмотрим, есть ли у него душа. Должен же он возблагодарить бога». Через час или два Билл пошел прогуляться. Вернувшись, он подошел к Дьяволу и сказал: «Чертовски скучно на этой заброшенной земле! У тебя найдется полпенни?» — «Нет, На что тебе полпенни?» — «Можно было бы сыграть в орлянку, — отвечает Билл.— На курятнике и то было веселее». — «Я отступаюсь. Скорее найдешь душу в пустой бочке, чем в этом рифере,» — сказал Дьявол и исчез.

А Билл вытянулся и подложил в костер веток. Потом он поднял несколько круглых раковин и начал сам с собой играть в бабки.

Источник

На борту Kyloe – Арндт-Георг Ниссен, Генрих Гарбер, Кристиан Ниссен. 1941 г.

Не восхвалять, но отдавать должное. Только в этом случае победа Советского Союза и его союзников обретает должный вес. В полной мере это относится ко всем немецким морякам - и тем, что ходили под парусами. В истории Третьего рейха есть несколько полузабытых страниц…

Арестант

Генрих Гарбер был арестован британскими солдатами в Амстердаме 10 мая 1945 года. Несколько дней спустя, уже в Англии, оберштурмфюрер СС отвечал на вопросы сотрудника британской разведки МI-6. Отвечал без запинок, не увиливая и не таясь. Потому что…

– Война проиграна, – сказал он на первом же допросе. – Спрашивайте.

– Вы награждены Рыцарским крестом Железного креста, – заглянув в бумаги, сказал затянутый во френч англичанин по ту сторону стола. – Когда это произошло?

– 1 ноября 1944 года.

– Где проходила церемония?

– В Берлине.

– Кто вручал Крест?

– Обергруппенфюрер Эрнст Кальтенбруннер и бригаденфюрер Вальтер Шелленберг.

– Одновременно вы были повышены в звании. За какие заслуги?

– За операции по доставке наших агентов из Европы в Аргентину и Бразилию.

– Назовите номера подводных лодок, которыми вы командовали.

– Я шел на парусной яхте.

– То есть?

– Это правда.

– Не городите чепуху!

На этом допрос был прерван. Сотрудник МI-6 решил, что обманывался на счет Гарбера. В подобных случаях к арестованным применялся метод «разумного давления». Одиночная камера, полдюжины вареных картофелин и две кружки воды в день, а главное – полная неизвестность, когда дознание будет продолжено. Действовало это даже эффективнее, чем применение мер физического воздействия. К тому же пауза позволяла собрать больше информации об арестованном, отправить запросы в различные ведомства, получить ответы, в общем, как следует подготовиться ко второму раунду.

Прошло несколько месяцев, прежде чем продолжение последовало. К этому моменту об оберштурмфюрере СС Генрихе Гарбере было известно не так уж много, но и это немногое наводило на размышления. Родился 14 марта 1909 года в Гамбурге, опытный моряк, вернее – яхтсмен, в 1938 году в одиночку на яхте пересек Атлантический океан от Фалмута до Нью-Йорка. К началу войны был лейтенантом резерва. В 1941 году призван в ряды Kriegsmarine и, несмотря на отсутствие военного образования, получил звание зондерфюрера. А вот дальше сплошной туман…

В папке, лежащей на столе перед следователем, было еще несколько листков, в том числе справка из Адмиралтейства, касающаяся использованиях парусных судов малых размерений в годы войны. Чиновники Адмиралтейства были исполнительны и педантичны, и поскольку запрос звучал именно так, в общем плане, то и ответ был соответствующим, касающимся обеих воевавших сторон. И приводились примеры...

Яхты входили во флотилию «разнокалиберных» судов, в 1940 году эвакуировавших английских, французских и бельгийских солдат из окруженного Дюнкерка.


Флаг со свастикой – перед войной в каждом яхт-клубе Германии их были десятки. 1939 г.

На своих лодках, под парусами, иногда выкрашенными в черный цвет, датские рыбаки ночами вывозили в Англию евреев.

Несколько страниц было посвящено «Шетландскому автобусу» – так англичане называли линию между Шетландскими островами и оккупированной немцами в том же 1940 году Норвегией. По этому маршруту постоянно курсировали рыболовные суда, в том числе парусные, и в их числе яхты, доставлявшие оружие для норвежского Сопротивления. Всего было доставлено более 400 тонн и 60 радиостанций, обратно суда возвращались с беженцами на борту.

Что касается немцев, они тоже не обходили вниманием такое «средство передвижения», используя реквизированные яхты для доставки своих агентов.

В июне 1940 года три диверсанта – индус и два этнических немца из Южной Африки – были высажены с яхты на побережье Ирландии, но через несколько часов были арестованы.

В следующем году был задержан еще один агент, также доставленный в Англию на яхте. По приговору Королевского суда в Лондоне его приговорили к смертной казни через повешение.

Других фактов в распоряжении британского Адмиралтейства не имелось, что, однако, не говорило о том, что их не было в принципе. Как раз наоборот, была уверенность, что немцы продолжали использовать яхты для своих целей, просто операции проходили успешно, а режим секретности обеспечивал необходимую завесу. Косвенно это подтверждали донесения из Франции о якобы созданном абвером специальном подразделении «Призрачные моряки» (Geistersegler), состоящим из яхтсменов, имеющих опыт океанских плаваний.

В свое время британская разведка сочла это всего лишь слухами, и сотрудник MI-6, занимавшийся делом Генриха Гарбера, склонен был согласиться с коллегами: да, конечно, слухи, сплетни, в портовых кабачках о чем только не говорят. Но ведь ересь! Вот он сам тоже не чужд парусному спорту, отличает шлюп от шлюпки и даже готов допустить, что яхты были задействованы немцами в Северном море, у побережья Европы, но чтобы с агентами на борту через Атлантику?

…Открылась дверь комнаты для допросов. Подчиняясь приказу конвоира, арестованный сделал шаг и остановился на пороге.

– Проходите, Гарбер. Садитесь. И для начала расскажите, что вы знаете о подразделении «Призрачные моряки».

Генрих Гарбер опустился на табурет у стола.

– Я служил в нем и расскажу все, что знаю, – сказал он. – Ведь война проиграна.

На протяжении его рассказа, а он занял не один день, сотрудник британской разведывательной службы не раз ловил себя на мысли, что Гарбер не случайно снова и снова повторяет выражение «война проиграна». Но не потому, что тем самым оправдывается перед собой за свою же откровенность. Похоже, все, чем он занимался в годы войны, все эти океанские плавания, для него и впрямь были игрой, а вернее – соревнованием. Он же спортсмен, этот Генрих Гарбер, и в своем поединке он победил, а что проиграла команда – за это он не в ответе.

Невидимки

Адмирал Вильгельм Канарис возглавил абвер в 1935 году и тут же провел его реорганизацию, сосредоточив под своим началом все подразделения вермахта, занимающиеся контрразведкой и шпионажем. Диверсионные акты тоже не были забыты, на них специализировался батальон особого назначения «Бранденбург», позже увеличивший свою численность до полка, а потом и до дивизии.

После того как Англия вступила в войну, руководство Третьего рейха поставило перед Канарисом сразу несколько задач, каждая из которых, будь то диверсии на оборонных предприятиях, в портах и на электростанциях или подача световых сигналов бомбардировщикам, предполагала присутствие во «вражеском тылу» немецких агентов. Люди в распоряжении абвера имелись, однако как их переправить через Ла-Манш? Сбрасывать на парашютах? Но этого недостаточно, тем более что противовоздушная оборона Великобритании находится на должном уровне и прорваться через нее под силу только армадам бомбовозов в охранении истребителей. Тогда морем… Однако командующий подводным флотом Германии контр-адмирал Карл Дениц категорически отказался предоставить субмарины для доставки диверсантов и шпионов, подводным лодкам хватало забот в набиравшем обороты сражении, впоследствии ставшим известным как «Битва за Атлантику». Оставались маломерные суда, и прежде всего парусные, те же яхты, которые не зависят от наличия топлива, бесшумны, и к тому же их легко замаскировать под рыбацкие посудины. Да, так тому и быть!

По распоряжению Канариса в Гавре была создана резидентура, которую возглавили сотрудники Абвера капитан Герц и капитан-лейтенант Шухман, они ведали подготовкой агентов, непосредственно же «парусной составляющей» занимался лейтенант Бернхардт Лангхорст.

Он начал с того, что затребовал у Немецкого парусного союза список опытных яхтсменов, но был неправильно понят – члены Олимпийской сборной Германии ему были не нужны, даже золотые медалисты Петер Бишофф и Ханс-Иоахим Вайзе, выступавшие на «Звезднике», и серебряный медалист Вернер Крогман с «Олимпика», не говоря уж о шестерке яхтсменов с 8-метрового R-класса, завоевавших бронзу. Ему были нужны яхтсмены иного – океанского! – масштаба.

Как выяснилось, таких тоже хватало. Это в 20-е годы немецкие яхты редко появлялись на океанских просторах, зато с середины 30-х подобное стало обычным делом. Показательной в этом смысле была гонка Бермуды–Куксхавен 1936 года, получившая неофициальный статус предолимпийской, когда через Атлантику прошли сразу несколько немецких яхт с многочисленными командами. Судовые роли этих яхт, где имена участников гонки сопровождались их краткими биографиями, и поступили в распоряжение лейтенанта Лангхорста, а значит, и специального подразделения «Призрачные моряки».

Выбор был, и после долгих размышлений и консультаций с начальством Бернхард Лангхорст остановился на кандидатуре Кристиана Ниссена, лучшего капитана для первой «шпионской яхты» абвера и придумать было нельзя. Моряк из Бремена, безусловный авторитет. На больших парусниках ходил вокруг мыса Горн, на яхтах – в дальние плавания.

Решение было принято, и Кристиану Ниссену поступило предложение, от которого невозможно было отказаться. Он и не отказался, став сотрудником абвера с агентурным псевдонимом «Хайн» и получив звание лейтенант СС.

К тому времени Герц и Шухман определились с тем, каким будет первый рейс. Яхта пойдет в Ирландию. Там активны прогерманские настроения, многие ирландцы спят и видят, как их страна превращается из доминиона Британии в полноценную независимую республику, и ради этого готовы сотрудничать хоть с самим чертом, не говоря уж о нацистах.

Фактически операция «Лобстер» началась с поиска Лангхорстом и Ниссеном подходящего судна. Его нашли в Бресте. Это была роскошная 36-футовая яхта Soizic, ранее принадлежавшая французскому военному атташе в Берне. Отогнав яхту в дальний угол гавани, ее аккуратно… изуродовали, превратив с виду в обыкновенный рыбацкий тунцелов. Темной июньской ночью Кристиан Ниссен приказал отдать швартовы. На борту яхты помимо него было еще шесть человек: три матроса, яхтсмены из Бремена и Гамбурга, и три диверсанта. В каюте под пайолами были укрыты пакеты со взрывчаткой. Переносную радиостанцию спрятали в рундуке, завалив ветошью. Однако все эти ухищрения оказались ни к чему, как и «камуфляж» самой яхты. Никем не замеченная Soizic дошла до Ирландии, высадила агентов и так же, призраком, оправдывая название своего подразделения, вернулась обратно.

Удостоившийся похвалы от начальства Кристиан Ниссен, однако, был не совсем доволен тем, как все прошло. Камуфлж яхты, на его взгляд, был малоудачным, так что если бы им встретились британские военные корабли, обман тут же раскрылся бы. Поэтому он избавился от Soizic, который перегнали севернее, во Фрисландию. Здесь Soizic продолжил свою тайную деятельность, доставляя в Великобританию диверсантов батальона «Бранденбург», ну а те провели несколько успешных операций, в частности, по освобождению сбитых и взятых в плен немецких летчиков, также на их счету взрыв электростанции под Эдинбургом.

Ниссену же предстояло вновь идти в Ирландию. Его новое судно Anni Braz-Bihen тоже было из числа реквизированных, и к его превращению в тунцелова подошли куда тщательнее. В самом конце лета 1940 года операция «Чайка» началась – яхта Ниссена с двумя агентами покинула Брест. Но лишь начало было удачным, так как сутки спустя Anni Braz-Bihen оказалась во власти внезапно разразившегося шторма и вынуждена была повернуть обратно.

Эта неудача, однако, не слишком огорчила руководство Geistersegler, им было не до того: они получили задание лично от адмирала Канариса, и задание чрезвычайно ответственное, и при этом оно казалось абсолютно невыполнимым.

Вояж

В 1934 году на Британских имперских играх бронзовую медаль в полутяжелом весе завоевал боксер из Южной Африки Робби Лейбрандт. На берлинской Олимпиаде 1936 года в своем весе он был четвертым. В 1937 году стал чемпионом Южной Африки. В 1938 году вновь приехал в Берлин, чтобы здесь, в Академии спорта, повысить свое мастерство. Когда началась война, вступил добровольцем в вермахт, был зачислен в батальон «Бранденбург», где обучался парашютному и планерному делу, изучал подрывное дело. Участвовал во вторжении на Крит. В 1941 году немецкая разведка решила сделать Лейбрандта главной фигурой в операции Weissdorn. Ее цель заключалась в подготовке государственного переворота в Южно-Африканском Союзе и свержении пробританского правительства фельдмаршала Яна Смэтса.

Доставить из Франции в Африку этого убежденного нациста было поручено Кристиану Ниссену. Для этого требовалась по-настоящему хорошая – крепкая и мореходная яхта. И вновь на пару с Лангхорстом он занялся поисками судна, отвечающего очень высоким требованиям. И нашел подходящее в Сен-Мало!


Яхта Kyloe в Сен-Мало. 1941 г.

Это был кеч Kyloe, с гафельным вооружением, длиной 22 м, шириной 4,5 и осадкой 3,50 м. Внешне он очень напоминал те суда, на которых французские рыбаки ходили за треской на банки Ньюфаундленда, так что с точки зрения маскировки и делать было нечего. С другой стороны, ремонт требовался, и еще какой! Бернард Лангхорст было засомневался, но Ниссен возразил, что корпус яхты сделан из тика, и это дорогого стоит, а ремонт не займет много времени. Что ж, капитану виднее…

Отремонтировали Kyloe специалисты-яхтостроители из организации «Сила через радость», ведавшей в нацистской Германии вопросами досуга населения. На все про все, включая установку дополнительных танков для пресной воды, монтаж дополнительных коек, пошив второго комплекта парусов, ушел месяц. К этому времени собралась и команда, в которую, как и прежде было у Ниссена, он включил хорошо известных ему людей, в том числе младшего брата Арндта, участвовавшего в трансатлантической гонке 1936 года, и яхтсмена из Гамбурга Генриха Гарбера.

Они отплыли из Сен-Мало 5 апреля 1941 года. Боксера, ставшего диверсантом, с ними не было. Это была страховка – абвер был готов потерять яхту и ее экипаж, ведь в океане может случиться всякое, но не ценного агента: Робби Лейбрандт должен был появиться на Kyloe в паре сотен миль от Африки.

Маршрут яхты бы прихотлив: сначала вдоль Французского побережья, потом через Бискайский залив к Португалии, оттуда, по широкой дуге огибая Азорские острова, где располагалась военно-морская база Великобритании, мимо Канарских островов и уходя с оживленных путей – к Бразилии. Там Kyloe сделала крутой поворот и направилась на юго-восток, взяв курс на Южную Африку.

Прибыв в условленную точку, Ниссен связался с радистом пассажирского лайнера, шедшего под нейтральным флагом из Лиссабона в Кейптаун. На борту этого корабля и находился Робби Лейбрандт. Капитан лайнера сделал так, что в точке встречи его судно оказалось во время «собачьей вахты», под утро, когда палубы пусты, поэтому исчезновения одного из пассажиров никто и не заметил.

На надувной резиновой лодке Лебрандт подплыл к яхте и поднялся на ее борт. Втащили и лодку, она еще не до конца выполнила свою роль.

Прошла неделя, и тихим июньским утром в нескольких милях от устья реки Оранжевой лодку вновь спустили на воду. Лейбрандт забрался в нее и «отзиговал» на прощание. Ему не ответили, на Kyloe нацисткое приветствие было не в ходу.

Лодка направилась к берегу Намакваленда, а на яхте подняли паруса и пошли на север. Предполагалось, что яхта должна, так и не зайдя ни в один порт, вернуться на атлантическое побережье Франции, однако планы пришлось изменить. Виной тому – пресная вода, точнее, ее недостаток. Чтобы пополнить запасы, Кристиан Ниссен завернул в Вилья-Сиснерос, оживленный порт Испанской Сахары (сейчас это город Дахла, управляемый Марокко). Совершенно неожиданно администрация порта проявила полное отсутствие уважения к флагу со свастикой и задержала яхту для детального разбирательства. Финала его экипаж яхты, все шесть человек, ждать не стал и на самолете отправился в Рим, а оттуда уже перебрался в Германию.

Доклад Кристиана Ниссена руководству абвера об успешном завершении операции Weissdorn и безостановочном плавании под парусами протяженностью 14400 миль завершился неожиданно – его самого определили в начальники. Отныне Ниссену предстояло заниматься стратегией, не размениваясь на вопросы. Иными словами – к рулю следующей «шпионской яхты» встанет другой человек. Этим человек стал Генрих Гарбер, агентурный псевдоним – Матадор.

Преемник



Нужно была новое судно, и выбор пал на яхту Passim. Эта был иол водоизмещением 30 т, длиной 16 м и шириной 2,4 м, с площадью парусности около 140 м2, был на яхте и 16-сильный двигатель. Сделана яхта была по образцу все тех же французских рыболовных ботов. Данное обстоятельство – возможность сойти за других – стало решающим.

Первым заданием, полученным Гарбером, было доставить агентов абвера в Южную Африку. 4 августа 1942 года Passim покинул Брест. Подготовка к рейсу велась в строжайшей тайне, а в первую же ночь в море экипаж – семь человек команды и трое нелегалов – превратил корпус яхты из белого в синий, краска была приготовлена загодя. Теперь Passim, поднявший португальский флаг, ничем не отличался от своих собратьев по рыболовному промыслу. Во всяком случае, британский гидросамолет-разведчик, сделавший над ним круг, скромным ботом не заинтересовался.

Генрих Гарбер в этом плавании повторял маршрут Kyloe, но лишь отчасти. Он не стал спускаться далеко на юг, а сразу направился к Карибским островам. Развернувшись у Тринидада, Passim без каких бы то ни было проблем, подгоняемый попутными ветрами, достиг Африки.

Двух агентов высадили на побережье пустыни Намиб; третьего, для чего пришлось пройти еще 1300 миль, – в ангольском бухте Мосамедиш. После этого Passim взял курс на родину. Прорвавшись сквозь ураган в районе Азорских островов, пережив снежную бурю в Бискайском заливе, 31 декабря 1942 года он ошвартовался в порту Байонна. Позади остались 150 суток и 13 тысяч миль под парусами.


Обычная яхтенная жизнь… Если не знать, что все эти люди – агенты абвера. 1941 г.

В следующий рейс Passim вышел 10 июня 1943 года с двумя агентами – немцем и бразильцем, и путь яхты теперь лежал в Бразилию.

Секретность операции оставалась на высоком уровне, меры даже ужесточили, поскольку рыбаки Аркашона, где стояла яхта, стали проявлять повышенное любопытство к экипажу, а слухи о «призрачных моряках Гитлера» распространялись все активнее.

Гарбер поступил оправдавшим себя способом: в море был поднят португальский флаг, а яхту перекрасили и даже переименовали – теперь на ее бортах красовалось новое, а точнее сказать, подменное название «Мария-Луиза». И это помогло уже через несколько дней. Военные корабли, прикрывавшие следующий из Гибралтара конвой союзников, засекли яхту. Один из сторожевиков приблизился и выхватил ее прожектором из ночного мрака. Эти несколько минут показались Генриху Гарберу и его команде вечностью. А потом сторожевик отвернул…

Через 49 дней яхта достигла Бразилии. Место высадки было выбрано заранее – в 28 морских милях к северу от Рио-де-Жанейро, в Кабо-Фриу. И тут Генрих Гарбер чуть было не потерял Passim. Добираться до земли нелегалам предстояло на надувных лодках, и чтобы это заняло меньше времени, он слишком близко подвел яхту к берегу. Гарбер не знал, что в этом месте сильное прижимное течение, и яхту стало сносить. Бросили якорь, он вроде бы «взял», и все равно Гарбер торопил и агентов, и моряков, готовивших лодки. Те еще прыгали на волнах в нескольких метрах от яхты, когда резкий порыв ветра наклонил Passim, волна поддала в борт, и якорь пополз, и было понятно, что он уже не зацепится, не остановится и не остановит. И как назло, отказал мотор. Надежда была только на паруса и на умение людей управляться с ними. И люди не подвели, все же не зря Гарбер собрал в свою команду опытных яхтсменов, возможно, лучших яхтсменов его родного Гамбурга. Паруса поймали ветер, яхта начала слушаться руля, и сантиметр за сантиметром, неохотно складывающиеся в метры, стала отдаляться от прибрежных скал, укрытых белыми шапками пены. Между тем надувные лодки уже уткнулись в песок крохотного пляжа… Что ж, приказ выполнен, можно возвращаться.

Обратный путь занял на две недели больше – яхта заштилела в Атлантике, а вдобавок к тому, как выяснилось позже, отчаянно барахлил хронометр, что сказалось на точности навигационных вычислений. Они сильно уклонились на юг, но в конце концов выправили курс. Других происшествий не было.

25 октября 1943 года Passim вернулся в Аркашон, записав в свой актив еще 138 дней в океане и 12 тысяч пройденных миль.

Последнему рейсу яхты Генриха Гарбера через океан предшествовал визит на Passim двух людей в одинаковых плащах и с одинаково непроницаемыми лицами. Из предъявленных документов следовало, что они из ставки Гитлера и уполномочены вручить зондерфюреру Гарберу стальную шкатулку под сургучной печатью, дабы означенный Генрих Гарбер по прибытии в Аргентину передал ее людям, которые встретят его в Пунта-Могадес. Далее следовали особые приметы встречающих, пароль, отзыв…

Да, теперь им предстояло плыть в Аргентину. Им – это Генриху Гарберу, его экипажу и двум агентам. Тем надлежало заняться реализацией на черном рынке груза яхты, двух тонн лекарств. Вырученные от продажи медикаментов деньги должны были пойти на развертывание шпионской сети.



Так быстро Passim еще не ходил: в сутки – до 120 миль. Покинув Европу в конце мая, всего за несколько дней до высадки союзников в Нормандии, уже 11 июля 1944 года Passim был на траверзе местечка Пунта-Могадес, что к югу от устья реки Рио-де-ла-Плата. У яхты была радиосвязь с германским резидентом в Аргентине, поэтому к их приходу все было готово: в подошедшие лодки перегрузили лекарства, в них же перебрались агенты… В одной из лодок был человек, который – похож, пароль, отзыв! – принял из рук Гарбера железную шкатулку. Не обошлось и без сюрпризов: «похудевший» на две единицы экипаж яхты оставался таким лишь пару минут, так как на борт яхты поднялись три человека. Это были «засвеченные» немецкие агенты, их необходимо было срочно вывезти из Аргентины. Потом на яхту передали бочонки с водой и корзины с фруктами, ну хоть про это не забыли…

На обратном пути яхте вдосталь досталось ураганных ветров, с которыми она боролась почти два месяца. В корпусе открылась течь, так что приходилось постоянно работать на помпах. В клочья разлетались паруса, их без конца перекраивали и сшивали, отчего они приобретали странные формы, упорно сокращаясь в размерах.

И все же Passim приближался к Европе, и все насущнее вставал вопрос: а куда, собственно, идти? Радио доносило новости об успехах союзников во Франции – получается, туда нельзя. Португалия, несмотря на нейтралитет, все больше склонялась в сторону антигитлеровской коалиции. Испания? Даже она, прежде верная сторонница Германии, теперь предпочитала вести свою партию, отстаивать собственные интересы. И все-таки, наверное, Испания…

Генрих Гарбер рассчитывал, что ему и на сей раз удастся ввести в заблуждение портовые и все прочие власти. Он поднял флаг Аргентины и гюйс яхт клуба Буэнос-Айреса. Якобы они моряки, много лет назад интернированные в Аргентине, но они смогли купить яхту и теперь возвращаются на ней в Европу, ведь пассажирских линий нет, на военные корабли им нет доступа… Все это было шатко, убого, но ничего другого не придумывалось.

От своей яхты Генрих Гарбер требовал не скорости, а надежности, способности выдержать любой шторм, и Passim ни разу не подвел его


Вести дневники и тем более фотографировать запрещалось категорически, но Арндт-Георг Ниссен запреты нарушал из «творческих» соображений. 1941 г.

Уже когда показался берег Испании, Гарбер отдал приказ выбросить за борт все, что могло указать на «немецкий след», и за борт полетели дневники, открытки, фотографии родных, друзей, любимых… А потом к нему обратились с просьбой те, от кого он никаких просьб не ожидал. Агенты, ускользнувшие из Аргентины, предложили высадить их на надувной лодке, потому что так у них больше шансов не попасть в лапы полиции, да и у спасших их яхтсменов будет меньше проблем. Гарбер не стал спорить, отговаривать, и вскоре экипаж яхты вновь стал «штатным».

Они вошли в порт Виго и тут же были задержаны и препровождены сначала в полицейский участок, а потом в тюрьму. Немецкому консулу потребовалось шесть недель, чтобы вызволить их из-за решетки, но при всем старании он не смог вернуть им яхту…

До Германии они добирались на самолете. Затем Генрих Гарбер отправился в Берлин, там ему должны были вручить высшую награду Третьего рейха, и там же он получил новое задание – доставить немецких агентов в устье реки Ориноко. Для этой цели ему было предложено стать капитаном катера Prinz Adalbert, имевшего вспомогательное парусное вооружение. Однако Гарбер даже не добрался до Киля, где находился катер, как его догнал новый приказ: операция отменяется, ему же следует подобрать яхту, способную помимо экипажа взять на борт еще не менее десяти человек, и перейти на ней в Амстердам, где ждать дальнейших распоряжений.

Таковых не было вплоть до 10 мая, когда на яхте появились британские солдаты.

Вердикт

– Вы полагаете, что вас… вашу яхту собирались использовать для переправки за океан нацистских преступников?

Генрих Гарбер пожал плечами:

– Никаких сомнений. Война проиграна, мне это стало понятно, когда в ноябре 44-го я оказался в Германии. До того я не представлял, что все настолько плохо. Много месяцев мы были в море, а словно в другом мире, и порой нам казалось, что эти миры никак не соприкасаются. Это была другая жизнь, а жизнь под парусами обладает мистическим свойством вырывать человека из действительности. А потом нас в эту действительность вернули. В ту Германию, которая содрогалась от воздушных тревог, в Германию разрушенных городов, в страну, не имеющую будущего.

– У вас была возможность бежать за границу, хотя бы в ту же Аргентину, почему вы этого не сделали?

– Я офицер, и лишь капитуляция Германии сняла с меня все обязательства.

Сотрудник MI-6 закрыл папку, у него больше вопросов не было. А вот слова были:

– Вам повезло, Гарбер. И вам, и Кристиану Ниссену, он тоже арестован, и вашим матросам. На яхтах не было оружия, и тому есть сторонние подтверждения. Могу вам рассказать, что стало с агентами, которых вы доставили в Африку и Южную Америку. Те, что были высажены в пустыне Намиб, пропали без вести, а тот, которого высадили на ангольском берегу, задержан и помещен в концлагерь, и поверьте, на допросах он не молчал. Те же агенты, которых вы доставили в Бразилию, тут же «засветились», скрылись в джунглях, заблудились, и специальный полицейский отряд фактически спас их от голодной смерти. Последняя ваша миссия в Аргентину тоже закончилась провалом – лекарства были реквизированы, агенты арестованы. Кстати, вам интересно узнать, что было той шкатулке? В ней было личное послание Гитлера немцам, проживающим в Южной Америке, с призывом оставаться верным идеалам национал-социализма. Так вот все эти агенты в один голос твердят, что оружия на борту Passim не было. А значит, пусть вы и ваши подчиненные и выполняли секретные миссии, но их никак не подведешь под определение «боевые операции». Я не знаю, каким будет приговор суда, хотя уверен, что заключения вам не избежать, но даже если так, оно вряд ли будет длительным. Со своей стороны, Гарбер, должен выразить свое восхищение вашим искусством яхтсмена. И мне жаль, что на папке с вашим делом появится гриф «секретно», увы, таковы законы секретных служб и судьба их агентов – оставаться в тени. Вот почему о ваших удивительных плаваниях через океан никто никогда не узнает.

– Может быть, это и к лучшему, – сказал Генрих Гарбер.

P.S.

В 1953 году в журнале «Штерн» была напечатана статья, в которой рассказывалось о рейсе в Южную Африку яхты Kyloe. Появилась статья благодаря Арндту-Георгу Ниссену, одному из членов экипажа яхты. Дело в том, что этот отличный яхтсмен был еще и одаренным художником. И как всякой творческой личности, ему претили любые ограничения. Вот почему вопреки запретам во время плавания он вел дневник, фотографировал, а потом сумел сохранить и дневник, и снимки. Должно быть, по той же причине он и поделился своими воспоминаниями с немецкими журналистами.

Прошло еще двадцать лет, и на прилавки легла книга «Парусные призраки», автором которой был французский писатель Марк Ожье, выступавший под псевдонимом Сен-Лу. В годы войны он был среди тех французов, что воевали в дивизии СС «Шарлемань», был ранен, после войны занимался переброской беглых нацистов в Южную Америку… и все это время он писал статьи в газеты, журналы, публиковал романы и повести. В книге «Парусные призраки» он рассказал все, что было ему известно о плаваниях яхт Ниссена и Гарбера, хотя большая часть книги – это описание его собственного плавания на яхте в районе мыса Горн в поисках секретного убежища Адольфа Гитлера, которым Ожье восхищался до последних своих дней. Увидевшая свет в 1973 году книга «Парусные призраки» больше не переиздавалась.

В следующие десятилетия упоминания о «парусных экспедициях» абвера от случая к случаю появлялись в различных публикациях, в основном посвященных Вильгельму Канарису и Робби Лейбрандту. И тут будут уместны несколько строк о них...

В 1944 году адмирал Канарис был отстранен от должности из-за непрекращающихся провалов его агентов, а после покушения на Гитлера арестован. В феврале 1945 года вместе с другими подследственными по делу о покушении на фюрера был помещен в концлагерь и 9 апреля повешен.

Вернувшись на родину, Робби Лейбрандт установил связь с прогерманской организацией «Оссеваге Брандвахт» и сформировал диверсионную группу «Национал-социалистическое восстание». В конце 1942 года он был арестован. Когда Лейбрандт впервые вошел в зал суда, он отдал нацистское приветствие, и часть зала ответила ему. Робби Лейбрандт был приговорен к смертной казни за государственную измену, но затем высшую меру заменили на пожизненное заключение. В 1948 году Лейбрандт был амнистирован и встречен толпой как национальный герой.

И о моряках…


Арндт-Георг Ниссен собственной персоной...



...и его матросская книжка. 1941 г.

Кристиан Ниссен после отбытия наказания вернулся в любимый Бремен. Его брат Арндт-Георг всецело посвятил себя живописи и со временем стал одним из лучших аквалеристов и маринистов Германии, ну а по части изображения яхт он точно был лучшим. На протяжении многих десятилетий Арндт-Георг Ниссен был ведущим художником журнала Die Yacht. После смерти Ниссена в декабре 1979 года родственники и поклонники творчества художника привели в порядок его архив, занялись публикацией документов, и в конце концов в Сети появились снимки экипажа Kyloe…

Генрих Гарбер провел в заключении три года. Вернувшись на родину, организовал небольшую верфь в Гамбурге. Корпуса первых своих яхт собирал из металлических листов, которые в годы войны должны были, но не успели пойти на строительство подводных лодок. Одной из самых известных его яхт стала Atlantis, построенная в 1958 году по проекту Курта Олемана, она и сейчас на плаву и ходит под флагом Великобритании. Умер Генрих Гарбер 18 декабря 1963 года.

И как эпитафия. Всего за время выполнения спецопераций Генрих Гарбер прошел 35 415 морских миль и провел в море 545 дней, и это больше, чем любой другой командир корабля Kriegsmarine в годы Второй мировой войны.


Генрих Гарбер был награжден Рыцарским железным крестом. 1944 г.

Яхта для фюрера

В 1936 году в Германии были построены две 85-футовые яхты, которые получили названия Ostwind и Nordwind. Одной из них впоследствии была отведена поистине историческая роль…

Но прежде надо сказать об отношении фашистских бонз к парусному спорту. Оно было достаточно прохладным, хотя по поручению фюрера его ближайший сподвижник Герман Геринг стал «попечителем» всех яхтсменов рейха. Автоматически он стал почетным командором всех яхт-клубов, и на десятках, даже сотнях, яхт появились медные таблички с указанием, что это «яхта Геринга». При этом если «толстый боров», как называли Геринга во вражеской прессе, если и выходил в море, то исключительно на моторной яхте Carin II.

Своя моторная яхта, Grille, и очень приличных размеров, не говоря уж роскоши внутреннего убранства, была и у Адольфа Гитлера. Однако фюрер тоже не слишком баловал ее посещениями, и уж точно не ей была отведена упомянутая выше историческая роль.




Яхта Генриха Гарбера Passim. 1943 г.

После начала войны с Великобританией фюрер был настолько уверен в скором и победоносном ее завершении, что лично разработал сценарий процедуры капитуляции. Мнивший себя большим художником, в юности не раз рисовавший море и парусники, Гитлер дал волю фантазии. Будет так: на яхте, обязательно парусной, он поднимается по Темзе к Букингемскому дворцу и там примет из рук премьер-министра Черчилля «ключи от Англии»– и только после этого сойдет на землю покоренной им страны.

Этой яхтой и должна была стать одна из «сестер» – Ostwind, более презентабельных как по качеству изготовления, так и по облику яхт в Германии не было.

Однако с победой над британцами у Гитлера не заладилось, и обе яхты всю войну простояли в сухом доке в Киле.

Когда город был занят союзными войсками, Ostwind объявили собственностью американского флота, а его «сетру» – британских ВМС.

В 1947 году Ostwind свои ходом пересек океан и поступил в распоряжение Военно-морской академии США в штате Мэриленд. Однако учебным судном яхта пробыла недолго: требовался ремонт, академия сочла траты чрезмерными и продала Ostwind Джону Лайману, в прошлом моряку, а теперь сотруднику океанариума Майами. Тот подлатал яхту, но уже к 1959 году вознамерился яхту продать, так как ее содержание оказалось ему не по карману. Но за 25 тысяч долларов Ostwind оказался никому не нужен… Пришлось снижать цену, и не раз, и все же Джон Лайман избавился от своей собственности в 1966 году.


Atlantis – яхта, построенная на верфи Генриха Гарбера

Яхту отбуксировали на небольшую верфь в городе Джексонвилл. Там ее поставили в док, и на этом деньги у нового хозяина судна закончились. На протяжении следующих двух десятков лет яхта не раз меняла владельцев, а кончилось тем, что один из них стал планомерно разбирать ее на сувениры и пускать те в продажу. Так и сравнительно дешево у любителей истории со своеобразными вкусами появилась возможность приобрести пластинку 6 на 3 дюйма, отлитую из свинца, выплавленного из бульбкиля «яхты Гитлера», и кусочек паруса, и обрывок троса…

Скорее всего с такой коммерцией Ostwind вскоре вообще исчезла бы с лица земли, разлетевшись по собраниям коллекционеров, если бы Чарльз Сандерс, сотрудник Военного музея в Плимуте, не загорелся идеей   отреставрировать яхту и превратить ее в экспонат. Но тут внезапно напомнила о себе общественность: как, яхта Гитлера будет красоваться рядом с копией «Мэйфлаура», корабля, на котором в Америку прибыли первые поселенцы? Что же это получается – нацистский символ в городе свободы?

Возмущение было столь велико, что Сандерс не только отказался от своей идеи, но и поспособствовал продаже яхты за символическую сумму в один доллар еврейской общине Майами-Бич. У ее лидера Абе Резника, полицейского на пенсии, были свои взгляды, какой должен быть конец яхты Ostwind. Да, поначалу ее хотели предать огню, но в этом случае место костровища могло обрести своих поклонников. Нет, надо по-другому…

«Тиликум» в океане. Рисунок Анны Джонс

На индейской пироге вокруг света... Позвольте, да возможно ли такое? Да, если она идет под парусами, и - да! - если у руля настоящий моряк. Это случилось еще до Первой мировой войны, тем удивительнее эта история.

Мистер Глейзер был хозяином небольшого токийского издательства, выпускающего книги на английском языке.

– Почему бы и вам не написать книгу? – спросил он.

Капитан Джон Клаус Восс строго посмотрел на собеседника, помялся, но вынужден был признаться:

– Я не умею.

– Зато вы великолепный рассказчик. Я был на ваших лекциях и должен со всей ответственностью заверить вас в этом. Слепите скелет, а мясо мы нарастим. Мол, так и так, родился, женился, но главное – приключения. Как искали золото, как плавали на больших кораблях, как отправились через океан на индейской пироге, и про тайфун у берегов Японии, в котором вы непонятно как, но выжили. Ну что, согласны?



Капитан Джон Клаус Восс. 90-е годы XIX века

Капитан Восс задумался: с одной стороны… но с другой стороны…

– Я готов выплатить аванс, – поспешил добавить Глейзер.

– Согласен, – сказал Восс. – Но с одним условием.

– Принимается любое!

– Те детали, которые я сочту важными, вы не вычеркните и не сгладите. То есть если я напишу, что одно из самых надежных средств против морской болезни – удар по ребрам, вы не превратите это в дружеский тычок.

– Договорились! – горячо заверил Глейзер.

– Тогда по рукам.

В 1913 году книга капитана Джона К. Восса, в которой он рассказывал о своей жизни и своих приключениях, увидела свет. И стала популярной, хотя, к огорчению автора и мистера Глейзера, не настолько, насколько заслуживала. А все война, начавшаяся в Европе, а ставшая мировой. Когда гремят пушки, как-то не до плаваний на малых парусниках, тем более не до рассказов о них. И об их капитанах.

Джон Клаус Восс был настоящим героем, а стал… Он вернулся в Канаду и стал владельцем крохотной транспортной фирмы с парком всего-то в два автобуса. За руль одного из них он сел сам, и никто из пассажиров не знал, что водитель их автобуса – искусный моряк, бесстрашный искатель приключений, да что там, вся жизнь его была приключением!

Как стать капитаном

1 января 1874 года Йоганнес Клаус Фосс, паренек из деревни Моордик, был принят учеником на верфь «Шюдер и Кремер» в Эльмсхорне с одним талером жалованья в месяц, бесплатным коштом и проживанием. Три года он работал от рассвета до заката, лишь в мечтах надеясь покинуть бесконечно унылый Шлезвиг-Гольштейн. Но ему повезло – он был принят юнгой на трехмачтовый парусник «Дора» с близкой перспективой стать корабельным плотником. Правда, до этого ему предстояло стать своим и в кубрике. Это право – быть равным среди равных – ему пришлось отвоевывать кулаками: палубные матросы уважали лишь тех, кто умел постоять за себя. Также в его пользу было то, что он оказался неподвержен – совершенно! – морской болезни.

Обратили внимание на юнца и на шканцах – именно расторопного новичка взял с собой капитан Вульф, когда отправился на берег. В Гуаякиле у капитана жил приятель дон Педро, с которым они устраивали гонки на парусных ботах. Йоганнесу предстояло работать на шкотах. Со своей задачей он справился на «отлично», сделав два открытия: во-первых, есть такая штука – спорт, когда соревнуются ради удовольствия и победы, а не ради денег; а во-вторых, спорт – это занятие для джентльменов, которые в иных обстоятельствах и рук не замарают, хоть их стреляй.

– Интересно, каково это, быть джентльменом? – сам себя спросил Йоганнес.

Этот вопрос занимал его несколько лет, особенно во время военной службы. С людьми его положения и происхождения на немецких кораблях не церемонились. По окончании службы корабельный плотник Фосс был зачислен на новенький барк «Дж. У. Паркер». И сбежал с него Сан-Франциско со всей командой, пораженной «золотой лихорадкой». Однако, потолкавшись среди старателей, Фосс за лучшее вернуться. Следом за ним на «Дж. У. Паркер» привезли несколько забулдыг, которым предстояло стать матросами лучшего в мире парусника.

Одним из новоприбывших оказался некто Макферсон, в прошлом – шкипер, которого ром и бренди лишили капитанского мостика. На «Дж. У. Паркере» лишенный выпивки Макферсон решил взяться за ум и попытаться вернуть себе капитанский патент. В компанию себе он пригласил Фосса.



"Тиликум"

Три месяца понадобилось корабельному плотнику, чтобы зазубрить учебник навигации, после чего он со всем почтением обратился к капитану барка мистеру Педерсону с просьбой о содействии его мечте стать шкипером.

Тот думал он пять дней, а потом объявил:

– Сдать экзамен на шкипера легче в Англии, чем в Германии, поэтому вам нужно стать подданным ее величества королевы Виктории. И сменить имя!

В 1887 году, во время долгой стоянки в Лондоне, Джон Клаус Восс (теперь его звали так) сдал экзамен, и ему был вручен диплом, которым удостоверялось, что он овладел навигационной наукой и имеет право водить морские суда в любых водах.

Так Йоганнес Клаус… то есть Джон Клаус стал шкипером и джентльменом.

Тысячи миль до золота

Восс отправился в Британскую Колумбию, чтобы вступить в должность второго штурмана на каботажнике «Топ Галант». Несколько лет он бороздил прибрежные воды Канады, пока не стал первым штурманом, а потом и капитаном барка «Пруссия», чье название поначалу вызывало у него ироническую усмешку.

В 1898 году вследствие «неремонтопригодности» барк был поставлен на прикол, а его капитан получил расчет. Кое-какие сбережения у Восса имелись, и он не спешил с поисками работы. Удача подвалила в лице господина Хеффнера.

– Мистер Восс, вы знаете Джима Демпстера?

– На «Топ Галант» мы находили с ним не одну тысячу миль.

– Та вот он умер. И перед смертью написал вам письмо.

Из послания следовало, во-первых, что Восс может всецело доверять Джорджу Хеффнеру, а во-вторых, что означенному господину известно, что на острове Кокос зарыт клад и где именно он зарыт.

По словам Хеффнера, во время очередной революции в Коста-Рике свергнутое правительство погрузило государственную казну на корабль, капитан которого вместо того, чтобы следовать в пункт назначения, отправился на остров Кокос, где и зарыл сокровище. На обратном пути его судно было атаковано кораблями нового правительства Коста-Рики. В скоротечном бою уцелели лишь капитан-изменник и юнга. Капитан до сих пор сидел в тюрьме и молчал, храня тайну 7 миллионов фунтов стерлингов, а юнга сбежал, встретил Хеффнера, который укрыл его от погони, и в благодарность рассказал о кладе и даже поставил красный крест на карте острова.

Джордж Хеффнер развернул перед Воссом карту:
– Вот он, крест, и здесь оно, золото! Предлагаю вам, капитан, треть – 2 333 333 фунта. Вторая треть – мне. Другая – правительству Коста-Рики, которое выдало мне лицензию на поиски. Вам предстоит найти подходящее судно и набрать команду...



Джон Клаус Восс со своим семейством. Правда, когда Восс пустился в свое беспримерное плавание, с женой он был в разводе, но когда стал знаменит, супруга изъявила желание возобновить отношения. И Восс уступил

– По рукам!

Через пару дней Джон Клаус Восс предложил партнеру 100-тонную шхуну, однако Хеффнер огорошил его известием, что планы изменились – он заключил сделку с командующим британской эскадрой адмиралом Паллистером: тот согласился за все ту же треть повести свои корабли к острову Кокос.

Однако полгода спустя Восс получил письмо от Хеффнера. Тот сообщал, что уже на борту адмиральского флагмана узнал, что отношение к его затее властей Коста-Рики изменилось: в случае если клад будет найден, ему будут полагаться жалкие 10%, все остальное отойдет правительству, которое потом само рассчитается с англичанами. Оскорбленный, он неверно указал место, сокровище найдено не было, эскадра вернулась ни с чем. Поэтому он возвращает к жизни свое прежнее предложение...

Несмотря на было предательство, Восс отбил телеграмму: «Согласен. Ждите»» – и занялся поисками судна. Денег хватило на 10-тонный шлюп, который он назвал «Ксора». С длиной 10,7 и шириной 3,7 метра это суденышко не смогло бы увезти и десятой доли сокровищ, но Восс рассудил, что можно сделать и несколько рейсов!

Под начало к себе Восс взял старину Макферсона и другого своего знакомца – Джека Хоопа. Каждый из троих готов был поклясться на Библии, что никому не проронил ни слова, однако провожать кладоискателей в плавание вышел весь город.

Обогнув мыс Флаттерн, «Ксора» направилась на юг. Через несколько дней засвежело, и тут «Ксора» продемонстрировала, насколько она валкая. Когда качка стала совсем невыносимой, Восс из нескольких шестов и старого брезента соорудил подобие мешка, который был спущен на тросе за борт. Развернуть судно носом к ветру плавучему якорю оказалось не под силу, и тогда в дополнение к нему на корме подняли небольшой парус. И этот лоскуток, словно флюгер, развернул «Ксору».

Спустя три недели пути моряки вошли в мексиканский порт Сан-Блас.



«Тиликум» в Тихом океане. Рисунок Джека Вудса

Джордж Хеффнер не встретил их по самой уважительной из причин – он умер.

– Ничего, карта Хеффнера у меня здесь! – сказал свои напарникам Восс и постучал пальцем по лбу. – Кстати, ваша доля возрастает, делиться-то не с кем.

Тысячу миль до острова сокровищ они отмахали, что называется, на одном дыхании. Якорь бросили в полумиле от берега. Восс с МакФерсоном отправились на тузике на остров. В бухте, окруженной рифами, у флагштока с выцветшим флагом Коста-Рики их встретил дочерна загоревший человек, представившийся губернатором острова.

– Мы с женой единственные его обитатели. А вы, конечно, прибыли за сокровищами? Что ж, ищите, не вы первые, не вы последние.

Обескураженный Восс спросил, не может ли губернатор провести «Ксору» сквозь рифы. Тот заверил, что подобная услуга для него только в радость. Увы, кончилось тем, что «Ксора» напоролась на камни. Чудом сдернув с них шлюп, мореплаватели подвели «Ксору» к берегу и выбросились на песок, подставив солнцу ее изуродованный борт.

Пришлось за сокровищем топать Макферсону и Хоопу, а Воссу вспомнить ремесло плотника. Ремонт занял неделю, по истечении которой «Ксору» можно было стаскивать на воду и отправляться восвояси. Да-да, крест на карте Хеффнера указывал на место, которое было перекопано уже не один десяток раз – другими кладоискателями.

Джон Восс и его команда взяли курс на Гуаякиль, лежащий в шестистах милях к осту. Куда и прибыли шесть дней спустя, и куда не были допущены из-за свирепствовавшей в городе желтой лихорадки. Им посоветовали идти в Кальяо, и 11 октября, пройдя еще тысячу миль, они отдали там швартовы.

Здесь дороги моряков разошлись. Макферсон и Хооп нанялись на судно, идущее в Чили за селитрой, а Джон Восс, продав «Ксору» (с выгодой, полностью окупив путешествие в семь тысяч миль), вернулся в Канаду, в Викторию.

Вызов принят

В Канаде его ждало предложение стать капитаном парусника, курсировавшем между Америкой и Японией, однако два года спустя Восс вновь оказался на берегу. Причина была проста: эпоха парусных кораблей заканчивалась, им на смену шли пароходы, и шкиперы старой закалки стали никому не нужны. Так думал капитан Восс, но он ошибался.

– Меня зовут Норман Лакстон, – представился молодой человек. – Я репортер местной газеты. А вы капитан Джон Восс?

– Чем обязан?

– Вы слышали о Джошуа Слокаме? Этот смельчак обошел вокруг света в одиночку на шлюпе «Спрей». Наша газета писала о его плавании. А теперь он и книгу выпустил.

– Не слышал. Не читал.

– Вот эта книга. Посмотрите. Уверен, она покажется вам небезынтересной. И поговорим завтра.

Книгу Восс «проглотил» за ночь. Ну, что сказать? Слокам, конечно, отважный мореход, но Фортуна явно благоволила ему. Он, Джон Восс, ни за что не пустится в дальнее плавание один. Быть раздавленным сослепу каким-нибудь тупорылым пароходом – это не для него! Так он и сказал Лакстону утром, мол, он и сам бы совершил нечто подобное, но лишь в компании, не в одиночку.

– Это замечательно! – воскликнул репортер. – Я пойду с вами, но важно, чтобы наше судно было меньше, чем «Спрей», и совсем хорошо, если оно будет каким-нибудь… необычным, что ли.

В том и был секрет: на волне интереса к плаванию Слокама был назначен приз в 5000 долларов за кругосветное плавание на судне меньших размеров. Число членов экипажа при этом не оговаривалось.

– Половина призовых ваши. Плюс половина всех гонораров за статьи, которые я напишу. Плюс половина доходов от будущей книги о нашем рейсе.

Они составили договор, расписав взаимные обязательства. В частности, Джон Восс обязывался приобрести судно, оснастить его и провести вокруг света.

На следующий день капитан отправился в индейскую деревню на берегу Ванкуверской бухты. Там он купил самую большую индейскую пирогу возрастом по меньшей мере в полвека, зато сделанную из единого ствола не поддающегося гниению красного кедра. На прощание бывший владелец пироги сделал покупателю подарок, вручив прокопченную голову своего давно умершего отца, строителя пироги.

– Это вам на счастье.

В Виктории капитан взялся оборудовать пирогу в соответствии со своим замыслом. Он нарастил борта где на 10, а где на 20 сантиметров. Укрепил корпус шпангоутами и кильсоном. Снизу к днищу был прилажен свинцовый киль. Затем пришел черед палубы и рубки со столом, койками и шкафчиками для провизии. Еще одну маленькую рубку Восс установил на корме; к этой рубке были проведены фалы от трех небольших мачт (трех – чтобы при сохранении площади понизить центр парусности).

Свое судно капитан Восс назвал «Тиликум»! По-индейски это означало «друг».



«Тиликум» покидает Канаду

Вперед, на Запад!

Они отчалили 7 июля 1901 года. И тут выяснилось, что Лакстон подвержен морской болезни. При очередном приступе он просто бросил руль. Пришлось Воссу вспомнить, как в годы его юности приводили в себя «травил». Безжалостный удар по ребрам взбодрил репортера настолько, что он снова взялся за румпель.

Не мешкая, Восс достал плавучий якорь, о котором позаботился еще на берегу, соорудив его из толстого железного обруча и конического парусинового мешка. Выпустив якорь за борт, он спустил паруса и, видя, как разворачивается по волне и успокаивается «Тиликум», задумался над тем, что ему делать со своим спутником. Ну не бить же его каждый раз, как океан вздумает показать свой норов!

Было еще одно средство, которое Восс считал не менее жестоким. Под угрозой физического насилия, перед которым поблекнут достижения испанской инквизиции, Лакстон выхлебал две кружки морской воды. Та, естественно, тут же попросилась обратно за борт. Таким образом произошло полное очищение организма, который в дальнейшем, надо полагать, чтобы избежать мучений, уже не капризничал.

По первоначальному замыслу Восс намеревался сделать первую остановку на Маркизских островах. Однако с установившимся ветром им пришлось бы идти круто в бакштаг. Все-таки индейская пирога, пусть и модернизированная, была не самым резвым и остойчивым ходоком. Поэтому решено было идти к острову Пенрин.
До него оставалась неделя, когда ветер сначала стих, а потом задул с утроенной силой. Капитан послал Лакстона на бак, где напарник по первой же команде должен был бросить плавучий якорь.

Дождавшись пологой волны Восс повернул руль на ветер. Судно привелось… и вдруг перед «Тиликумом» поднялась водяная стена.

– Якорь на воду!

Отчаянный крик не возымел действия. Нет, репортер бросил плавучий якорь, но не в воду, а на палубу, и стал взбираться на мачту. Волна обрушилась на «Тиликум», но отчего-то не потопила, а, напротив, спасла его. Она смыла якорь за борт, тот уперся в воду, и развернул судно носом к волне.

– Не будьте обезьяной, Лакстон, – сказал Восс. – Слезайте.

Острова Пенрин мореплаватели достигли на 59-й день путешествия. Там они задержались ровно на столько, чтобы не обидеть местного короля, в подданных которого значилось население целой деревни. В честь гостей был дан ужин, во время которого их потчевали жареной свининой, корнями ямса и экзотическими танцами.

Побывав на островах Монахиаи и Самоа, мореплаватели добрались до Фиджи. На несколько дней они задержались там – и зря, потому что Лакстон заявил:

– Я решил плыть в Австралию на пароходе и дожидаться вас там. За это время я опишу все, что нам довелось испытать, а вы потом расскажете мне об этом отрезке, и я обработаю материал. Литературно.

Против правил Джона Клауса Восса было хватать кого-либо за фалды, и он лишь буркнул:

– Бог в помощь.

Неделю спустя на борту «Тиликума» появился новый член экипажа – Луи Бриджент, который хотел навестить сестру, жившую на острове Тасмания.

Однажды вечером – в 600 милях от Сувы и в 1600 от Сиднея – Восс решил исправить подсветку компаса. Он вытащил его из нактоуза и спустился в каюту. Очистив обгоревший фитиль, капитан протянул его Бридженту. Тот, придерживая румпель ногой, взял компасный котелок двумя руками.

Откуда взялась это проклятая волна? Она прокатилась по палубе, зашвырнув Восса обратно в каюту. Когда он вновь выбрался на палубу, кокпит был пуст. Это что же получается, Бриджент не был привязан страховочным линем? И руки у него были заняты...
Несколько часов Восс кружил вокруг места исчезновения напарника. Все напрасно. Когда взошло солнце, он вознес молитву Господу, дабы не обошел Он своим попечением упокоившегося в пучине.

Затем Восс принялся искать запасной компас. Он перерыл весь «Тиликум», и все впустую. (Впоследствии выяснилось, что Лакстон прихватил его с собой «на память».) Что ж, по крайней мере у него есть звезды и секстант.



…в Австралии

Первые дни он совсем не мог спать. И не столько из-за страха за «Тиликум» и свою жизнь, сколько из-за сновидений, в которых возникал Луи Бриджент. 30 октября, когда Восс тщетно пытался заснуть, его дрейфовавшее судно оказалось во власти шквала. Фок-мачта затрещала и повалилась за борт. И она же стала дополнительным плавучим якорем... Восс вытащил мачту на палубу, освободил ее от снастей, накрепко принайтовил и... отправился спать. И заснул спокойным глубоким сном, потому что теперь был уверен, все страшное, что могло случиться, уже случилось.

Он вошел в гавань Сиднея, отказавшись от услуг лоцмана.

Чужое пророчество

По поводу несчастного случая с Луи Бриджентом никаких неприятностей Воссу не чинили. Австралийцы вполне удовлетворились объяснениями капитана. А вот с Норманом Лакстоном вышла закавыка. Он встретился с Воссом в присутствии брюнетки, которая была представлена как миссис Симпсон.

– Восс, дружище, миссис Симпсон медиум. Она предрекла мне гибель, если я продолжу плавание. Я и тебе советую оставить эту затею.

Джон Восс так ответил на это:

– Что бы мне ни пророчили, я поплыву дальше. К тому же у нас договор...

– Ну, договор можно и аннулировать.

В течение следующего часа капитан и репортер заполнили новые бумаги, из которых следовало, что отныне все права собственности на «Тиликум» принадлежат мистеру Джону Клаусу Воссу. Оставалось всего ничего: найти деньги для продолжения путешествия и нового партнера.

Деньги Восс заработал, выставив «Тиликум» на ярмарке для всеобщего, но не безвозмездного обозрения. Напарником же в плавании вызвался быть студент Фрэнк Хилтон.

– Пока до Мельбурна, а там посмотрим, – сказал он и не обманул, разделив компанию с Воссом до Мельбурна. А дальше…

– Нет, капитан, увольте, это не для меня». – Свои обязательства Хилтон выполнил

Джон Клаус Восс кивнул: да, пожалуй. Хилтон оказался подвержен морской болезни в столь тяжелой форме, что бить и поить забортной водой было бесполезно, это уже было бы чистым издевательством.

В Мельбурне Восс решил вновь подзаработать на демонстрации «Тиликума». Когда суденышко извлекли из воды, лопнул крюк крана, и «Тиликум» со страшным треском рухнул на камни набережной. По корпусу из красного кедра зазмеились трещины.

– Я готов возместить ущерб в размере 22 фунтов, – предложил хозяин транспортной конторы.

На это президент мельбурнского яхт-клуба, почетным членом которого стал Восс, посоветовал капитану подать в суд.

– Сколько нужно, чтобы отремонтировать ваше судно?

– Фунтов 70 будет достаточно.

– Мы вчиним иск на 500!



…на островах Полинезии

Процесс все никак не мог начаться, а начавшись, длился целую неделю. Своим вердиктом высокий суд постановил выплатить Джону Клаусу Воссу возмещение в размере 200 фунтов. Предвидя апелляцию, адвокат посоветовал взять 100, но сейчас. Такой компромисс Восса вполне устроил, тем более что ремонт «Тиликума» он был намерен провести своими силами.

Оставался вопрос напарника. Его доставили из портовой гостиницы в невменяемом состоянии. Очнулся он в море и по приходу в Аделаиду сразу же сбежал.

В Аделаиде Восс выступал с лекциями, за плату показывал свое судно, и все прикидывал, куда направиться дальше. Уже год он в Австралии, пора с этим кончать!

Так куда ему проложить курс? Вокруг мыса Горн на индейской пироге – это явно чересчур. Идти к мысу Доброй Надежды – это постоянно править круто к ветру, что опять-таки не для «Тиликума». Еще можно пойти через Тасманию и Новую Зеландию, затем с пассатом обогнуть Австралии, а потом уже – к мысу Доброй Надежды. Правда, путь удлинится на 2000 миль, зато...

Большой вождь

– Меня зовут Эдвард Доннер.

Человек европейской наружности, но сплошь покрытый татуировками, как принято у канаков, стал новым напарником Джона Восса.

Доннер несколько лет прожил на южных островах, а в Австралии пробавлялся тем, что демонстрировал в ярмарочных балаганах свое татуированное тело.

– Ниже пояса только мужчинам и за отдельную плату. Не желаете взглянуть? Нет? Зря.

4 января 1902 года Восс и Доннер вышли в море. Восемьсот миль до Хобарта были пройдены ими за тринадцать дней. Там Восс посетил сестру Луи Бриджента. Из письма она уже знала о гибели брата и, будучи из семьи моряков, ни в чем не обвиняла Восса, а море обвинять было бессмысленно.

Следующей целью мореплавателей был город Инверкаргилл на южной оконечности Новой Зеландии. Там к капитану «Тиликума» явилась депутация маори, глава которой изрек:

– Ваше плавание, капитан Восс, доказало, что предания нашего народа о переходах через океан на пирогах ни в чем не лгут. И мы бесконечно благодарны вам за это. А посему вы, капитан, становитесь нашим почетным вождем!

Эдвард Доннер был настолько очарован простотой местных нравов, а также ангажементом от директора местного цирка, которого восхитил заезжий татуированный мужчина, что оставил Восса наедине с проблемой поиска нового спутника. Им стал Уильям Рассел.

– Понимаете, родные сватают меня в священники. А мне хочется острых ощущений. Думаю, путешествие с вами, капитан, обеспечит меня ими.

17 августа они проложили курс на Новые Гебриды, лежавшие в 1200 милях на север. Тринадцать дней спустя они проходили те самые места, где волна смыла за борт Луи Бриджента, а утром второго сентября увидели остров Анейтьюм. Зная, что здешние аборигены до сих пор балуются человечинкой, они с опаской приняли предложение подошедшего на лодке пастора Уатта, местного миссионера, высадиться на берег. Там мореплавателей встретили полуголые мужчины, ноздри которых были проткнуты белыми косточками, подозрительно напоминающими фаланги пальцев. Однако все оказалось совсем не страшно, и несколько дней на острове превратились в один сплошной праздник.

– А как тут с людоедством? – скорее в шутку спросил миссионера Уильям Рассел. – Представляете, в лоции написано, что здесь это весьма распространено.

– Люди склонны к преувеличениям, – смиренно молвил пастор Уатт. – Вовсе даже не «весьма». Вождей, – пастор поклонился капитану Воссу, – тут не едят.

Через два часа «Тиликум» покинул остров. Уильям Рассел был этому весьма рад.

Миновав Большой барьерный риф и Торресов пролив, они вышли к мысу Йорк. Обогнули Австралию и на несколько дней задержались на острове Четверга. Далее их путь лежал через Арафурское море к Индийскому океану. И тут капитан Восс чуть не распрощался с жизнью, отравившись испорченными консервами. Из последних сил Восс довел «Тиликум» до островов Уэссел и сошел… выполз на берег. Он предпочитал быть закопанным, как полагается христианину, нежели быть зашитым в парусину и спущенным за борт. Призвав к себе Рассела, он прошептал:

– Билли, жаль, что ты не священник...

– Вы хотите исповедаться, капитан? Не выйдет. Но вы можете покаяться. Но прежде выпейте вот это.

Рассел протянул горшок с вонючей жидкостью. Восс влил ее в себя, и глаза его полезли из орбит. Температура тела явно зашкалила за 100 градусов, а потом все токсины бросились наутек, не разбирая имеющихся в человеческом организме отверстий. Но стало легче. Настолько, что час спустя Рассел кормил капитана с ложечки овсяным отваром и рассказывал, как сообразил растворить в кипятке лошадиную дозу горчицы.

Острова Родригес они достигли 28 ноября. До Африки оставалось всего 1200 миль. В Дурбан они прибыли к Новому году. В кают-компании местного яхт-клуба они выпили за все хорошее, что было в минувшем году, и все то лучшее, что будет в наступающем 1904-м от Рождества Христова.

Несколько дней развеселого гуляния закончились тем, что Уильям Рассел отправился в Трансвааль, где только что нашли алмазы, а на борт «Тиликума» поднялся Гарри Гаррисон. То был юноша бледный, тощий и зацикленный на своей неминуемой кончине от скоротечной чахотки. Он не страдал от морской болезни, у него был другой недостаток – он молчал. Сначала это даже любопытно, через неделю начинает бесить. Привыкание наступает недели через две. Привык и Восс.

Несмотря на сильный шторм, они одолели мыс Доброй Надежды и надолго задержались в Капстаде (сейчас – Кейптаун), чтобы капитан мог пополнить судовую кассу десятком-другим лекций. Лишь 14 апреля они покинули Капстад. Оставался последний бросок – через Атлантику. Заглянув «по дороге» на остров Святой Елены, они взяли курс на Пернамбуку (ныне Ресифи).

20 мая они были там. Таким образом, за вычетом куска южноамериканской суши виток вокруг Земли был сделан. Из этого следовало, что капитан Джон К. Восс в принципе может претендовать на призовые 5000 долларов.

«Однако, дабы мои претензии были еще весомее, – писал он, – ставлю вас в известность, что намерен пройти еще 6000 миль до Лондона, чтобы принять участие в Морской выставке в Эрлс-Корт-Вестерн Гардене. Ваше решение, надеюсь, оно будет положительным, застанет меня там. С уважением...»

Гаррисон изъявил желание отправиться вместе с Воссом, хотя капитан предлагал ему покинуть «Тиликум» в каждом порту, в который они заходили, чтобы на твердой земле завершить свое бренное существование.

– Что ж, будь по-вашему, – сказал Восс, подумав, что негоже отказывать умирающему в такой малости. Правда, несмотря на все тяготы плавания, Гаррисону отнюдь не становилось хуже.

Уже 4 июня они взяли курс на Англию. У экватора их «Тиликум» оказался в плену у штиля. И тут с Гаррисоном произошло чудесное превращение.

– Я проголодался, капитан.

С этой минуты Гарри начал есть. Он ел столько, что Воссу даже пришлось завернуть на Азоры, чтобы пополнить запасы продовольствия. А на подходе к Англии с Гаррисоном произошла еще одна метаморфоза: к нему возвратилась речь. Он стал жутко разговорчив. Настолько, что поначалу обрадовавшийся этому Восс вскоре уже жалел о прежних днях, наполненных скорбным молчанием.
23 августа Гаррисон заорал во всю глотку:

– Капитан! Маяк! Мы дошли!

Войдя в Мергейтскую гавань, они услышали обязательный вопрос от портовой вахты:

– Откуда идете?

– Виктория, Британская Колумбия.

– Сколько времени в пути?

– Три года, три месяца и двенадцать дней.

Все. Можно было спускать паруса. Большой вождь сказал – большой вождь сделал!



Кругосветное плавание капитана Восса

Последнее испытание

Географ и путешественник лейтенант Шеклтон, секретарь Шотландского географического общества, принял живое участие в судьбе Джона Восса. Например, он организовал выгодное в финансовом отношении лекционное турне, а также произнес речь на представлении «Тиликума» на выставке в Эрлс-Корте. Поэтому лишь в 1907 году Восс принял предложение стать капитаном шхуны, ведущей промысел тюленей в Беринговом проливе, приписанной к Иокогаме и с командой сплошь из японцев.

Три года спустя эта кровавая «забава» была запрещена на межгосударственном уровне, причем владельцам судов должна была быть выплачена соответствующая компенсация, равно как и членам экипажа.

Целый год японские чиновники оттягивали выплату, так что в конце концов Восс уже готов был махнуть рукой, сесть на пароход и покинуть острова Восходящего Солнца, когда к нему обратились два молодых англичанина:

– Я Фред Стоун, а это – Сэм Винсент. Мы видели вас на верфи в Камакуре.

Да, несколько раз Джон Восс бывал там.

– У нас закончились контракты, и мы отбываем в Англию. На яхте. Мы построили ее по чертежам конструктора Томаса Флеминга Дея. Но нам нужна ваша консультация касательно парусного вооружения.

Яхта называлась «Си Куин». Длина ее составляла 7,8 метра, ширина – 2,50, осадка – 1,1 метра. Судя по обводам, она должна была обладать отменными мореходными качествами, а с парусами Восс не отказал – подсказал и помог.

После спуска судна на воду Стоун и Винсент поблагодарили Восса за помощь, а потом, переглянувшись, сказали:

– Капитан, станьте нашим капитаном! Ваши дела с японскими чиновниками может вести и консул.

– Я не против.

27 апреля 1912 года «Си Куин» направилась к берегам Америки. Течь в месте крепления киля к корпусу, однако заставила их зайти в бухту Аикава. Ремонт затянулся, и только 22 августа яхта снова отправилась в путь через Тихий океан.



«Си куин» у берегов Японии

В 200 милях от Иокогамы они поняли, что творится что-то неладное. Ветер стих, а волны становились все больше. Тучи закручивались в черные кольца. Это был тайфун, и они были где-то рядом с его сердцем.

И здесь следует дать слово самому капитану Воссу, потому что лучше не скажешь:

«Мы потеряли плавучий якорь. Судно развернуло лагом к волне. Тогда я отвязал найтовы, удерживающие руль, чтобы дать возможность судну «гулять» и дрейфовать, как ему вздумается. Оба моих помощника снова спустились в рубку, а я лежал в кокпите, вцепившись рукой в комингс. В эту минуту огромная волна обрушилась на судно и повалила его на бок; в таком положении яхта оставалась секунду-две. Я ждал, что будет дальше — встанет она на ровный киль или опрокинется. Очень скоро я почувствовал легкий рывок и понял, что судно переворачивается. Я отпустил комингс и очутился в воде. Я был уверен, что нам конец, и сделал два больших глотка, чтобы поскорей идти ко дну.

Уже хлебнув воды для балласта, я вдруг вспомнил о своих товарищах, оказавшихся в плену, и мне захотелось еще раз повидать их, сказать «прощай». Я уже пробыл под водой столько, что впору захлебнуться, но почему-то был еще жив. Вынырнув, я увидел торчащий вверх киль. Я ухватился за корму яхты, а потом решил подтянуться на днище. Как раз в ту минуту, как я туда вскарабкался, я увидел огромный вал, надвигавшийся на нас, и буквально впился в киль. Мгновение спустя вал ударил в киль сбоку. Благодаря силе удара и тяжести чугунного балласта правый борт судна начал подниматься; когда судно выпрямилось, я перелез через планширь и вскоре очутился в кокпите. Тут я увидел, как открывается люк, и услышал голос Винсента: «Вы живы, капитан?» Мои помощники вывалились из рубки и кинулись ко мне. Мы как дети радовались встрече и жизни».

Они повернули назад, и 9 сентября увидели землю, а 10-го вечером уже стояли в гавани рыбачьей деревушки близ Иокогамы.

Вот как описывает их появление в гавани Джеймс Вестон Мартир, автор книги «Плавание в Южном океане»:

«Си Куин» была так изуродована, словно побывала в угольной шахте, а вид ее экипажа только укреплял такое предположение. Я с трудом узнал Винсента; что касается Стоуна, то он был до такой степени покрыт шрамами и синяками, что походил на старый сыр… Восс бодрился, но чувствовалось, что и он отдал все силы. А что касается яхты, то я обнаружил следующее: 1) грот-мачта перебита в двух местах; 2) бизань-мачта – в трех; 3) руль сломан пополам; 4) на одном из палубных бимсов в рубке отпечаток ножки чугунного камелька».

Можно ли было восстановить «Си Куин»? Наверное. Но Винсент и Стоун даже не попытались это сделать. Они продали останки яхты и отплыли в Англию на почтовом пароходе. С них было достаточно.



Экипаж «Си куин»: Фред Стоун, Джон Клаус Восс и Сэм Винсент

О схватке «Си Куин» с тайфуном раструбили все газеты. Восс воспользовался этим обстоятельством и в одном из интервью посетовал на проволочки с выплатой ему компенсации за утрату капитанства на «тюленьей» шхуне. Это подействовало: не прошло и недели, а ему уже отсчитывали купюры. По расчетам Восса, этих денег должно было хватить, что открыть в Канаде какое-нибудь небольшое дело. Например, основать транспортную контору…

Капитан Джон Клаус Восс никогда не жаловался – это не пристало моряку, и никогда не жалел о сделанном – что проку? Но он до последнего дня грустил о своем «Тиликуме»….

Уже после смерти капитана, в 1926 году, «Тиликум» был перевезен из Англии в родные места, в Викторию, в город, откуда капитан Восс и его судно начали свое невероятное плавание.

Он и сейчас там, «Тиликум», и когда посетители Морского музея узнают, что это за странное кораблик и что за человек был его капитаном, они обязательно фотографируются на фоне столь славного судна. И тоже становятся частью истории.



«Тиликум» перевозят в новое здание Морского музея. 1965 г.

«Тиликум»

Длина (от кормы до резного индейского идола на штевне) – 11, 6 метра; по ватерлинии – 9,15.
Ширина – 1,68 м.
Осадка – 0,94 м.
Площадь парусов – 21 кв. метр.
Киль – свинцовая платина весом в 300 кг (в трюм в качестве балласта были уложены мешки с песком).

Джон Клаус Восс (John Claus Voss/Johannis Klaus Foss) родился в 1858 году в деревне Моордик, в Шлезвиг-Гольштейне (Дания, а с 1864 года – Пруссия). Его родители были крестьянами, и все нажитое должны были оставить старшему сыну Генриху. Поэтому Йоханнесу был путь в батраки или моряки – он выбрал второе. Был корабельным плотником, получил диплом капитана. Под его началом ходили многие корабли. Предпринял несколько дальних плаваний на малых судах, в том числе невероятное путешествие из Канады в Англию на оборудованной парусами индейской пироге «Тиликум». Скончался 2 февраля 1922 года.



«Тиликум» в Морском музее Британской Колумбии

Источник

Олимпиада в Рио. Пять лицензий было в кармане нашей сборной. И это хорошо, потому что до поры ясности не было даже не с численностью и классами, а с фактом: поедем ли? И ведь что характерно, ситуация такая для нас не нова: сначала бодрые прогнозы, потом ничего не готово, далее предстартовое шапкозакидательство, но после первой же неудачи – пепел на голову и обещание, что уж к следующей-то Олимпиаде все будет по-другому. Увы, проходят годы, замыкается порочный круг, и все по-новой, то есть все по-старому.

О том, что российские яхтсмены должны выступить на Олимпиаде в Стокгольме, говорили все, говорили несколько лет с упоением и похвальной горячностью. И тем не менее то, что яхты из России оказались на олимпийской акватории залива Нюнесхамн, можно отнести на счет счастливого стечения обстоятельств, настолько счастливого, что впору говорить о чуде. Потому что за считанные месяцы до Олимпиады у России не было ничего для участия в ней – ни яхт, ни экипажей, не было даже организации, которая послала бы на Олимпиаду суда и яхты, буде те неожиданно нашлись.

Обычное российское разгильдяйство? Да, не без этого, однако справедливости ради заметим, что схожие проблемы, пусть и не отягченные безднами русской души, были знакомы многим странам. И виноваты в этом были идейные вдохновители Олимпиады, то бишь месье Пьер де Фреди, барон де Кубертен, со товарищи. Поэтому, говоря об Олимпиаде в Стокгольме 1912 года, не обойтись без того, чтобы не вспомнить первую (в нашей эре, естественно) Олимпиаду в Афинах 1896 года. Исключительно в разрезе парусного спорта, естественно.

Начать с того, что господин барон даже помыслить не мог о том, что Олимпийские игры в их возрожденном виде обойдутся без парусов. Вот только выяснилось, что парусного спорта в том виде, в каком его понимали Кубертен с единомышленниками, не существует. Истинно так: яхты есть, соревнования проводятся, а спорта нет… и не предвидится. В смысле, олимпийского.

Действительно, если сбросить со счетов всякие-разные ялики, превеликое множество лодчонок с примитивными парусами, а вести речь о красавицах яхтах, то все здесь противоречило базовому олимпийскому принципу, то есть «любительству» и запрету на извлечение из занятий спортом финансовой выгоды. Владельцы яхт хорошо, когда от случая к случаю вставали к рулю, нередко они и в море не выходили, предпочитая сидеть в клубном ресторане и заключать пари на то, чья яхта окажется проворнее и быстрее. Но, даже восходя на борт, они обычно доверяли управление своей парусной собственностью наемному и хорошо оплачиваемому шкиперу, который в свою очередь нанимал команду, то есть профессионалов с коштом в виде оклада, формы и пропитания. А без этих профессионалов сколько-нибудь приличной яхте стоять у стенки и мечтать о ветре. Без выбора.



Выяснилось и другое: парусный спорт не имеет какой-либо международной организации, а значит, нет единых правил соревнований и классификации судов, а все попытки как-то их упорядочить разбиваются о нежелание американцев с их системой хоть в малом уступить европейцам, а высокомерных европейцев даже прислушаться к доводам выскочек-янки.

Тем не менее оставить Олимпиаду без парусов было грешно, поэтому было принято поистине соломоново решение – допустить к соревнованиям всех желающих, независимо от величины их яхт, без оглядки на то, есть ли профессионалы на борту, при этом медали не вручать, потому что не гонки это будут, а парад яхт, так сказать, показательные выступления.

Несмотря на столь лояльное отношение к правилам, вернее, на их отсутствие, разгорелся скандал, да не один – много. Владельцы яхт, а это были состоятельные люди, прибывшие в Грецию, чтобы стать свидетелями возрождения Олимпиады, требовали убрать с акватории «всякую мелочь», владельцы же «мелочи» не собирались оставить и пяди акватории. Примирить спорщиков, казалось, было невозможно, но что не получилось у людей, сделала природа: разыгрался шторм и парад был отменен.



Следующие четыре года свою волю Олимпийскому комитету диктовала Франция, хозяйка вторых Олимпийских игр. Парусный спорт здесь был достаточно популярен, любителей было не меньше профессионалов, также действовали правила обмера и классификации яхт. В итоге олимпийскую регату 1900 года разделили на две части: малые яхты соревновались в Мелане близ Парижа, и эти соревнования прошли практически незамеченными, а большие килевые яхты, представлявшие четыре наиболее популярных класса, гонялись в Гавре. Ответом на французский «диктат» тут стала более чем скромная конкуренция: всего стартовало 10 лодок, и ни один экипаж не остался без медали.

К началу третьей Олимпиады согласия насчет классификации яхт достигнуто так и не было, американцам продавить свои правила не удалось, и в американском Сент-Луисе парусный спорт представлен не был.

Лишь в 1907 году после долгих споров 13 европейских стран приняли так называемую «международную линейную формулу», которая определяла способ обмера корпуса и парусов, устанавливала минимальное водоизмещение яхт. Были утверждены 11 классов яхт и приняты международные правила гонок. Наконец, был создан IYRU – Международный союз парусных гонок – с резиденцией в Лондоне. Ну разумеется, в Лондоне, ведь здесь должна была пройти следующая Олимпиада.

Она состоялась в 1908 году и прошла, прямо скажем, не без шероховатостей. Программой предусматривались соревнования на яхтах с гоночным баллом 15, 12, 8, 7 и 6 метров, причем в каждом классе могли стартовать по два экипажа от одной страны. Всего в соревнованиях участвовали 13 экипажей из 6 стран. В классе 15mR не было заявлено ни одной яхты. В классе 7mR на старт вышло лишь одно английское судно, которому была присуждена золотая медаль. В классе 12mR должны были гоняться две английские яхты, но экипажи их недавно провели между собой гонки на заливе Клайд, и по результатам этих гонок жюри присудило им золотую и серебряную… олимпийские медали. Лишь в классах 8mR и 6mR м проводились настоящие гонки — стартовало по 5 яхт. В итоге хозяева завоевали 6 медалей из 9, и это вызывало столь бурные протесты, что англичане заявили о своем отказе от участия в следующей Олимпиаде. Странно, но их в этом бойкоте поддержала Германия, сославшись, впрочем, на уважительный предлог – на проведение в то же время Кильского парусного фестиваля. Не меньшее возмущение вызвало и такое решение организаторов Олимпиады – лишь рулевым яхт вручались медали согласно занятому месту, члены же экипажа награждались медалью более низкого достоинства. По сути, это было негласным признанием того, что экипажи яхт были сформированы из профессионалов, просто этого решили не замечать. Однако не указать «профи» на их истинное место и положение, англичане тоже не смогли и понизили «стоимость» медали. И как-то это было совсем не по-джентльменски…



В России внимательно следили за этими перипетиями и, что скрывать, находили их… вдохновляющими. Олимпиада без англичан и немцев? Это замечательно! Значит, будет выставлено меньше яхт, соответственно шансы на медали возрастают, да что там, они почти 100-процентные! Ну а что это будет за медаль, насколько она будет «полновесной», это, извините, другой вопрос, с этим потомки будут разбираться. И вообще, победителей не судят.

Короче, дело было за малым: найти яхты, набрать команды и создать организацию, полномочную отправить в Международный олимпийский комитет заявку на участие в соревнованиях тех и других. Однако к началу 1912 года радужные надежды сменились беспросветным унынием, потому что… ни лодок, ни людей, ни организации, ничего нет.

Пошли разговоры, что на худой конец надо прибегнуть к испытанному приему – командировать спортсменов от имени спортивных обществ. Именно таким образом на прошедших Олимпиадах появлялись российские атлеты, и даже фигурист Николай Панин стал олимпийским чемпионом, фактически представляя не Российскую империю, а Петербургское общество любителей бега на коньках.

Пессимистов хватало, но были и оптимисты, которые верили, что не все потеряно. Именно эти оптимисты лихорадочно создавали Российский парусный гоночный союз, и создавали не на пустом месте…

Первая попытка объединения яхтсменов и яхт-клубов состоялась в 1897 году, в дни 1-й Всероссийской выставки предметов любительского, промыслового и торгового судоходства, организованной Невским яхт-клубом. В рамках выставки прошел Первый съезд любителей яхтенного и водного спорта. Съезд постановил создать Соединенную гоночную комиссию для унификации гоночного календаря и выработки единых правил соревнований.

В 1905 году Соединенная гоночная комиссия была преобразована в Согласительную комиссию, и все чаще на ее заседаниях возникал вопрос о необходимости создания Российского союза яхт-клубов с соответствующими полномочиями и представительскими возможностями. Дело это, однако, оказалось непростым, поэтому продвигаться к нему решили небольшими шажками, и в 1910 году по инициативе Санкт-Петербургского парусного клуба был создан Санкт-Петербургский союз яхт-клубов. В том же 1910 году по инициативе уже Санкт-Петербургского речного яхт-клуба было проведено собрание представителей всероссийских союзов, спортивных клубов и кружков. Именно это собрание избрало Организационный комитет по подготовке сборной команды России к участию в Играх V Олимпиады в Стокгольме, который год спустя одобрил проект устава Российского парусного гоночного союза (РПГС), претендовавшего на то, чтобы стать полноправным членом Российского олимпийского комитета.



И все бы ничего, вот только устав Олимпийского комитета Российской империи тогда еще не был принят, а без устава руки у его главы Вячеслава Измайловича Срезневского были связаны: как принять, куда принять, если с формальной точки зрения и принимать-то некуда. Когда будет принят устав комитета, Срезневский не знал, ибо дело было сугубо политическое! А все Финляндия… Еще в 1907 году Великое Княжество Финлядское стало членом Международного олимпийского комитета. Между тем Финляндия была частью империи, и по идее Российский олимпийский комитет должен был представлять ее интересы. И вдруг такой афронт. На Национальный олимпийский комитет Финляндии пытались давить, его уговаривали, ему грозили, однако финны были непоколебимы в решимости выступать на Олимпийских играх отдельной командой. А время шло, его оставалось все меньше…

Только ли по этой причине, хотя скорее всего еще и в бюрократических препонах, но проект устава Российского парусного гоночного союза на долгие месяцы лег под сукно в одном из бесчисленных кабинетов Министерства внутренних дел. Лишь год спустя устав был утвержден, а 14 марта 1912 года подписан морским министром адмиралом Иваном Константиновичем Григоровичем.

Немедленно было созвано совещание представителей яхт-клубов, входивших в РПГС. На заседании было подтверждено, что Российский парусный гоночный союз принимает единые правила гонок и берет курс на развитие в России международных классов: А, 23mR, 19mR, 15mR, 12mR, 10mR, 9mR, 8mR, 7mR, 6mR. После этого был зачитан текст заявления о вступление в Международный парусный союз IYRU и поздравительная телеграмма Срезневского, в коей высказывалась уверенность, что утверждения другого устава – главного! – тоже ждать недолго. А Финляндия… что ж, придется обойтись без Финляндии. И действительно, устав Олимпийского комитета Российской империи был утвержден спустя два месяца, 17 мая 1912 года. Его почетным председателем стал барон Феофил Мейендорф, председателем – Вячеслав Срезневский. Первый – для «вывески», второй – заслужил.



Пока тянулась волокита с утверждением устава Российского парусного гоночного союза, его руководители занимались другими насущными вопросами – яхтами и яхтсменами. Проблемы эти были очень серьезными. А все шведы с их предложениями…

Королевский шведский яхт-клуб, коему была вменена почетная обязанность проведения олимпийских гонок, высказал их на встрече Международного олимпийского комитета в Будапеште 23 мая 1911 года. Место проведения – заливы Нюнесхамн и Сандхамн. В регате примут участие яхты четырех классов – 12mR, 10mR, 8mR, 6mR. Составы экипажей: 12mR – не более 10 человек, 10mR – 8, 8mR – 5, 6mR – 3. Принимать участие в Олимпийских играх по-прежнему могут только любители. В каждом классе страна-участница может выставить две яхты. Система зачета: одно первое место дает больше очков, чем два вторых, а одно второе — больше, чем два третьих; отсюда шкала: первое место – 7 очков, второе – 3, третье – 1 очко. Все яхты должны участвовать в двух гонках, в случае равенства очков назначается дополнительная гонка.

Самой серьезной, применительно к России, поначалу представлялось проблема комплектования экипажей. И тут у нас было как везде: владельцы яхт предпочитали наемные экипажи.

Можно было бы сделать ставку на молодежь, на студенчество, которое нередко компенсирует недостаток умения азартом и самоуверенностью. Увы, законы империи были против такого решения, ибо согласно им студенты не имели права быть членами клубов, в том числе с приставкой «яхт». Все, что им оставалось, это парусные кружки, а там ни подходящих лодок, ни опытных яхтсменов-наставников. Правда, студенческому парусному кружку, ютившемуся на Крестовском острове в Петербурге, удалось утвердить устав и стать яхт-клубом, но… элитарным. Членами клуба были отпрыски из состоятельных семей, и в своем снобизме эта юная поросль не отставала от старшего поколения.

Из кого же комплектовать экипажи? Получалось, что нет иного выхода, как из добровольцев, или, как их тогда называли, волонтеров. Это были те яхтсмены, что, не имея собственных судов, допускались в яхт-клубы без права членства, то есть вообще без каких бы то ни было прав. Да, они истинно были любителями, добровольно выполнявшими роль палубных матросов, вот только уровень их мастерства был настолько низок, что впору говорить, есть ли он вообще. Но что толку было сетовать, уж лучше такие, с позволения сказать, яхтсмены, чем вообще никаких.



Но что экипаж, даже самый лучший, без яхты? Между тем судов, которые можно было бы вывести на олимпийскую акваторию, в России почти не имелось. Во-первых, популярностью пользовались килевые яхты американского типа, заслон перед которыми поставили еще англичане перед Олимпиадой 1908 года, а во-вторых, далеко не всякий имеющий подходящую яхту владелец готов был отдать свою собственность в распоряжение непонятно какого экипажа, и возможность получить олимпийскую медаль с этой опаской сравниться не могла.

Первоначальное желание выступить полным «комплектом», то есть заявить по две яхты в каждом из классов, рассыпалось в прах. Возникли опасения, что придется вообще отказаться от участия в Олимпиаде. По счастью, нашлись люди, искренне любящие парус, да к тому же состоятельные, благородные и, что уж скрывать, честолюбивые, которые пошли на то, чтобы вложить собственные средства в это «предприятие».

Владелец крупной фирмы колониальных товаров, чья фамилия украшала десятки тысяч пачек чая «Кузмичев и сыновья», купил в Англии 8-метровую яхту «Норман».

Александр Иванович Вышнеградский, член Императорского речного клуба, глава Санкт-Петербургского международного коммерческого банка, приобрел во Франции 10-метровик «Галлия II».

Представитель знаменитого дворянского рода Герман фон Адлерберг купил яхту «Аванти» русской постройки, перекрестив ее в «Былину».

Известный предприниматель, член Санкт-Петербургского Императорского Речного яхт-клуба Леонид Александрович Нагорнов заказал норвежскому конструктору Йохану Aнкеру (создателю одной из самых известных ныне гоночных яхт – «Дракона») 10-метровую яхту «Тарпон II» с американским пустотелым рангоутом и английскими парусами.

И это все. Четыре яхты вместо восьми возможных должны были отстаивать честь России на Олимпиаде в Стокгольме. Скромно. Скудно. А стало еще скромнее, когда выяснилось, что спущенная на воду 7 июня яхта Нагорнова оказалась не записанной на гонки: в дальнейшем так и не удалось выяснить, почему, по чьей вине заявка, отправленная телеграфом за 23 дня до гонок, оказалась полученной после крайнего срока приема заявок – за 8 дней до гонки.

Ситуацию можно было смело расценивать как безрадостную, и тем не менее наши яхтсмены намеревались всех поставить на колени. Эта иррационость, очевидно, была следствием истерики, царившей на страницах российской прессы, да и в обществе в целом. Поднялась эта волна после того, как сборную Российской империи под свое монаршее покровительство взял государь Николай II, а великий князь Дмитрий Павлович подтвердил, что намерен участвовать в составе четверки российских кавалеристов в командном конкуре.

Большинство спортсменов сборной команды России, сопровождающие их официальные лица и репортеры прибыли в Стокгольм на пароходе, спортсмены же в Нюнесхамн и Сандхамн, понятно, своим ходом.

В то время Королевский шведский яхт-клуб был одним из старейших и крупнейших в мире, располагая 450 яхтами, экипажи которых горели желанием выйти на олимпийскую акваторию – не участвовать, так поглазеть. Пришло в Стокгольм и немало иностранных яхт – с той же целью. Впрочем, многие яхты, по разным причинам (прежде всего из-за «американского происхождения») оказавшиеся за рамками олимпийской регаты, собирались принять участие в международных гонках, и таковых было более 140 вымпелов, из них 10 российских.

Ровно в 8 часов утра 20 июля 1912 года над рейдом зазвучал колокол. Экипажи, сняв фуражки, выстроились на палубах яхт. С последним ударом колокола на судах стали подниматься флаги расцвечивания, государственные и кормовые флаги. Над палубой арендованного организаторами соревнований парохода «Сага» взлетели шляпы репортеров и затрепетали зонтики приглашенных дам. Члены судейского корпуса, находившиеся тут же, занимались более серьезным делом – готовились к старту. В этот момент раздался первый залп артиллерийского салюта. Так Швеция отмечала начало пятых Олимпийских игр.

В 11.00 при легком береговом ветре был дан старт для яхт R12. Яхты младших классов стартовали с интервалом в четверть часа.

В гонках в заливе Нюнесхамн участвовало 20 экипажей из Франции, Норвегии, Швеции и впервые – из Дании, Финляндии и России. Впервые в каждом из классов стартовало не менее трех яхт, а в 8- и 6-метровых – даже по 6. (Таким образом, по крайней мере одна медаль – в 10-метровом классе – России была обеспечена.)

Острая борьба завязалась в классе 10mR. На лавировке лучшей была шведская «Кити», а шедшая второй финская «Нина» у самого финиша едва не пропустила вперед «Галлию II».

В классе 8mR борьба на дистанции для российских яхт «Норман» и «Былина» закончилась плачевно – два последних места.

На следующий день, в воскресенье, 21 июля, среди 10-метровиков лидерство захватила «Галлия II», но вскоре ее обошла «Китти». Так они и финишировали.

Схватка 8-метровиков стала главным событием дня. Со старта «Норман» вырвался вперед, но потом растерял преимущество, скатившись на последнее место. Обогнув желтый буй и выйдя на финишную прямую, он вдруг поймал ветер и стал быстро догонять соперников. И вдруг лег на обратный курс! Как оказалось, при постановке спинакера за борт упал баковый (вот когда проявилось «любительство» россиян). Рулевой классически правильно и быстро, за три минуты, поднял человека на палубу, но призовое место было потеряно. «Норман» финишировал четвертым, а мог бы прийти первым.

В понедельник «Нина» и «Галлия II», имевшие по одному второму месту и одному третьему месту, выяснили, кому достанется бронза, а кому серебро. «Нина» выиграла.

Между тем устроители гонок разрешили Нагорному с его «Тарпоном II» участвовать вне конкурса в Международных гонках 20 и 21 июля. И «Тарпон» образа был первым, а ведь он мог бы стать первым и на олимпийской дистанции! В другом «дивизионе» первый приз получила российская яхта 9-метрового американского класса «Реванш», построенная по чертежам русского инженера Е.А. Куна.

Что и говорить, результаты Олимпийских игр у российских яхтсменов могли быть значительно лучше, так как у нас были отличные яхты, очень хорошие рулевые… подкачали матросы, но этого и следовало ожидать.

С другой стороны, всего три яхты – и сразу медаль, пусть бронзовая, пусть не самый высшей «пробы». Но на фоне катастрофического провала всей сборной во главе с князем Дмитрием Павловичем (в неофициальном командном зачете России заняла лишь предпоследнее 15-е место) яхтсмены выглядели очень и очень. Не стыдно. Да, и кстати, Финляндия на играх в Стокгольме завоевала три медали – два серебра и бронзу, а выступала она, между прочим, под флагом России! Так что… Хотя к делу это не слишком относится.

Итоги Олимпиады были подведены на специальном собрании в Российском гоночном парусном союзе. Но говорили больше о будущем – об Олимпиаде 1916 года. Постановили, что яхтсмены из России должны выступать во всех классах яхт, сколько ни заявят организаторы Игр, и максимальным числом, сколько будет дозволено – две яхты от страны, так две. Особо подчеркивалось, что яхтсмены и сопровождающие их лица должны меньше оглядываться на принцип «главное – не победа, а участие». Сначала англичане, а теперь и шведы показали, что им можно и пренебречь. Лучшие места у пирса они оставляли своим яхтам. Все спорные моменты в гонках разрешались в их пользу. Местные парусные мастера и плотники вдруг все оказывались заняты, когда соперникам шведов требовался срочный ремонт. Французские спортсмены в связи с этим не раз подавали протесты, а наши спортсмены из ложно понимаемого благородства оставляли подобное без внимания. Зря!

Планам Российского парусного гоночного союза сбыться не довелось. Началась война, завершившаяся не победой и не поражением – революцией. Большевики, прощаясь со старым миром, упразднили и РПГС, и Российский олимпийский комитет. Лишь апреле 1951 года был создан Национальный олимпийский комитет СССР. 7 мая 1951 года 45-я сессия МОК вынесла решение о признании Олимпийского комитета СССР как общественной организации, представляющей советский спорт в международном Олимпийском движении. В том числе, разумеется, и спорт парусный. Оставался всего лишь год до Олимпиады в Хельсинки.

И это – продолжение истории, хотя в чем-то – ее повторение.

V Олимпийские Игры: Стокгольм, Швеция, 5 мая – 27 мая 1912 г.

Страны-участницы – 27, спортсмены – 2409, виды спорта – 16

Россия: виды спорта – 14, спортсмены – 159. Медальный зачет: золото – 0, серебро – 2, бронза - 3

Парусный спорт - четыре класса: «6mR», «8mR», «10mR», «12mR».

«10mR» - «Галлия II» БРОНЗА
Иосиф Шомакер, Эспер Белосельский-Белозерский, Эрнест Браше, Карл Линдхолм, Александр Родионов, Николай Пушницкий, Филип Штраух

«8mR» - «Норман» (4)
Венцеслав Кузьмичев, Евгений Кун, Павел Павлов, Виктор Марков, Евгений Ломач

«6mR» - «Былина» (5)
Герман фон Адлерберг, Йохан Фарбер, Владимир Елевич, Владимир Лурасов, Николай Подгорный

Источник

26 августа 1962 г. Джон Ф. Кеннеди на Manitou

«Если бы Колумб не поднял паруса своих каравелл и не вышел в море, что бы мы знали сейчас об Америке?»

Роберт Ю. Грей, австралийский писатель

Президент США любил яхты даже больше, чем женщин. Даже таких неотразимых, как на плакатах, выполненных в стиле pin up...


Самое дорогое

Военные были «за», гражданские – «против». Президенту Соединенных Штатов Америки Джону Фицджеральду Кеннеди предстояло принять решение. От того, что он сейчас скажет, чью сторону примет – тех «ястребов», кто готов идти до конца, вплоть до прямого вооруженного столкновения, или тех «голубей», которые склоняют его к дальнейшим переговорам с Советами, - зависела судьба мира. И это не преувеличение – кризис в самом разгаре. Хрущев явно испытывает его на прочность, отказываясь убрать ракеты с Кубы. Интересно, что сейчас происходит в Кремле? Неужели там не понимают, что противостояние двух держав может закончиться ядерной катастрофой?

Кеннеди машинально водил карандашом по бумаге, покрывая листок словами и рисунками. Наконец он вскинул голову и сказал:

- Мы не должны допустить войны! Это - главное. Из этого будем исходить. Готов выслушать ваши предложения, господа.

Он опустил глаза и, уже осмысленно, взглянул на листок, покрытый каракулями. И улыбнулся против воли. Но не ключевым словам, вобравшим в себя суть его тяжких раздумий, не возникшим по ассоциации образам, он улыбнулся другому…

Ученые утверждают, что рукой человека в минуты мучительных размышлений водит подсознание. Потому-то, дескать, на полях рукописей писатели рисуют разные пустячки - цветы, домики и башни, горы, бескрайние поля. В общем, что-то бесконечно дорогое и до мельчайших деталей знакомое.

В правом нижнем углу листка президентского блокнота была изображена лодка под парусами. Его Victura!

Кеннеди улыбнулся еще шире: хорошо, что он не умеет рисовать так, как Джил Элвгрен. Иначе этот листок был бы покрыт изображениями девушек, в которых он тоже знает толк, да и управляется с ними не хуже, что с яхтой на бакштаге. В годы войны его торпедный катер был буквально нашпигован ими… нет, не девушками, конечно, откуда им взяться на Гуадалканале, картинками!

Прирожденный моряк

Война еще не была объявлена, но то, что это дело времени, Джон Кеннеди не сомневался. Изоляционисты, которые твердят, будто заведенные, что Америке незачем лезть в чужие дела, обречены. Штаты обязательно выступят против немцев, а еще вернее – против Японии. Значит… Значит, нужно быть к этому готовым.

29 октября 1940 года США в качестве ответа мировой нацистской опасности поставили под ружье национальную гвардию и, впервые в мирное время, объявили призыв в армию гражданского населения.

Одним из таких гражданских, одевших форму, стал Джон Кеннеди, сын бывшего посла США в Соединенном Королевстве Джозефа Кеннеди, журналист, автор книги, в которой он высказал собственные соображения на тему, как случилось, что Англия «проспала» Гитлера.

Какой род войск выбрать, даже не обсуждалось. Только военно-морские флот! Правда, у Джона были проблемы со здоровьем, но упорными тренировками он подтянул его до требуемого медицинской комиссией уровня.. А кроме того, у него имелись отличные козыри! И речь вовсе не о влиянии отца, имевшего множество знакомых среди военных. Джон Кеннеди был известен как отличный яхтсмен. Отец – все-таки отец, его заслуга! – с ранних лет приучал своих детей к спорту. Американский футбол, регби, в которые играли даже девочки, это само собой. Мальчишки – сначала старший из сыновей Джо-младший, а за ним и Джон, - еще ходили под парусом, регулярно участвуя в детских регатах. Чтобы поощрить Джона в его занятиях спортом, отец даже подарил ему на 15-летие 26-футовую яхту Victura. Когда Джо и Джон превратились в стройных, полных силы и азарта юношей, они стали командой-двойкой «звездника» Flash. На нем они победили в нескольких гонках, но настоящий успех к ним пришел после приобретения новой лодки, которую они назвали Flash II. В 1936 году они выиграли Кубок Нантакета, а два года спустя стали чемпионами всего Восточного побережья. Вот каковы были козыри Джона Кеннеди! С таким «активом» и в сухопутные части?

Военно-морской флот Соединенных  Штатов распахнул двери перед новичком, и Джон был зачислен курсантом в портсмутский центр по подготовке командиров торпедных катеров. После окончания учебы, 25 сентября 1941 года, Джон Фицджеральд Кеннеди получил звание лейтенанта и стал ждать распределения.

Налет японской авиации на Перл-Харбор стал для Соединенных Штатов не пощечиной, а ударом в спину. Изоляционисты прикусили языки, война Японии была объявлена.

Джон Кеннеди был направлен на Тихий океан. Там он получил под свое начало торпедный катер «ПТ-109» и экипаж, состоящих из отчаянных парней - отличных моряков и больших любителей выпивки и женщин. Вот только с выпивкой, к сожалению, было туго, разве что немногим лучше, чем с женщинами. С дефицитом спиртного моряки боролись с помощью местного самогона, а недостаток женского внимания восполняли картинками, которые вырезали из журналов.

Впервые зайдя в казарму, где жили его подчиненные, лейтенант Кеннеди был ошеломлен обилием кокетливых красоток, украшавших стены.

- Ну что ж… - пробормотал он.

Экипаж напрягся. Кто его знает, этого нового командира, может, развопится, начнет распространяться про нарушение дисциплины, про забвение моральных принципов, еще чего-нибудь, прикажет снять с глаз долой - и здесь, и на катере…

Моряки не знали того, что знал Кеннеди. Командование вооруженными силами приняло не подлежащее огласке решение снабжать воинские части иллюстрированными журналами с девушками на обложках и соответствующим содержанием. По логике военного руководства, это должно было удержать лишенных женской ласки мужчин в гетеросексуальных рамках.



- Симпатичные мордашки, - оценил «галерею» командир. – И на катере этого добра, наверное, тоже полно?

- Ага! – хмыкнул кто-то смелый.

- Ладно, - кивнул Кеннеди. – Пусть остаются. Но с одним условием! Антураж должен быть соответствующий: паруса, море, лодки… Таких девчушек найдете?

- Ага!

Экипаж расстарался, и вскоре торпедный катер «ПТ-109» обогатился изображениями яхтсменок и морячек. Лица те же – дух другой!

Командир был доволен. Да и с чего бы ему не быть довольным, коли его собственная зажигалка Zippo украшена карамельно-сладким изображением pin-up girl. Он что, не мужчина?

Pin-up girl

Термин пин-ап (to pin up — прикалывать, то есть плакат, прикалываемый на стену), появился в 1941 году, став определением для особого стиля американской графики. Зародился этот стиль еще в конце XIX века, но подлинным явлением массовой культуры стал в посткризисные 30-е. Именно тогда кто-то в редакции популярного журнала Life додумался украсить обложку очередного номера изображением элегантно изогнувшейся девушки со вздернутым порывом ветра подолом платья. Тираж разлетелся моментально, и… пошло-поехало. Уже через год о pin-up girls говорили, как о феномене. Редкий журнал обходился без них, многие издания стали печатать и постеры. Появились настенные календари с pin-up girl, плакаты самых разных размеров, вплоть до очень внушительных.

Это была настоящая истерика национального масштаба. И это в пуританской Америке! В стране, где президент могущественной Американской ассоциации продюсеров и кинопрокатчиков Уильям Хейс собственноручно царапал булавкой кинопленку, вымарывая из кадров интимные места актрис. Конечно, откровенного непотребства страна квакеров и методистов не потерпела бы, однако любителям pin-up girls хватало и намека, который, подчас, действеннее самого откровенного натурализма.

Настоящим виртуозом стиля пин-ап был Джил Элвгрен, к слову сказать, один из основоположников знаменитого стиля Coca-Cola. Героини рисунков Элвгрена неизменно оказывались в пикантных ситуациях, когда какая-то досадная неприятность обнажала ноги почти до середины бедер и позволяла лифу платья соскользнуть почти до груди. Часто своих невинных скромниц Джил Элвгрен изображал на палубе яхты или моторной лодки, у штурвала или на пирсе. Ведь это так романтично – море, паруса, девушки!

Среди pin-up girls, украшавших торпедный катер лейтенанта Кеннеди, большинство рисунков были творением именно Джила Элвгрена. Вот почему, много позже, увидев в фильме «Зуд седьмого года», как поток воздуха из решетки вентиляции метро шаловливо – истинно в стиле пин-ап - приподнял белую плиссированную юбку главной героини, президент Соединенных Штатов подумал не только о том, как же ему повезло с любовницей, он вспомнил свой торпедный катер, вспомнил войну, вспомнил…

Пурпурное сердце

«Ходишь ли ты под  парусом? – интересовался в своем письме Джозеф Кеннеди. – Ты же всегда мечтал о Южных островах Тихого океана».

Джон слишком уважал отца, чтобы рассмеяться. Какие паруса? Все яхты, которые война застигла на этих островах, реквизированы военными – американцами или японцами. Теперь они занимаются подвозом боеприпасов и продовольствия, курсируя между военными базами или шныряя от острова к острову. Правда, лодки есть у туземцев. Настолько утлые, что непонятно, как они держатся по воде. Но ведь держатся, и даже довольно шустро снуют по бесчисленным заливам и протокам под своими латанными-перелатанными парусами. Он, по случаю, сам несколько раз ходил на них, и на этом вся его здешняя парусная практика исчерпывается.

В письме отцу Джон написал: «Ты спрашиваешь, хожу ли я под парусом. Нет, все больше под мотором. Под тремя!»

Торпедный катер действительно был оснащен тремя моторами. Они отличались редкой прожорливостью, поэтому, когда скорость не требовалась, пользовались одним. Только во время атаки никто не думал об экономии топлива.

  …1 августа 1943 года пятнадцать торпедных катеров вышли в открытое море, имея задачу перехватить «Токийский экспресс» - так сначала между собой, а потом и официально американцы называли японские караваны, направлявшиеся к острову Коломбангара. Но не сложилось – обнаружить «экспресс» не удалось. Когда стало очевидно, что японцы миновали засаду, двенадцать катеров вернулись на свою базу на острове Рендова, а три, в том числе «ПТ-109» под командованием Кеннеди, остались в патруле. Все было спокойно, пока около двух часов ночи из непроглядного мрака не вынырнул японский эсминец «Амагири». Охотился он за катерами или это произошло случайно, осталось неизвестным, но, обнаружив на курсе американцев, капитан эсминца не стал медлить, а пошел на таран. На катере работал только один мотор, да и то на самых малых, поэтому увернуться было невозможно. Хищный форштевень эсминца врезался в борт «ПТ-109». Посыпались искры, пламя побежало по топливопроводам к бакам. Но взрыва не произошло - катер затонул раньше, чем взорвался. Между тем эсминец вновь исчез в темноте, нимало не заботясь судьбой потопленного катера и его экипажа. А люди выжили – и это было сродни чуду, лишь два матроса погибли при ударе. Оказавшись в воде, моряки уцепились за обломки, а когда рассвело, решили плыть к пустынному островку, до которого было около 6 миль. Кеннеди, который был великолепным пловцом (недаром же в университете он был избран капитаном команды по плаванию), превозмогая страшную боль в спине и вцепившись зубами в спасательный жилет, тащил за собой обгоревшего, потерявшего сознание от болевого шока матроса. И они доплыли! Мало того, потом они перебрались на остров Оласана, откуда Кеннеди с одним из моряков поплыл к другому острову, на котором, как им было известно, находилась деревушка туземцев. Там командир погибшего катера вручил местному жителю кокосовый орех, на котором нацарапал: «Остров Науру. Принесший орех знает наше местонахождение. Может вас привести туда. Одиннадцать уцелевших. Нужно небольшое судно». Туземец добрался до американской базы на острове Рендова, и вскоре оттуда прибыла спасательная экспедиция.



В 1944 году Джон Фицджеральд Кеннеди был удостоен медали «Пурпурное сердце» и Медали Флота и Морской пехоты. Вскоре его комиссовали по состоянию здоровья. Травма, полученная год назад, наложившись на прежние болезни, превратила 27-летнего лейтенанта в инвалида. Но, попрощавшись флотом, Джон Кеннеди не попрощался с парусом. Напротив, он к нему вернулся!

Теплые слова

В первых гонках яхтсменов-одиночек через Атлантику со временем 40 дней, 12 часов и 30 минут, преодолев 4004 мили, победил Фрэнсис Чичестер на «Джипси-Мот III». Преимущество его над пришедшим вторым Блонди Хазлером было более, чем значительным, - семь дней. Однако Чичестер остался недоволен своим результатом. По его словам, он совершил много ошибок, которые отобрали у него по меньшей мере неделю.

- Я сделаю это снова! – сказал он журналистам. – И гораздо быстрее.

Слова моряка не разошлись с делом: два года спустя он вновь прошел от Плимута до Нью-Йорка, затратив на это 33 дня, 15 часов и 7 минут. Чичестер финишировал 4 июля 1962 года, в День независимости, и на следующий день ему была вручена телеграмма на официальном бланке президента Соединенных Штатов:

«Я бы хотел сердечно поздравить вас с новым успешным и рекордным пересечением Атлантики тчк Ваше мастерство и храбрость моряка хорошо известны, но это новое достижение, безусловно, увенчает вашу карьеру тчк Нам особенно приятно, что вы прибыли в Соединенные Штаты 4 июля, в этот великий день нашей истории, когда мы отмечаем нашу независимость тчк Джон Ф. Кеннеди».

В том же году, 14 сентября, президент с супругой прибыли на борту эсминца ВМФ США в Ньюпорт, почтив своим присутствием открытие гонок на Кубок Америки.

Австралия бросила вызов Соединенным Штатам, грозясь отобрать знаменитый трофей, кажется, навечно «прописавшийся» на американской земле. И шансы сделать это у австралийцев имелись…

Общественное мнение было наэлектризовано до такой степени, что не откликнуться на это было невозможно. Тем более Джону Кеннеди, который не просто заботился о своем имидже, но действительно беззаветно любил паруса и яхты.

Как, может быть, лишнее тому доказательство, такой штрих: переехав с семьей в Белый дом, вынужденный уменьшить свои спортивные «аппетиты» в угоду государственным делам, Джон попросил Джеки, занимавшуюся обустройством их нового жилища, расписать стены бассейна в «парусном» ключе – что-нибудь южное, с яхтами, солнцем… Джеки Кеннеди выполнила пожелание господина президента.

В своей речи перед началом гонок, обращаясь к послам, министрам, устроителям состязания и спортсменам, Джон Фицджеральд Кеннеди сказал:

«Дамы и господа! Для нас особое наслаждение находиться здесь, потому что всех нас объединяют общие интересы, наша преданность и любовь к морю… Я не знаю, что рождает эту любовь. Может быть, это бесконечная переменчивость воды, а может быть, корабли на ее глади, а возможно, то, что все мы вышли из моря… Ведь это биологический факт, что в крови, текущей в наших жилах, как и в наших слезах, точно такой же процент соли, что и в воде океанов… Мы накрепко связаны с морем, и когда мы приходим к нему, чтобы плавать или просто смотреть на него, это всегда возвращение к тому, откуда мы пришли… Австралия и Соединенные Штаты разделены океаном, но на это можно посмотреть и по-другому: они связаны океаном, и соревнования, свидетелями которых мы будем, подтверждают это… Я приветствую австралийских спортсменов, сделавших так много, чтобы их «Гретель» оказалась здесь, и я приветствую американский экипаж «Уитерли», полный решимости отстоять кубок, сто лет назад учрежденный Нью-Йоркским яхт-клубом. Соревнуйтесь друг с другом, но помните, что вместе вы соревнуетесь с ветром и морем!»

Речь президента присутствующие сопроводили аплодисментами, а команды «Гретель» и «Уитерли» еще и одобрительными возгласами. У моряков свои понятия о приличиях и свой этикет – море делает людей проще, искреннее. И пусть Кубок Америки – уже давно большая политика, но не политики идут в гонку и не им говорить, что хорошо и что плохо для моряка!

В 1962 году претенденты с далекого континента проиграли. Джон Кеннеди поздравил соотечественников с победой и выразил надежду, что противостояние Соединенных Штатов и Австралии в борьбе за Кубок Америки продолжится. Так и случилось.

62 фута «Белого дома»

- Я нашел то, что вы хотели, господин президент, - сказал Джон Тазуэлл. – Не яхта -игрушка!

- Подробнее, пожалуйста.

У Джона Кеннеди была президентская моторная яхта, которую после вступления в должность он назвал в честь своего деда «Дорогуша Фитц» (Мed Fitz). Однако ему хотелось иметь и соответствующий его рангу парусник. Ведь расставаться с парусом у него в намерениях не было!

После войны верная Victura хорошо послужила ему. Во всех смыслах этого слова. Фотосессия во время прогулки с Джеки под парусом удалась настолько, что не было ни одного журнала в Америке, который бы не напечатал их снимки. Что и требовалось. Народ должен знать своего героя! Или своих идолов, если угодно.



Потом Кеннеди еще не раз обращался к хорошо зарекомендовавшему себя приему: избиратели «клевали» на парус так же, как на лица капитана яхты, его красавицы жены, а когда к самой знаменитой чете в Америке на борту яхты присоединились их дети, стало совсем хорошо. Во всяком случае в этом заверяли люди, ответственные за имидж Джона Фицджеральда Кеннеди, а эти люди привыкли отвечать за свои слова.

- По-настоящему счастлив я только тогда, когда хожу под парусами, - признался президент своему помощнику Джону Тазуэллу. – Найдите мне яхту, на которой, также как на борту «Дорогуши Фитца», я мог бы принимать друзей, политиков, послов… Понятно, что яхта должна быть соответствующим образом оборудована, ну, вы понимаете, прежде всего я имею в виду средства связи. Образно говоря, эта яхта должна стать «Белым домом под парусом». Найдете?

- Найду! - пообещал Тазуэлл.

Обещание он сдержал. И в комплиментах, с которыми он отзывался о находке, не было преувеличения.

Яхта называлась Manitou, что на языке индейцев, живших на берегу озера Мичиган, означает «дух воды». Построена яхта была по проекту Олина Стефенса в 1938 году, однако, невзирая на 25-летний возраст, находилась в идеальном состоянии. На тот момент, когда Джон Тазуэлл, рыскавший по всему побережью, наткнулся на Manitou, 62-футовая яхта принадлежала Академии береговой охраны США и использовалась для обучения курсантов плаванию под парусами. Узнав о том, что Manitou приглянулась президенту, руководство Береговой охраны не стало упрямиться и передало Manitou в безраздельное пользование первого лица государства.



Яхту перегнали в Чесапикский залив и соответствующим образом оснастили: при необходимости президент Соединенных Штатов мог связаться с борта Manitou даже с Кремлем! Но, разумеется, позаботились не только о связи. Был переоборудован главный салон, в котором появились две двухместные койки (еще одна получалась, если опустить обеденный стол); у большого штурманского стола установили два кресла; навигационные приборы были заменены на самое современные. Так как яхта не была рассчитана на управление в одиночку, подумали и об экипаже: каюта для него находилась в корме, рядом с ванной и моторным отсеком.

- Это то, что нужно! – оценил Кеннеди старания Тазуэлла, впервые ступив на палубу Manitou. – Полагаю, такую красавицу не стыдно показать самым именитым гостям. И прокатить их на ней – тоже.

В течение следующего года Manitou, ведомая президентом США, не раз выходила в море. Обычно компанию Кеннеди составляла его жена Джеки и их друзья, но нередко на борту яхты появлялись политики, киноактеры и, что уж скрывать, живые воплощения pin-up girls.



Джон Кеннеди гордился своей яхтой, и планировал в дальнейшем модернизировать ее, в частности, несколько изменить парусное вооружение, поскольку крейсерская скорость в 9 узлов казалась ему недостаточной.

Не успел.

Последняя ночь

22 ноября 1963 года в Далласе, штат Техас, во время проезда президентского кортежа по городу, прозвучал выстрел. Джон Фицджеральд Кеннеди был убит.

В дальнейшем выдвигалось множество версий – кем убит? кто заказал? – однако официальная комиссия вынесла вердикт: стрелял Ли Харви Освальд, действовал он в одиночку, руководствуясь личными побуждениями. Но все это было еще впереди, пока же страна пребывала в страхе, горе и растерянности.

Заплаканная горничная сидела у приемника и слушала последние известия.

- Как же так? - сказала он, глотая слезы, старшему по этажу. – Ведь только вчера…

Свою последнюю ночь президент Соединенных Штатов провел в их отеле. Уже отсюда, из Хьюстона, он отправился в Даллас.



- Успокойся… если сможешь… - Мужчина дернул щекой, у него самого щипало глаза. – Надо убрать президентские апартаменты.

Горничная встала, убрала в карман фартука носовой платок:

- Иду.

Она убирала президентский номер и думала о человеке, чей дух, казалось, еще витал в этих стенах. Он ходил по этому ковру… Он сидел в этом кресле… Потом лег спать… Наверное, читал перед сном… О чем-то думал…

А это что? Горничная подняла с пола у кровати листок, вырванный из фирменного гостиничного блокнота. На листке была нарисована лодочка под парусом. Она скользила по волнам – к неведомой цели, вдали от берегов, такая свободная…

Горничная разрыдалась.

Последний рисунок Джона Фицджеральда Кеннеди хранится в МакЛине, штат Вирджиния, в мемориальной библиотеке, названной в честь 35-го президента Соединенных Штатов Америки.

Яхты Джона Ф. Кеннеди

Flash  Класс «Звездный». Год постройки: 1932. Принадлежала Джозефу П. и Джону Ф. с 1932 по 1935 год.

Flash II  Класс «Звездный». Год постройки: 1930. Принадлежала Джозефу П. и Джону Ф. с 1934 по 1941 год.

Victura Год постройки: 1932. Длина: 26 футов. Ширина: 8 футов. До последних дней Джона Ф. Кеннеди была его любимой яхтой.

Manitou  Конструктор: Спаркман & Стефенс (проект 1937 г.). Длина: 62 фута. Ширина: 13 футов 9 дюймов. Осадка: 8 футов 6 дюймов. Парусное вооружение: иол. Материал корпуса – дуб; палуба – тик; внутренняя облицовка – орех и филиппинское красное дерево. Двигатель: дизель фирмы «Форд». В качестве «Белого дома под парусом» использовалась Джолном Кеннеди в 1962-1963 гг.



Источник

На прошедшем в январе 2020 года бот-шоу в Дюссельдорфе хорошо-известная верфь Elan Yachts представила проект своей новой модели парусной яхты Elan GT6

Существует давняя творческая взаимосвязь между парусными яхтами верфи Elan Yachts и Studio F.A. Porsche, где и была создана модель Elan GT6.

“Наша новая, мощная флагманская яхта сочетает в себе все преимущества и высокие мореходные качества марки Elan. Яхта Elan GT6 была создана при тесном сотрудничестве с нашим традиционным партнером Humphreys Yacht Design и блестящей дизайнерской студии FA Porsche одновременно. С новой стильной парусной яхтой Elan GT6 вы можете двигаться дальше, быстрее и с максимальным комфортом» - сказал Марко Шкрбин (Marko Škrbin), директор морского подразделения Elan.



«Идея нового Elan Yachts GT6 заключается в создании современной парусной яхты с уникальными навигационными характеристиками. В основу концепции этой яхты был заложен гармоничный синтез законов природы океана с самыми современными яхтенными технологиями. Внешний дизайн идеально сочетает в себе минимализм с динамизмом. В результате получился впечатляющий парусник, формы которого вдохновлены аэродинамическими элементами, используемыми в спортивных автомобилях» - пояснил представитель студии FA Porsche.

Парусная яхта GT6 создается с использованием высококачественных современных материалов и по передовым композитным технологиям 3D VAIL-инфузии.

Знаковые дизайнерские ценности и эргономика мирового класса студии FA Porsche создают в парусной яхте GT6 уникальную стильную, роскошную и практичную жилую площадь.



Камбуз находится в салоне, ближе к носу, прямо над килем. Это место на яхте - самое комфортное при движении в условиях волнения моря и качки.
Таким образом - расширяется пространство салона в кормовой части.

Роскошный люкс владельца находится в носовой части яхты и оснащен просторной островной двуспальной кроватью размера «king-size» и объемными рундуками.

Большие бортовые иллюминаторы открывают прекрасный вид из салона и жилых помещений.

Широкий выбор вариантов компоновки и конфигураций позволяет адаптировать остальные помещения, системы и места для размещения на борту, чтобы наилучшим образом удовлетворить владельца и его гостей.



Мебель интерьера яхты очень функциональна. Например, навигационный стол, можно использовать в качестве обеденного стола для оптимизации использования пространства. Высококачественные материалы с тщательно разработанной цветовой гаммой, добротное изготовление и продуманная концепция планировки обеспечивают максимальный комфорт на борту. Салон, спальные помещения и камбуз представляют собой части единого целого. Все предметы интерьера имеют эргономичную конструкцию и всегда прочно и надежно закреплены, обеспечивая безопасность и удобство для экипажа даже в условиях неспокойного моря.

Парусная яхта GT6 может быть поставлена в двух вариантах планировки - 3 каюты с 2 санузлами и 2 каюты с 2 санузлами и одним просторным рундуком для хранения яхтенного оборудования и запасов.

Технические характеристики:

• Длина общая - 15.2 м
• Длина корпуса - 14.35 м
• Длина по ватерлинии - 13.50 м
• Ширина - 4.49 м
• Осадка - 2.45 м
• Высота над водой (включая антенну) - 21.9 м
• Водоизмещение - 14327 кг
• Балласт - 4240 кг
• Емкость бака для воды - 500 л
• Емкость топливного бака - 300 л
• Двигатель - Volvo Penta, мощность - 60 л.с.

Прототип парусной яхты GT6 в настоящее время строится на верфи Elan в Словении и готовится к спуску на воду весной 2020 года.

















Источник

Старший боцман Николай Абрамов

Блоггер и путешественник Григорий Кубатьян продолжает рассказывать нам о жизни на «Палладе»:

«Старший боцман Николай Абрамов научил нас вязать «турецкую марку». Это узел, при помощи которого можно вязать браслеты, коврики, мячи, оплетку для инструментов и так далее. Если не выпустят на Маврикии из-за карантина, нам будет чем заняться в пути до Владивостока. Да и на Маврикии, если что, не пропадем – освоили новое ремесло. Будем плести корзины для сбора тропических плодов.

«Паллада» — самодостаточный мир, сложное инженерное сооружение. Здесь есть системы опреснения воды, очистки канализационных отходов, уничтожения твердого мусора. Но самое удивительное – здесь есть стоматологический кабинет. Принимает пациентов единственный в мире стоматолог на парусных судах – Борис Корсаев.



Его кабинет – совсем маленький, чуть больше стенного шкафа. Там помещается стоматологическое кресло, бормашина, полка с лекарствами. И это всё. Нет даже табуретки для врача. Тем не менее, Борис Корсаев работает и лечит курсантов. Кругосветное плавание длится 8 месяцев – мало ли у кого заболит зуб? Принимать приходится и в крен, и в качку. Главное – не травмировать пациента.

— Я приспособился, — говорит Корсаев. – То спиной в переборку упрусь, то рукой на больного облокочусь. Больной тоже ассистирует, лампу держит. А что делать? В каждом выходе около 20% экипажа и курсантов нуждается в помощи. Бывают и экстренные случаи – двое суток назад пациент с абсцессом пришел, с температурой. А в порту ко мне с других парусников приходят – с «Крузенштерна», с «Седова».



На вопрос «почему не остался работать на суше?» отвечает:

— Просто я люблю море. У нас здесь равнодушных нет.

Корсаев по национальности калмык, живет в Элисте. Работает на судах с 1987-го года. В кругосветку его позвал капитан «Паллады» Николай Зорченко, умудрившийся выбить ставку для стоматолога, хотя на других российских парусниках её упразднили из экономии. Для Бориса Корсаева – это четвертое кругосветное плавание вместе с Зорченко.

В каюте у стоматолога портрет Далай Ламы и буддистский лунный календарь. А рядом иконка Николая Угодника, покровителя моряков»

Мышиная команда



«Приближаемся к Мадагаскару. На море волнение – 5 баллов. Ветер – 13 м/с, галфвинд, а временами крутой бейдевинд. Идем под парусами. Крен – до 15 градусов, максимум – 25. Для «Паллады» это ерунда. Она готова ходить с любым креном и даже если ляжет на бок, всё равно поднимется.

Ну, это для «Паллады» ерунда, а я при крене на левый борт, сваливаюсь с койки. Приходится подтыкать матрас одеялом. Иллюминаторы задраены, откроешь, чтобы проветрить кубрик – и бац – тебя в лицо бьет волна. И на палубе может достать волна, если вышел полюбоваться хмурыми видами Индийского океана. Вода свинцового, почти фиолетового цвета с проблесками изумруда и бирюзы. Порой из воды выпрыгивают дельфины или летучие рыбы, но редко. В основном видно волны до горизонта – тяжелые, сильные, со срывающимися бурунами. По левому борту натянули штормовые леера, иногда приходится за них держаться, чтобы не скатиться по наклонной палубе.

— На моей памяти «Паллада» выдерживала крен в 57 градусов, — вспоминает старший механик Петр Холдобо. Механики ласково называют его «дед». Петр Владимирович действительно уже дед. При этом он отжимается, подтягивается и на стальных пальцах может висеть на металлических балках и прыгать с одной на другую. Себя он называет «страшный механик», в шутку, и чтобы сдающие зачеты курсанты не расслаблялись.

Стармех возглавляет машинную команду в 13 человек.

— Мышиная команда, — улыбается он – Мы как мыши двигаемся, нас практически не видно.

Хоть и не видно, а судовые механизмы живы благодаря им. «Мышиная команда» трудится на глубине 3,5 метров ниже ватерлинии. Не просто моряки, а настоящие подводники. Лишь изредка появляются на верхней палубе, напоминая вышедших из забоя шахтёров. Глубже, чем они, только балластные танки с водой.

Машинное отделение – сакрально и похоже на закрытый мужской клуб. Женщин туда не пускают. Исключение могут сделать в порту, если приходит проверка. В прочее время – это табу. На «Палладе» верят, что женщины в машинном отделении – плохая примета. Даже могут вспомнить несколько случаев, когда нарушение запрета чуть не приводило к аварии. «Паллада» — женщина, и к своему сердцу допускает только мужчин.

Еще один день на «Палладе»



«Сегодня день рождения старшего боцмана и парусного мастера Николая Абрамова. Ему исполнилось 73 года. Невероятный человек – мастер спорта по парусному спорту, капитан первого ранга, кавалер ордена мужества. Николай Абрамов служил на атомных подводных лодках первого поколения и однажды предотвратил серьезную аварию. Сейчас он на пенсии, но дома сидеть не собирается. Каждое утро, еще до подъема курсантов, делает зарядку и обливается из ведра морской водой. Работает так, как молодые не могут. А работы – валом, в прямом смысле. В парусной мастерской груды парусов, требующих ремонта. Паруса пора бы поменять, но пока приходится ремонтировать – может еще послужат.

Один из учеников старшего боцмана – матрос Максим, боксёр с налитыми мышцами, милейший парень. Научил нас вязать «капитанский узел». С его помощью можно связать салфетку, подставку под кастрюлю или дверной коврик. Мы прикидываем – если рейсов с Маврикия не будет – задержимся на острове. Николай Абрамов уже научил нас плести корзины. А теперь мы знаем, как сделать отличный коврик из пальмовых листьев. На пропитание заработаем.



Хотя на такое как на «Палладе» — вряд ли. Здесь кормят четыре раза в день деликатесами, которых я не встречал на других парусниках. Свиная поджарка с сыром, горбуша запеченная с грибами, жареная навага, салат из папоротника, бризоль, пицца, торт печеночный. Да еще какие-то сладости, йогурты, соусы из Аргентины, ЮАР, а то и самого Владивостока. И свежая выпечка.

В качку столы накрывают мокрыми тряпками, они выполняют роль штормовой скатерти. На мокрой ткани стаканы и тарелки не скользят. В сильный шторм камбуз не работает. Желающим выдают доширак. Его можно заварить кипятком самостоятельно. Но шторм бывает редко. Поэтому обычно мы накормлены плотно и вкусно»

Дневник кругосветки: летит по волнам, под звездами юга…



«Проходим мимо Мадагаскара. Погода прекрасная, море успокоилось, качки почти нет. Поставили прямые паруса, кроме бом-брамселей. Парусные авралы на «Палладе» проходят быстро, без шума и бранных слов. Я приписан к бизани, но часто едва успеваю подхватить канат и потянуть, как звучит команда: «Снасти уложить. Отбой парусного аврала». Зато аврал может случиться в любое время, например, ночью.

Динамик как рявкнет над ухом: «Приготовиться к парусному авралу!» От неожиданности можно с койки свалиться. И бежишь, немытый, нечесаный. Хорошо, если футболку не задом наперед надел. Курсанты, я видел, на бегу носки теряли. Зато утром радио не поднимает на зарядку, можно поспать лишних полчаса. Не так мало, если учесть, что на «Палладе» нет адмиральского часа, и спать хочется постоянно.

В нашем мужском кубрике 6 человек. Мы настолько привыкли к нему, что я написал в его честь песню.

Мы смотрим на мир через иллюминаторы.

Отбои, подъемы, суровый режим.

Мы где-то движемся ниже экватора,

Даже когда на койках лежим.

 

Здесь много веревок, и вещи привязаны.

Хлопают дверцы, обвязка звенит.

Радиоточка выдаст приказы нам:

Надо бежать, и каждый бежит.

 

Припев:

Летит по волнам, под звездами юга,

Под скрип парусины, под хлест бурунов

Наш кубрик, который мы делим друг с другом,

Наш кубрик, где каждый к авралу готов.

К авралу готов!

К авралу готов!

 

Ребята с «Паллады» штормов не боятся.

Здесь безопасно от слова «совсем».

А если мне всё же придётся спасаться,

Я знаю, мой номер – 147.

 

Нырял я в объятья европ и америк,

Но память о кубрике не растрясу.

И даже когда сойду я на берег,

Наш кубрик с собой унесу.

Припев.

Источник