Уильям Рэндольф Херст
Редакция газеты Los Andgeles Times не знала покоя ни днем, ни ночью. Поминутно трезвонили телефоны – как будильники, хотя надобности в последних не было даже ночью, вот как в этот предрассветный час.
– Криминальная хроника. Алло?
Голос в трубке чуть хриплый, вкрадчивый:
– Скажите, вам нужны сенсации?
Фрэнк Мэллингхэм выругался. Ну что за идиотское вступление? Это как спросить у голодного, хочется ли ему есть. Но выругался Фрэнк, разумеется, про себя.
– Что вы имеете сообщить?
Сдержанный тон, казенный оборот – позвонивший должен сразу почувствовать себя просителем. Это развязывает язык.
– Вы же не любите Уильяма Рэндольфа Херста, так?
Еще один дурацкий вопрос. Они ненавидят Херста! Этот ненасытный магнат скупил десятки газет и журналов, и ходят слухи, что Loc Andgeles Times тоже на прицеле.
– Мы за цивилизованную конкуренцию. – Ответ был обтекаемым. Почем знать, кто на другом конце провода? – Меня зовут Фрэнк Мэллингхэм, – представился репортер. – Могу я поинтересоваться, как ваше имя?
– Это не имеет значения. Впрочем, я готов встретиться с вами… потом.
– Откуда вы звоните?
– Из Сан-Диего. Но это тоже не имеет значения. Важно другое – оправляйтесь к девяти утра в порт. Туда, где обычно стоит «Онейда», яхта Херста.
– И что я увижу, кроме яхты?
– Карету «скорой помощи». Она приедет за Томасом Инсом.
– Это… Ах да, режиссер, продюсер. Что с ним случилось?
– Херст пристрелил его.
– Это точно? – Мэллингхэм даже привстал. Похоже, сегодня, 19 ноября 1924 года, его день!
– Точнее некуда! И еще кое-какие пикантности. На борту «Онейды» были их любовницы – Инса и Херста. Вы наверняка видели этих красоток на экране – Маргарет Ливингстон и Мэрион Дэвис. И наконец, там был Чарли Чаплин, гений кино и гений разврата в одном лице.
– Мне нужны детали для передовицы в утреннем номере, – с трудом вымолвил Мэллингхэм.
– Детали я вам обеспечу. А передовица… Так и напишите: «Томас Инс застрелен на яхте Херста». Правда, Инс еще жив, но у него такая дыра в голове, что не жилец, верно говорю, не жилец. Все! Я еще объявлюсь.
– Буду ждать, – заверил собеседника Фрэнк Мэллингхэм, но его уже не слышали – в телефонной трубке были гудки.
В порт он приехал задолго до девяти. «Онейды» еще не было, но ее ждали – несколько черных лимузинов выстроились в ряд на пирсе, чуть в стороне притаилась карета «скорой помощи».
Фрэнк Мэллингхэм рухнул на ближайшую скамейку, ноги не держали.
Часы и минуты, прошедшее после ночного звонка, он зря не терял. Сначала позвонил в Сан-Диего – в порт: да, «Онейда» заходила туда, и кстати, там ее покинули несколько человек, гостивших на яхте. Следующий звонок – в главный офис Херста: да, босс сейчас в море, и больше… никаких комментариев.
Сейчас, на пирсе, чтобы скоротать время, он достал из кармана стопку листков – все, что успели ему подготовить в справочном отделе газеты. Здесь были выдержки из досье на Уильяма Рэндольфа Херста, подборка вырезок из статей о Мэрион Дэвис и даже краткая история яхты «Онейда». Он их уже просмотрел, но хотел убедиться, что не пропустил ничего существенного.
Oneida sail of Greenwich Harbor
Место преступленияТак, «Онейда».
Построена в 1897 году по проекту Алана Чесерборо на верфи Harlan & Hollingsworth, Уилмингтон, штат Делавэр. Длина – 200 футов. Ширина – 24 фута. Осадка – 11,5 футов. Водоизмещение – 552 тонны.
Первоначально принадлежала известному богачу Джорджу Дрекселу и называлась «Алкедо». В 1912 году была продана горному инженеру Джону Хэйсу Хэммонду и переименована в «Атрей». Год спустя у яхты появился новый владелец – нью-йоркский банкир Элиас Корнелиус Бенедикт, а с ним и новое имя – «Онейда». Хотя новым оно было только применительно к данному судну, поскольку так называлась прежняя яхта Бенедикта, меньших размеров, но удивительно похожая на приобретенную взамен. И купленную, кстати, за 100 тысяч полновесных долларов.
На вопросы журналистов, пишущих о высшем свете Нью-Йорка, почему яхта новая, а имя старое, банкир говорил, что испытывает глубокое почтение к индейскому племени онейда, одному из пяти, составивших Ирокезскую конфедерацию Канады.
На тот же вопрос от журналистов, пишущих о катерах и яхтах, он отвечал серьезно: ему требовалось судно побольше и покрепче, поскольку он намерен отправиться в Центральную Америку и стать первым яхтсменом, прошедшим Панамский канал. В этот вариант верилось скорее, ибо тщеславие Бенедикта было столь же велико, как его интерес к парусному спорту, что могли подтвердить в Seawanhaka Corinthian Yacht Club, командором которого он являлся.
Правда, среди людей посвященных ходила другая версия: на борту «Онейды», еще той, старой «Онейды», в строжайшей тайне была сделана операция по удалению раковой опухоли с челюсти президента США Гровера Кливленда, с которым Бенедикт находился в приятельских отношениях. Такая причастность к судьбам страны льстила банкиру и командору – как ни посмотри, он и его «Онейда» попали на страницы истории, а какая именно яхта носила «историческое» название по прошествии лет никто и не вспомнит.
Как бы то ни было, название было сохранено, и в следующем году Элиас Корнелиус Бенедикт действительно отправился к берегам Панамы и первым из яхтсменов прошел по каналу, причем задолго до его официального открытия. Возвращаться в Атлантический океан командор счел неразумным, и портом приписки «Онейды» стал Лос-Анджелес.
В июле 1917 года «Онейда» была «призвана» в ряды военно-морских сил США в качестве вспомогательного судна под номером SP-432. Однако уже через два месяца решение задействовать яхту в сражениях мировой войны было признано ошибочным, и она вновь оказалась в полном распоряжении Бенедикта.
В том же году на яхте были смонтированы новые паровые котлы, что увеличило дальность ее автономного плавания до 4000 миль, а так как паруса на яхте поднимались чаще, чем запускалась машина, то дальность можно было считать неограниченной.
Позднее, во время капитального ремонта 1920 года, длину яхты увеличили за счет бушприта и кормового свеса, также установили современное навигационное оборудование.
Элиас Корнелиус Бенедикт ходил на «Онейде» до самой своей кончины, после которой наследники выставили яхту на продажу. В августе 1922 года «Онейда» была куплена Уильямом Рэндольфом Херстом, который так объяснил свой поступок: «Мои газеты и журналы тут ни при чем, а вот моя кинокомпания Cosmopoliten Productios – очень даже. Я оставлю «Онейде» ее имя как дань уважения президенту Кливленду и командору Бенедикту, использоваться же судно будет для съемок фильмов».
Однако все это были, как писали конкурирующие газеты, не более чем пышные словеса. На самом деле яхта использовалась совсем по другому назначению, для чего ее внутреннее убранство сделали роскошным, не пожалев ни восточных ковров, ни венецианских зеркал, ни красного дерева. В такой обстановке так приятно предаваться всевозможным порокам, не говоря уж о нарушении положений «сухого закона». Это на берегу полиция охотилась за бутлегерами, сливала конфискованный виски в сточные канавы, порой не милуя самых именитых и состоятельных граждан. А в море… в море даже оглядываться было не нужно, прежде чем позволить себе толику спиртного.
Хлопнула автомобильная дверь. Фрэнк Мэллингхэм поднял голову. Из «скорой помощи» доставали носилки. Значит… Да, вот она, «Онейда». Паруса на мачтах приспущены, словно в знак траура. Но корпус – белый; блестит на солнце бронза дельных вещей, сверкают золотом буквы названия. И так это празднично – и это так контрастно, если знать, что на борту раненый… умирающий… или уже мертвый Томас Инс.
Что и говорить, великолепные декорации! Просто просятся на экран. Как и сюжет. В нем есть все необходимое: злодей, жертва, свидетели, грехи, страсти. И актрис искать не надо, сыграют сами себя. Доллар против цента, что фильм удастся. Даже название напрашивается, не надо придумывать: «Смерть под парусом».
Яхта приближалась к пирсу. Спущенные паруса подвязали к гикам. Матросы готовили швартовы. У бушприта, у самого борта стояли мужчина и женщина – соответственно в тяжелом пальто и атласной накидке с меховым воротником. Они стояли плечом к плечу, как муж и жена, хотя не были ими, Мэрион Дэвис и Рэндольф Херст. Отличный кадр для фильма!
Чтобы причалить, «Онейде» потребуется минут двадцать. Можно продолжить чтение.
Сам себе законТак, Уильм Рэндольф Херст.
Миллионер. Владелец золотых и серебряных рудников, огромного ранчо в Техасе, сотен тысяч акров пахотной земли, акционер крупнейших компаний Соединенных Штатов. А еще он заправляет медиаимперией, в которой десятки газет и журналов от New York Journal до Harpers Bazaar. Именно это, а не одни лишь миллионы наделило Херста могуществом, которому завидуют политики. Прессу он превратил в дубину, которой вгоняет в землю тех, кто по той или иной причине ему неугоден.
В крови ли это у него, эта безжалостность и трезвый расчет? В немалой степени. Его отец, Джордж Херст, был в числе тех, кто в свое время отправился в Калифорнию, заболев «золотой лихорадкой». И ему повезло – он разбогател. Посчитав, что сторониться политики ему не след, Джордж Херст стал сенатором, и тогда же женился на школьной учительнице, интересы которой не простирались дальше заботы об их единственном сыне Рэндольфе. Тот рос редким шалопаем, и поэтому после смерти отца не получил ни цента – все было завещано его матери, Фебе Херст. По мнению ее супруга, сын должен был пробиваться в жизни самостоятельно, и пример отца – ему наука.
Мать послала его в Гарвард, но Рэндольфа выгнали оттуда за непозволительные дерзости. Тогда он объявил о намерении жениться на девушке из самых низов, после чего получил от перепуганной матери «отступные» в виде скромной газеты San Francisco Examiner, которую его отец когда-то выиграл в карты.
За год он увеличил тираж газеты в десять раз. Огромные заголовки во всю страницу предлагали читателям сенсации – скандал, убийство, измену, разоблачение. «Читатель любит, чтобы его дергали за селезенку, – говорил Херст, – так не будем лишать его этого развлечения, тем более что именно за это он готов платить деньги». Еще он не скупился на гонорары, и среди авторов Examiner появились Марк Твен и Джек Лондон…
«Онейда» в море. 1915 г.
Газета из убыточной стала прибыльной, и Херст пустил деньги в ход. Он стал скупать газеты по всей стране, и вскоре суммарный тираж его изданий составлял десятки миллионов. Он устраивал травлю нечистоплотных бизнесменов, и это нравилось читателям. Он хватал за руку вороватых политиков, и это нравилось еще больше. Уверившись в своем всесилии, он избрал Кубу «яблоком разора» и фактически принудил США объявить войну Испании, которой принадлежал остров. И эта война стала победоносной – Куба избавилась от испанского владычества, но фактически стала «вассальной территорией» Соединенных Штатов. И такой показательный момент: ведь это Херст послал к испанскому королю своего журналиста и тот предложил мир на условиях своего босса. Разве это не могущество?
Теперь у него было все: власть, деньги, у него была вполне себе симпатичная жена Миллисента, на которой он женился в 1903 году и которая родила ему пятерых сыновей. И все же в 1918 году Херст понял, насколько обделен. Его познакомили с актрисой Мэрион Дэвис – и он влюбился. Ему не хватало любви.
Мимо пробежал мальчишка, сгибавшийся под тяжестью пачки газет. Мэллингхэм окликнул его и выхватил из стопки свежий номер Los Andgeles Times. Заголовок занимал всю первую страницу – и он того стоил: «Продюсер и режиссер Томас Инс застрелен на яхте Уильяма Рэндольфа Херста».
Фрэнк Мэллингхэм подумал, что несколько поторопился, отправив Инса к праотцам, но в заботе об эффекте можно было и согрешить, тем более сказано было ясно: «не жилец».
«Онейду» подтянули лагом к пирсу. Спустили трап. Санитары поднялись на яхту, и уже через минуту появились вновь. На носилках лежал человек. Когда они оказались на пирсе, откуда-то выскочил фотограф и начал лихорадочно щелкать своим аппаратом. Мэллингхэм усмехнулся – это был фотограф Los Andgeles Times.
Из лимузинов высыпали люди в одинаковых костюмах и мягких шляпах. Они кинулись к фотографу, и тот предпочел ретироваться. Но подручные Херста промедлили, так что снимки будут!
«Скорая помощь» умчалась. Трап пустовал. Фрэнк Мэллингхэм снова стал читать.
Равная среди первых
Мэрион Дэвис. Актриса. Красавица, что для кино – обычно. Умница, что для кино – редкость.
Она родилась в семье бруклинского юриста Бернарда Дюрва. С детства она мечтала о сцене, и ее мечта сбылась. Что характерно, при этом ей не пришлось ни унижаться, вымаливая роли, ни торговать собой. Все сложилось как бы само собой: попробовала – получилось – понравилась. Единственное, от чего Мэрион пришлось отказаться, это от неблагозвучной фамилии. И она не стала долго ломать голову: увидела рекламу страховой компании «Дэвис» – и получила сценический псевдоним.
Гонорары ее росли от фильма к фильму, так что денег хватало. Для нее это было важно. В отличие от многих соперниц по профессии Мэрион Дэвис дорожила своей независимостью и вовсе не желала прислониться к какому-нибудь щедрому нуворишу. Она расчетливо вкладывала деньги в акции.
Такое положение позволяло Мэрион Дэвис выбирать самой фильмы, роли и мужчин. Ее нельзя было купить, ее можно было покорить единственным способом – доказав, что это – ЛЮБОВЬ.
Уильяму Рэндольфу Херсту это удалось. Он не мог развестись – жена ни за что не дала бы развод, а сыновья не простили бы. Но он предложил свое сердце и гражданский брак, и Мэрион Дэвис оценила такую щедрость, оговорив при этом свободу своего поведения. Свою, но не его, он должен быть ей верен. И Херст согласился на эту роль, показавшуюся бы немыслимой большинству мужчин.
Собственность магната
Шесть лет они были вместе. Ему было за пятьдесят, ей двадцать семь, но это им не мешало. А в будущее они не заглядывали.
На трапе появились Херст и Дэвис, еще какие-то люди, но не Чаплин. Очевидно, он был среди тех, кто покинул «Онейду» в Сан-Диего.
– Вы меня ждете?
Фрэнк Мэллингхэм не заметил, как перед ним появился невзрачный, скромно одетый мужчина. Он видел его первый раз, но голос характерный…
– Как вы меня узнали?
Мужчина кивнул на газету в руках репортера:
– Это было нетрудно. Пойдемте отсюда порта.
Их разговор состоялся ресторанчике, где они были единственными посетителями.
– Кто вы? – спросил Мэллигхэм.
– Тот, на кого не обращают внимания, – сказал мужчина. – Как на вещь, на стул, кого никто не помнит в лицо. Но это дает определенные преимущества – нам доступно то, что скрывают от других глаз. Я стюард. И я расскажу, что произошло на яхте «Онейда».
Покушение на убийствоЯхта вышла в море 15 ноября. Пока в гостях у Херста было лишь несколько человек, и все – и все женщины. Актриса Джулиана Джонсон просто напросилась в компанию, и он не смог ей отказать. С кинообозревательницей Луэллой Парсонс он собирался обсудить, как строить рекламу новых фильмов Cosmopoliten Productios. Английская романистка Элеонора Грин работала над книгой, посвященной быту американских миллионеров, и Херст должен был стать прообразом одного из героев, разумеется положительных.
Во время застолий, украшением которых были не только дамы, но и блюда, приготовленные выписанным из Парижа шеф-поваром, Херст сыпал журналистскими байками. Гостьи млели.
На третий день они подошли к Сан-Диего, где на борт яхты должны были подняться новые пассажиры. Их доставили на катере хозяина – Мэрион Дэвис и Чарли Чаплина. Они улыбались: Дэвис – сдержанно и обезоруживающе, Чаплин – широко и с тем выражением глаз и лица, что заставляло мужчин хмыкать, а женские сердца трепетать. Что до опоздания, то Дэвис задержала премьера ее нового фильма, на которой она обязана была присутствовать, а старый приятель Чарли составил ей компанию.
Марион Дэвис приветствует Томаса Инса. 19 ноября 1924 г.
Ужин прошел замечательно. Чаплин был на высоте. Все хохотали как сумасшедшие. Но появился помощник капитана с известием, что катер везет новых гостей. И народ высыпал на палубу – встречать.
Это был Томас Инс со своей любовницей Маргарет Ливингстон. И это в честь Инса сегодня будет вечеринка, у него день рождения.
Со всех сторон посыпались поздравления, а Чаплин вдруг принялся скакать вокруг, размахивая воображаемым лассо. Это было более чем прозрачным намеком – Томаса Инса называли «отцом вестернов», в Голливуде он успешнее других разрабатывал эту тему.
Однако сейчас Инс оказался в тупике: вестерны уже не пользовались былым успехом, его кинокомпания Culver Studios была на грани краха, и единственное, что могло стать спасением, – это заем, на возможность которого как-то намекнул Херст. А он в благодарность будет снимать Мэрион Дэвис в своих фильмах!
Инс попробовал сразу перемолвиться с хозяином «Онейды» о делах, однако Херст сказал, что серьезные вопросы они оставят на утро, а пока надо готовиться к празднику.
В программе вечера был маскарад. Херст преобразился в Нептуна с короной на голове и трезубцем в руках. Дэвис превратилась в Афродиту, украшенную бриллиантами и закутанную во что-то полупрозрачное. Луэлла Парсонс в атласном трико стала гремучей змеей. Наконец, Чаплин и Инс предстали в облике ковбоев – в кожаных безрукавках и в штанах с бахромой они били чечетку и заламывали шляпы, у Чаплина она была темно-серая, у Инса – светло-коричневая. Благодаря легкому гриму они казались близнецами.
К двум часам все были навеселе, хотя применительно к Томасу Инсу это не стоило понимать буквально. Перед ужином Маргарет Ливингстон заявила, что им лучше расстаться, что ему пора вернуться к законной жене. К тому же чутье подсказывало, что Херст откажет в помощи. Все летело в тартарары, и тяжко захмелевший Инс подсел к секретарше Мэрион Дэвис – Абигайль Кинсолвинг, и стал ей жаловаться на жизнь. Девушка тоже была нетрезва, и возможно, поэтому слушала с сочувствием.
На самом деле Херсту тоже было не до веселья. Конечно, он не даст Инсу ни цента, да и вечеринку устроил с единственной целью – удостовериться, что между Мэрион и Чаплиным ничего нет. Хотя в анонимном письме, которое он получил, утверждалось обратное: Дэвис намерена его бросить ради известного на всю страну сердцееда.
Безрадостная старость бывшей яхты Рэндольфа Херста (она справа). Озеро Бирлингтон. Январь 1934 г.
Херст надеялся, что алкоголь отпустит тормоза. И не только алкоголь! Он знал, как пребывание на яхте расслабляет людей, развязывает языки. Море, мачты, шкоты и брасы, тиковая палуба под ногами. Самое место для откровений. Даже Чаплин поддастся этой парусной магии. Или Мэрион, если она в сетях этого ловеласа. Все прояснится! И тогда…
Он должен защитить ее! Пусть Мэрион не будет рядом – пусть не с ним, но не с этим ловеласом, одно имя которого может погубить ее репутацию и карьеру!
Его отвлекла пустяшным разговором Джулиана Джонсон, и Херст не заметил, как Мэрион и Чаплин исчезли из кают-компании. В ней вообще почти никого не осталось, кроме романистки и журналистки, которые пытались что-то друг дружке доказать.
Херст спустился к каютам, но дверь Мэрион Дэвис была заперта. Тогда он поднялся на палубу – и услышал крик. Он бросился на него и нашел тех, кого искал: в спасательной шлюпке лежал человек в кожаной безрукавке, рядом валялась темная шляпа, а под ним билась женщина с задранной юбкой.
Как, почему в кармане Херста оказался пистолет, он и сам не мог объяснить, но револьвер у него был. Он достал его и крикнул: «Посмотри на меня, подлец!» Но он не стал ждать, когда человек обернется, и выстрелил ему в голову. И только тут понял, что перед ним не Чаплин, а Томас Инс, они же еще во время танца обменялись шляпами. И женщина была не Мэрион, это была Абигайль Кинсолвинг.
Мэрион Дэвис и Рэндольф Херст на закате…
– Он понимал, что скрыть это не удастся, – говорил стюард с «Онейды». – Слишком много свидетелей. И все же Херст приказал капитану собрать команду. Он обещал каждому щедрое вознаграждение, если мы будем держать язык за зубами. Но тут он просчитался. Утром мы зашли в Сан-Диего, где почти все гости покинули яхту. Мне удалось улизнуть на берег и позвонить вам.
Фрэнк Мэллигхэм спросил:
– Послушайте, а зачем вам это надо? Ну, вообще…
– Мне не нравятся люди, которые ломают чужие судьбы, – сказал стюард. – Я ведь тоже когда-то работал в газете. Пока ее не купил мистер Херст. Он вышвырнул меня на улицу. А потом судьба свела нас на «Онейде», только я его узнал, а он и не мог узнать, ведь он в упор не видит такую мелочь, как я… и как вы, Фрэнк.
– Ну, это мы еще посмотрим насчет мелочи, – сказал Мэллигхэм. – Он у меня еще попляшет, этот магнат.
Замок Херста
Стюард покачал головой. Он не верил.
Дела не будетУтром того злополучного дня в каюту Херста пришла Мэрион Дэвис. Она была умной женщиной и поняла, почему прозвучал выстрел. И как ни парадоксально, этот выстрел сломал все преграды между ней и Херстом. Потому что только действительно любящий человек способен на такой ПОСТУПОК. И она рассказала ему все: что у нее были другие мужчины и среди них – Чаплин, но это было давно, и это надо забыть – она забудет и пусть забудет он, потому что отныне они всегда будут вместе.
Они говорили, не обращая внимания на стюарда, принесшего шампанское…
Признание Мэрион воодушевило Херста, и он занялся насущными вопросами. Уильям Рэндольф не жалел денег, и команда получила наградные, пусть и не всеми заслуженные, кто-то же проболтался. С мисс Парсонс был заключен пожизненный контракт. Английской писательнице Элеонор Грин была перечислена очень внушительная сумма. Абигайль Кинсолвинг и Маргарет Ливингстон тоже не остались внакладе. Чаплин обещал молчать, и он будет молчать! Жена раненого Инса также не проронит ни слова, и это будет щедро оплачено, тем более ей пришлось не по вкусу известие, что в ее мужа стреляли при попытке изнасилования, а на борту яхты он был со своей любовницей. И наконец, газеты, конкуренты… Чего это стоило Херсту, осталось неизвестным, но в вечерних выпусках не появилось ни слова о происшедшем. Да и о чем говорить, о несчастном случае? Домашний доктор четы Инс диагностировал пищевое отравление – то же самое он написал в свидетельстве о смерти. Правда, после этого он купил себе новый дом, но бывают же совпадения…
Томаса Инса кремировали. Похороны прошли скромно. От газеты Los Andgeles Times на них присутствовал руководитель отдела криминальной хроники Фрэнк Мэллигхэм. Фотографа с собой он не взял, не было надобности.
Ему все толково объяснили. Что мистер Херст отказывается от притязаний на их газету. Что отныне журналисты из его Los Andgeles Examiner и Los Andgeles Herald не будут перебегать дорогу коллегам из Los Andgeles Times. Исходя из чего… В общем, мы воздержимся от публикации материалов, связанных со смертью Инса, не так ли, Фрэнк? Кстати, мы собираемся предложить тебе пост главы отдела криминальной хроники…
Разумеется, он ответил согласием и с благодарностью принял новую должность. В общем-то, в лояльности Фрэнка Мэллигхэма руководство газеты и не сомневалось…
Потревоженная профессиональная гордость не мучила Фрэнка Мэллигхэма ни тогда, ни потом. Конформизм – это нормально, это жизнь. И он действительно не написал больше ни строчки о так и не открытом деле о насильственной смерти Томаса Инса. Однако это не мешало ему в течение десятилетий собирать что-то вроде архива, касающегося обстоятельств трагедии и причастных к ней лиц. Тем более что мало-помалу занавес начал приоткрываться – информация просачивалась тоненькими ручейками, и вполне возможно, благодаря безымянному стюарду с яхты «Онейда».
Чарльз Перси Сноу
Среди прочих материалов в архиве Мэллигхэма было интервью с Торайти Коно, секретарем Чарли Чаплина, присутствовавшего при том, как тяжелораненого Инса переправляли на берег. Хотя сам Чаплин категорически отрицал даже факт своего присутствия на яхте!
Были и материалы, касавшиеся «Онейды». В руках Херста она была еще несколько лет, но в 1932 году уже использовалась в качестве прогулочного судна на озере Шамплейн, штат Вермонт. Несколько кают яхты были переделаны в музей, и его посетители могли своими глазами увидеть обитое бархатом кресло ее бывшего владельца и украшенную слоновой костью ванную его спутницы. Постепенно, однако, яхта дряхлела, и в 1940 году «Онейду» исполосовали автогеном, а металлолом вывезли в Канаду – на завод по изготовлению боеприпасов. Вторая мировая война требовала снарядов…
Мэрион Дэвис сдержала слово: прошли годы – и она оставила кино, но не оставила Уильяма Рэндольфа Херста. Тот продолжал строить свою медиаимперию, и влияние его оставалось практически безграничным. Так продолжалось до тех пор, пока у него не появилась новая цель – возвести на берегу океана в Калифорнии, посреди поместья в 240 тысяч акров, замок «Зачарованный холм». Это была эклектика в абсолюте – смесь древнегреческих, готических, мавританских мотивов. Портики, балюстрады, купола, а еще 115 комнат, крупнейший в мире частный зоопарк, теннисные корты, поле для гольфа, бассейны, кинозал, и везде скульптуры и картины, которые Херст скупал по всему миру. Истинной королевой «Зачарованного холма» была Мэрион Дэвис.
Уильям Рэндольф Херст умер 14 августа 1951 года. Мэрион Дэвис – 22 сентября 1961 года. Ко дню ее смерти обстоятельства смерти Томаса Инса уже перестали быть тайной, и только Чаплин по-прежнему стоял на своем: не был, не участвовал, не виноват.
Фрэнк Мэллигхэм прожил долгую жизнь, но, конечно же, не дожил до появления в 2001 году фильма The Cat's Meow, второе название которого – «Смерть в Голливуде». В этом фильме рассказывается о том убийстве и тех годах, известных как Век джаза. В нем почти все правда, вот только зачем у яхты появилось другое название – «Марала» – совершенно непонятно.
Вопросы к роману Чарльза П. СноуКогда преподаватель одного из колледжей Кембриджа – Колледжа Христа – решил попробовать себя в литературе, он выбрал для дебюта жанр детектива. Объяснений тому имелось несколько, и каждое было весомым.
Во-первых, у него уже было шикарное название «Смерть под парусом», мелькнувшее на страницах газет за пять лет до этого и связанное с яхтой «Онейда» миллионера Рэндольфа Херста.
Во-вторых, будущий писатель с уважением относился к игре ума в целом и так называемой «тайне запертой изнутри комнаты» в частности. Применительно к яхте это было именно то, что требовалось: идеальной чистоты «лабораторные» условия. Позже Сноу даже вложит свои мысли по этому поводу в уста главного героя, сыщика-любителя мистера Финбоу: «Семь человек, отрезанных от внешнего мира, и один из них убит, и один из оставшихся – убийца. Интересно...»
Афиша фильма «Смерть под парусом»
В-третьих, ему было просто интересно поработать именно над детективом, а в случае литературной неудачи от критиков можно отбиться тем, что его «Смерть под парусом» не более чем прихоть преподавателя изящной словесности.
Отбиваться Чарльзу Перси Сноу пришлось не от критиков – от яхтсменов. Первые сдержанно похвалили дебютанта за изящество головоломки, вторые же не оставили от романа камня на камне.
Действительно, с точки зрения знатоков жанра Сноу все сделал добротно и убедительно: сначала никто не заинтересован в смерти, потом заинтересованы все, развязка – на последних страницах. При этом текст выполнен на высоком литературном уровне, с должной щепотью иронии и «чисто английского юмора», а умственные построения мистера Финбоу отличаются логикой и здравомыслием.
В отличие от благодушествующих критиков английские яхтсмены были пристрастны в оценке мелочей и категоричны в выводе: так не бывает! И в этом они были правы: только человек, никогда не ходивший на яхте, может допустить, что выстрел из пистолета не будет слышен в кают-компании, потому что работает радио, но будет – в каюте. И это при тонких фанерных переборках? Наконец, планировка яхты, приложенная к тексту романа для вящей убедительности, показывает, что при таких размерениях лодки и таком расположении коек спальные места будут впору разве что лилипутам. И наконец, вы бы уж определились, мистер Сноу: если мертвец зажимает рукой румпель, то при чем тут отпечатки пальцев на штурвале? И все это лишь толика несообразностей, ошибок и нелепостей. А ведь основное правило детектива гласит: писатель не имеет право лукавить и ошибаться в деталях, лишь тогда читатель поверит ему в главном – что убийца Кристофер, а не Эвис, не Тони, не Филипп…
Строгая оценка яхтсменов, однако, не сказалась на судьбе романа Чарльза П. Сноу.
Увидевший свет в 1932 году, он в дальнейшем неоднократно переиздавался, а в 1959 году был еще и основательно переработан автором, к тому времени признанным одним из ведущих британских писателей XX века. Так что дебют удался, но, несмотря на это, больше Сноу к детективному жанру не возвращался. При этом в предисловии к публикации перевода романа в советском журнале «Дон» он заметил: «Если бы мне было дано прожить еще одну жизнь, я хотел бы написать еще несколько детективов». И можно быть уверенными, что детективы эти тоже получились бы отменными, ведь одной своей книгой Сноу умудрился до дна исчерпать «яхтенную тему» в пресловутой «тайне запертой комнаты», это ли не явный показатель мастерства.
Роман Сноу неоднократно экранизировали, удостоился он такой участи и в Советском Союзе. В 1976 году по телевидению был показан двухсерийный фильм режиссера Армиды Неретниеце «Смерть под парусом», снятый на Рижской киностудии. Актерский ансамбль был хорош: Марианна Вертинская, Лембит Ульфсак, Гиртс Яковлевс, Мирдза Мартинсоне… Музыку написал Раймонд Паулс. Как результат – безоговорочный успех. У всех зрителей, кроме… яхтсменов. К уже имеющимся они добавили свои претензии: ну не надо было даже красоты ради показывать яхту (польский «Таурус»), идущей по не самой широкой реке под спинакером и с мертвецом у руля. И так-то не верилось, что не будет рыскать, а уж со спинакером – и вовсе.
Источник
Гостей: 525
Скрытых: 0
Пользователей: 0
April Fools