Российская команда ArtTube Валерии Коваленко стала чемпионом зимней серии класса J/70, который завершился 5 марта в Монако. Команда выигрывает J/70 Monaco Winter Series второй год подряд.

В этот раз победа была полной и безоговорочной: ArtTube пришла первой во всех пяти регатах серии.

Ее отрыв от ближайших преследователей — местной команды Piccinino Стефано Роберти — составляет грандиозные 84 очка.

Помимо команды Валерии Коваленко, в регате участвовали еще три экипажа под российским флагом — Jessie Tanta Петра Носова, Jane Александра Смаглика и Josette Дмитрия Зарицкого. Всего в зачете сезона гонялись 53 команды, подавляющее большинство составили представители Монако и Италии.

Источник

Проверка шквалистым ветром

Второй день международной регаты OptiOrange подарил юным спортсменам еще две азартные гонки в зачет и очень интересную гонку в завершение дня, которую прекратили за 30 метров до финиша. Но обо всем по порядку.

Утром спортсмены зарядились апельсиновым соком и витамином С (ведь здесь, в Валенсии, самые сладкие апельсины в мире) и в районе 12.00 отправились на воду. Первая гонка прошла при 8-ми узловом ветре, и интрига борьбы за первую четверку накалилась до предела. Двое россиян и два испанских спортсмена шли практически очко в очко - Максим Шапошников, Аркадий Карманов, Карлос Эспи, Маттео Кодонер.

Вторая гонка дня. И ветер начал усиливаться до 12 узлов, к медиа-катеру подъезжает главный судья и предупреждает, что к нам движется циклон с 30-40-узловым ветром, который находится примерно в 100 километрах к северо-западу. Спортсменам все нипочем, гонка начинается, и 62 «Оптимиста» отправляются на дистанцию. Выигрывает Маттео Кодонер, второй Шапошников, а Карманов проваливается и приходит 7-м.

Последняя гонка дня начинается под аккомпанемент грозовых всполохов на горизонте, Аркадий Карманов берет отличный старт и уходит на дистанцию первым. Но, к сожалению, за 30 метров до финиша судейская бригада принимает решение начать спасательную операцию, и гонка прекращается. «Мы начали третью гонку очень хорошо, сильный шторм стал надвигаться очень быстро, и для безопасности ребят мы решили прекратить гонку, - рассказала главный судья регаты Мария Тарихо. - Ветер скис, начал крутить, а потом очень быстро пришел шторм. Скорость ветра составляла около 15 метров в секунду, для наших спортсменов это уже очень много».

Перед последним днем у старших мальчиков лидирует Максим Шапошников, второй - Аркадий Карманов, между ними 5 очков разницы, дальше при равных очках со вторым местом идет Карлос Эспи, еще на одно очко отстает Маттео Кодонер.

Участники регаты вкусно поужинали, а вечером всех спортсменов повезли в валенсийский океанариум. Правильное решение организаторов, ведь перед последним днем регаты важно расслабиться, чтобы потом показать высокий результат.

A Perth family has made an extraordinary historical discovery after becoming bogged on a West Australian beach.

Tonya Illman was walking across sand dunes just north of Wedge Island, 180 kilometres north of Perth, when she noticed something sticking out of the sand.

"It just looked like a lovely old bottle, so I picked it up thinking it might look good in my bookcase," she said.

But Mrs Illman realised she had likely uncovered something far more special when out fell a damp, rolled up piece of paper tied with string.

"My son's girlfriend was the one who discovered the note when she went to tip the sand out," she said.

"We took it home and dried it out, and when we opened it we saw it was a printed form, in German, with very faint German handwriting on it."

The message was dated June 12, 1886, and said it had been thrown overboard from the German sailing barque Paula, 950km from the WA coast.

After conducting some of their own research online, the Illman family were convinced they had either made an historically significant discovery or fallen victims to an elaborate hoax.




German experiment in Dutch gin bottle

Between 1864 until 1933, thousands of bottles were thrown overboard from German ships, each containing a form on which the captain would write the date, the ship's coordinates and details about its route.

It was part of an experiment by the German Naval Observatory to better understand global ocean currents.



On the back, the messages asked the finder to write when and where the bottle had been found and return it, either to the German Naval Observatory in Hamburg or the nearest German Consulate.

The Illmans took their find to the Western Australian Museum, where assistant curator of maritime archaeology Ross Anderson conducted a series of investigations.

He determined it was a mid-to-late 19th-century Dutch gin bottle, and the form inside was written on cheaply-made 19th-century paper.

But more needed to be done to shore up the bottle's authenticity, and he contacted colleagues in the Netherlands and Germany for help.

Captain's journal confirms 'extraordinary find'

The colleagues compared handwriting samples from the form and the captain's entries in Paula's meteorological journal.

"Extraordinary finds need extraordinary evidence to support them," Dr Anderson said.

"Incredibly, there was an entry for June 12, 1886, made by the captain, recording a drift bottle having been thrown overboard.

"The date and the coordinates correspond exactly with those on the bottle message.

"The handwriting is identical in terms of cursive style, slant, font, spacing, stroke emphasis, capitalisation and numbering style."

Kym and Tonya Illman standing next the worlds oldest message in a bottle.



Discovered 132 years after it was tossed overboard, it is the oldest-known message in a bottle in the world.

The second oldest was just over 108 years old.

Kym and Tonya Illman have loaned their find to the WA Museum to display for the next two years.

By Charlotte Hamlyn

Польский яхтсмен, продолжающий кругосветное безостановочное плавание вокруг трех мысов на яхте типа Maxus 22, на завершающем отрезке своего пути столкнулся с серьезными трудностями.

Уже после прохода мыса Горн он обнаружил, что его мачта сильно пострадала за время плавания в суровых водах Великого Южного океана.



Не желая сходить с дистанции и прерывать плавание, идею которого он вынашивал много лет (в случае его успешного завершения Шимон станет первым яхтсменом, обогнувшим без остановки Земной шар вокруг трех мысов на столь маленькой яхте), польский мореплаватель решил прямо в море подкрепить мачту гиком. Так что теперь он вынужден идти вперед под одним лишь стакселем (причем использует самый маленький из имеющихся). Скорость яхты снизилась до 3-3,5 узлов, причем яхтсмен признается, что немалую часть в этот результат вносит попутное течение. «Это больше дрейф, чем плавание под парусами», - написал он в своем блоге.



В настоящее время путешественнику удалось добраться до правой краспицы и установить ее под правильным углом, что дает некоторую надежду на благополучное завершение плавания – а до финиша в Плимуте еще остается порядка 7000 миль.

Источник

Кино не самое премьерное, но уж больно тематичное и мотивирующее - как мимо такого в праздник пройти

Тупоносый бело-красный вельбот напоминал корыто. Океанская зыбь то поднимала его, то опускала так, что он терялся между длинными тягучими валами. Тогда пропадал и стук движка, но вельбот, тарахтя, упрямо выкарабкивался и порой, казалось, на волне возносился над судном.

Даже какие-никакие усики пены бежали по сторонам, и маленький синенький флажок со знаком судов гидрографической службы ВМФ трепетал на корме, рядом с рулевым.

Вельбот шел от нашего океанографического исследовательского судна к дрейфующему в нескольких кабельтовых такому же белому красавцу.

Встреча посреди океана, говоря морским языком – рандеву.

Наш боцман в этот день встал рано, а может и вообще не ложился. Сменившиеся в четыре утра с вахты видели его на палубе. Боцман копался у какой-то вьюшки и нет-нет, да и взглядывал в темноту.
Стояла ночь. Мы куда-то шли, ровно дрожала палуба. Иллюминатор внизу бросал желтый луч света, и в нём была видна и темная вода и отворот отрезанной форштевнем волны в белом кружеве пены.
В дрейф легли в семь утра. Сразу началась болтанка, океан играл с судном, как с мячиком. Спать, когда тебя перекатывает с бока на бок, и ноги то и дело задираются выше головы, невозможно. Невыспавшийся народ, недовольно ворча, вылезал на палубу.

Здесь уже вовсю светило солнце, и вода в океане была неестественно яркой, бирюзовой. Ни облачка в небе.

В половине восьмого на горизонте показалась белая точка. "Аджария", такое же океанографическое исследовательское судно, как и наше. Подойдя ближе, когда уже можно было различить машущие фигурки людей на палубах, судно легло в дрейф. Теперь мы, похожие как близнецы, качались друг напротив друга на зыби словно, на огромных качелях.
Командиры по УКВ поприветствовали друг друга.

– Ну, как там боцман? – поинтересовались на “Аджарии”. – Готов?
В восемь начали готовить к спуску вельбот. Его вывесили на шлюпбалках за борт, а потом, как всегда, что-то там заело. Не шел трос, не пускался движок, и боцман суетился вокруг, покрикивая на матросов и торопя ковыряющегося в движке моториста.

Наконец, ближе к девяти, все как-то сразу заработало, пошли тросы, застучал движок, вельбот плюхнулся в воду и отвалил от борта.

Боцман сидел на носу вельбота, словно впередсмотрящий. Прямой, как струна, расправленные широкие плечи, волосы светлые, выгоревшие. Во всем облике, хоть и виден он был лишь со спины, сквозила какая-то суровость. И поскольку сидел боцман впереди, то и на волну возносился вроде как первым. Когда-то был обычай вырезать на носу корабля человеческие фигуры, и вот он напоминал именно такую фигуру.

Было видно, как вельбот подошел к борту, и фигурки из него – боцман первым – по-обезьяньи ловко вскарабкались по штормтрапу.

На "Аджарии" у боцмана работала жена.

Было неписаное правило, или писанное в каких-то секретных документах, которые нам и не показывали, что муж и жена не могут работать на одном судне. Чтоб не сбежали семьей в каком-нибудь иностранном порту. И все всё понимали. Круглому сироте – выпускнику мореходки – особист доходчиво объяснял, что раз нет у него родных, нет, получается, и корней на родине, а значит, не будет тебе и визы – допуска к загранке. Работай, парень, в каботаже, пока не женишься, а еще лучше, пока детишек не заведешь. Вот тогда у тебя на родине появится якорь, и никаких проблем с визой не будет.

Палило солнце, сверкало под ним море. День получился вроде как выходной. Моряки загорали, ловили рыбу, глазели в бинокли на "Аджарию", выискивая друзей на палубах.

Ближе к обеду наш командир взялся за микрофон УКВ-рации. Еще раз поболтать о том, о сем с командиром "Аджарии", таким же капитаном первого ранга, и спросить, как там вельбот? Скоро ли тронется назад?

Но в вельботе, якобы, что-то сломалось, на что наш командир только согласно кивнул.
Близился обед. В кают-компании и столовой команды столы застелили мокрыми скатертями, чтобы бачки с первым и тарелки не ездили при качке. После обеда народ потянулся в радиорубку.

Новые перестроечные времена дали и первые послабления. Нашей смешанной военно-гражданской команде разрешили звонить по радиотелефону домой. Три минуты разговора в порядке очереди, если у радистов найдется свободное время, а на коротких волнах будет "прохождение", и радист берегового центра согласится набрать номер твоего домашнего телефона. Тогда, сквозь шум и треск эфира, можно не столько услышать, сколько угадать голос собеседника.

Живая очередь из желающих позвонить набилась в радиорубку, так, что и не продохнуть. Очередной счастливец, отойдя в угол, вроде как уединившись, до боли прижав наушники, кричал в микрофон, что любит и ждет, потом передавал гарнитуру следующему, и уходил с каким-то потусторонним счастливым лицом.

Начальник экспедиции, капитан второго ранга поднялся на верхний мостик. Выйдя на связь с начальником экспедиции на "Аджарии", напомнил, что емкость со спиртом передали на вельботе не в знак дружбы, а чтобы он прислал в ответ какой-то особенный нужный здесь кабель.
Вскоре в бинокль можно было увидеть, как свернутый в кольцо кабель грузят в вельбот.

Уже вечерело, когда наверх поднялся самый главный на борту – командир похода. Капитан первого ранга, сам из бывших командиров судов, а теперь в обычное непоходное время важный береговой начальник. Он вызвал к рации командира похода с "Аджарии".

Уже несколько раз оба судна отправляли на командный пункт флота донесения, где помимо прочего указывается и местонахождение. И на этом КП на огромной карте мирового океана с раннего утра два кораблика стоят рядом. Конечно, встреча была организована, чтобы передать важные научные приборы. Но дежурный адмирал к вечеру вывод сделает один – совсем обнаглели, сошлись посреди океана и пьют, мерзавцы!

Поэтому командир похода, поговорив о новостях – хотя какие в море новости? – об общих знакомых, перешел к делу.
– Ну, как там наш боцман?
– Да ничего.
– Вы ему скажите, чтоб закруглялся...

А время все тянулось и тянулось. На корме рыбаки поймали небольшую, метра на полтора, акулу. Та клюнула, как банальная рыба – на крючок. Кованый крюк на стальном тросе. Только вместо червяка был здоровый кусок мяса.

Акулу долго водили вдоль борта, на котором собралась толпа болельщиков.
– Башку, башку, ей задирай! – кричали болельщики, – воздуху, воздуху дай глотнуть!
Акула послушно ходила на тросе, когда ее приподнимали, казалось, широкая морда с большой пастью улыбается.

Под хвост акулы подвели стальную петлю. И так, с двух сторон подняли на палубу, где она заплясала на досках свой последний танец, пока зрители, опасливо подавшись в стороны, стояли наготове с ножами.
– Все, – сказал командир, глянув на садящееся в океан солнце, – готовьте машины.

На "Аджарии" боцмана уже три раза кричали по "каштану" – корабельной трансляции, потом отправили к каюте его жены замполита. Тот поначалу деликатно кашлял у двери и постукивал в нее костяшками пальцев, а под конец, замолотил кулаком...

Боцмана везли назад на том же вельботе. Он расслабленно, сидел, раскинув руки от борта до борта. Ворот рубахи распахнут, глаза утомленно прикрыты. Зеваки заполнили палубу, глядели сверху и завидуя и посмеиваясь:
– Вот оно, моряцкое счастье!

Вельбот подошел, матросы прицепились к шлюпбалкам, и его быстренько подняли.
Боцман тяжело спрыгнул на палубу, пошел в каюту и закрылся в ней до обеда следующего дня. Впрочем, никто его и не тревожил.

Выпустив из труб снопы черного дыма, почти одновременно запустились дизеля. Суда зажгли ходовые огни и, дав прощальный гудок, разошлись. "Аджарии" через месяц, сделав заход в Ирландию, предстояло идти домой, нам же было назначено, еще четыре месяца болтаться в самом центре Атлантики.

Эх! Веселое время! Когда это было? Лет пятнадцать назад, а словно целая жизнь прошла.
Вспоминается и другая история, когда тот же боцман получил орден. Наградами нас не баловали. Не Афганистан. Было время мирного военного труда. А тут пришла разнарядка. Представить к награждению не русского, гражданского, чтоб был на «рабочей сетке», женатого и что-то там еще про КПСС, то ли надо, чтобы он состоял в партии, то ли наоборот, именно беспартийного. Орденом "Дружбы Народов". Боцман своими анкетными данными лег на эту разнарядку, как калька.

Потом, помнится, он уже орденоносцем ходил на прием к заместителю командующего Ленинградской военно-морской базой по политчасти. Хлопотал о квартире, поскольку прописан был, как и многие матросы, по судну, при каюте.

Получил ее или нет – не знаю. Время завертелось так, что и не вспомнить. И суда Шестой Атлантической экспедиции распилены – проданы за границу на металлолом. Немногие оставшиеся, в том числе переименованная из патриотических соображений в "Кронштадт" "Аджария", догнивают у пирса.
А нас, бывших моряков, куда только ни раскидало. От тюрьмы до Чечни. Другая страна, другая жизнь. Опять же прогресс. В ту же Чечню и жену можно взять, призывай ее, вешай погоны, и никакой особист не пикнет, и ордена и медали даются, невзирая на строгие разнарядки, только вот очень часто по ранению или посмертно. Даже квартиры дают воюющим в Чечне. Штучки две на часть за год. Но можно, приколов орденскую планку, пойти на прием к заместителю командующего округом по работе с личным составом. Пожаловаться, попросить. Говорят, помогает.

Бывают на войне и праздники. Спонсоры везут сюда помимо груды подарков еще и спутниковые телефоны. В землянку какого-нибудь взводного опорного пункта народ набивается так, что не продохнуть. В темноте теряются нары. Обшитые досками стены, на самодельном грубо сколоченном столе керосиновая лампа. Стойка с автоматами у выхода. Очередной счастливец, прижав к уху телефон, повернулся ко всем спиной и то кричит, то шепчет в микрофон:
– Люблю, жду и верю.
А за рукав уже нетерпеливо дергает следующий.

Вы бы видели их лица после этих трех минут разговора. Что же это? Счастье? Только уже не морское, а военное? Или просто счастье? И что такое это счастье?

Макаров Андрей Викторович

Самая первая в мире надувная лодка была сконструирована в Великобритании Питером Халкеттом в 40-х годах XIX века, и получила название своего создателя – лодка Халкетта. Лейтенант Халкетт стремился создать крепкую и, в то же время, легкую и удобную для транспортировки лодку для путешествий по канадской Арктике.



Составные части, по задумке изобретателя-любителя, должны были представлять собой амуницию или детали одежды, которые человек должен носить в любом случае. Халкетт начал с водонепроницаемого плаща из хлопка, пропитанного каучуком с лигроином, который служил растворителем. В подкладке плаща имелось надувное кольцо и карман для весла и небольшие меха. По задумке обладатель плаща должен был ходить с тростью, служившей древком для весла, и большим зонтиком, игравшем на воде роль паруса. Весь комплект весил около 3,4 кг. Лодку можно было надуть за 3-4 минуты, и в ней могло отправиться в плавание шесть-восемь человек.

Первое испытание такой лодки прошло в 1844 году на Темзе. Лодка успешно преодолела расстояние в 15 км, несмотря на то, что на пути испытателя встречались речные суда. Успешное испытание приободрило Халкетта, и он взял прототип на морскую службу, чтобы использовать его в различных условиях моря. Осенью 1844 года Халкетт планировал испытать лодку в плохую погоду на Бискайском заливе, однако погода была на редкость спокойной.

Следующим шагом стало конструирование лодки, которая в сложенном виде представляла собой мешок, и могла использоваться как водонепроницаемое одеяло. Такая лодка могла выдержать на воде двух гребцов с собственными веслами. Однако попытки Халкетта привлечь внимание Британского Адмиралтейства успехом не увенчались: к возможности использовать лодку в целях военно-морской службе в Адмиралтействе отнеслись скептически.

Однако исследователей лодка заинтересовала. Так, Джон Франклин приобрел такую лодку для экспедиции 1845 года, в которой весь отряд в составе 129 человек и двух судов пропал без вести. До экспедиции Джон Франклин успел подарить еще одну лодку Джорджу Симпсону, являвшемуся главным губернатором Земли Руперта, чтобы он использовал ее во время поездок по Канаде.

Положительно отзывался о лодке Халкетта и оркнейский хирург Джон Рей, ставший землемером канадской части Арктики. Во время его экспедиций, в которых Рей, кстати, предпочитал европейским устройствам местные, лодка Халкетта показала себя очень хорошо: в течение использования ее на протяжении шести недель она сохранила свою целостность.

Также лодки Халкетта высоко оценили во время экспедиции во главе с Джоном Реем и Джоном Ричардсоном, снаряженной в 1848 году Королевским флотом на поиски Франклина. Пропавшие так и не были найдены, однако лодка Халкетта была использована для переправы через реку. В дальнейшем лодку брали во вторую поисковую экспедицию Росса, где лодку использовали для рыбной ловли.
Третья экспедиция в поисках группы Франклина была профинансирована женой пропавшего и была осуществлена в 1851 году исследователем Жозефом Рене Белло. При этом Белло отметил, что лодка-плащ, которую он захватил с собой, очень ценна особенно в местах, где недостаточно дерева для сооружения плота. Сведения о пропавших путешественниках были найдены только в четвертую экспедицию 1853 года во главе с Реем, тогда группа захватила с собой две лодки Халкетта. Погибшая экспедиция была найдена благодаря группе инуитов, которых встретили Рей и его группа, и те рассказали, что четыре года назад видели, как группа мужчин тащила лодку, а потом нашли их трупы.

Однако несмотря на положительные отзывы о том, что лодка Халкетта идеально подходит для рыбалки и охоты на уток, и участие ее во Всемирной выставке 1851 года, лодка не нашла широкого распространения на рынке помимо исследовательских экспедиций.

Халкетт также надеялся разработать версию спасательной шлюпки, способную нести 40 человек, но его мечте было не суждено сбыться.



На сегодняшний день сохранились только две оригинальные лодки Halkett. Одна из них хранится в Музее Манитобы в Виннипеге (Канада), другая демонстрируется в Музее Бури в Оркни (Шотландии)



Источник