Почему, собственно? Да потому, что schwert в переводе с немецкого меч и есть. Но не только…

Древние викинги при использовании парусов для уменьшения дрейфа опускали в воду вдоль бортов свои широкие мечи, отсюда и название. В разоренных германских селениях позаимствовали у грозных викингов это слово-определение. А те и не возражали, у них были дела поважнее – захватывать, не заимствуя.

Источник

«Девятый вал» Ивана Айвазовского - пожалуй, самое знаменитое его полотно. Но что за странная тряпка в руках одного из потерпевших крушение?

Действительно, если присмотреться к картине, неизбежно возникает вопрос: что за красное полотнище в руке одного из несчастных? Кому он машет? Ведь ясно же, что никого вокруг? Получается, это прихоть художника? Отнюдь. Айвазовскому была известна старинная примета. Когда люди в море пытались привлечь к себе внимание богов, они использовали именно красную тряпку, ею махали. Так что человек на картине действительно взывает о спасении, но обращается он к Всевышнему, ибо уповать ему более не на кого.

Источник

Склянка для человека сухопутного и человека морского – суть вещи различные. Про «сухопутные» склянки и говорить нечего, с ними все ясно, а вот морские…

Когда один моряк говорит другому: «Пробило четыре склянки», тот другой понимает, что речь идет о времени. А сколько это по обычным часам?

В старину, когда механических часов еще не было, время отмеряли по часам песочным. Максимум, что они могли отмерить, это полчаса. После этого бдительный вахтенный переворачивал часы и бил в колокол. Отсчет велся от полудня. Таким образом, четыре склянки – это два часа дня. Кстати, наибольшее количество склянок – восемь, затем начинается новый отсчет. Соответственно, пять склянок могут обозначать: половину третьего дня и половину третьего ночи, половину седьмого утра и половину одиннадцатого вечера. Поэтому важно знать, какую пробили склянку – дневную, вечернюю, утреннюю или ночную.

Источник

Задолго до появления песни про тех, «кого любит волна», люди с чувством и расстановкой произносили: «За тех, кто в море» – и осушали. И в этом было много хорошего.

Никто не призывает к безудержному употреблению горячительных напитков. Но уж если собрался народ за столом и если дело происходит в каком-нибудь портовом городе, и особенно если среди присутствующих есть те, чьи друзья-мужья-жены-братья-сестры-девери-шурины, в данный момент бороздят водную ширь, то не произнести эти слова нельзя. Хотя бы потому, что где-то там, в морской дали, ваши близкие, поднимая бокал, обязательно скажут: «За тех, кто на берегу». За вас, то есть. Так что надо быть взаимно вежливыми.

Конечно, звенели кружки и произносился этот тост задолго до Петра Великого, однако именно Петр сделал его узаконенным правилом. По его распоряжению второй тост (первый, понятно, за государя) в компании людей, имеющих отношению к кораблям, всегда должен быть: «За тех, кто в море». Произносил его либо сам царь, либо, в его отсутствие, старший по званию, самый уважаемый в данной компании моряк. И вскоре правило стало традицией, данью уважения людям трудной профессии, тем – «кому повезет».  Обязательно.

Источник

Судьба территории между кольцевой дорогой вокруг Санкт-Петербурга, Приморским шоссе и Невской губой Финского залива остается неопределенной. И все меньше шансов, что там будет построен большой яхтенный порт, хотя небольшая марина все-таки будет.

Вероятнее всего в этом месте у Лисьего носа появится круглогодичный курорт «Горская», разумеется, со всем полагающимся – всесезонным бассейном, водными аттракционами, гостиницами и апартаментами. В создание курорта, с учетом инфраструктуры, инвесторы готовы вложить 200 млрд рублей, причем первоначально речь шла о 165 млрд рублей.

Заметим, что в разные годы варианты развития промзоны «Горская» предлагали разные инвесторы. Несколько лет приоритет был за IT-кластером. Затем инициативу перехватил яхт-клуб с просторной мариной. Увы, как выяснилось, акватория в этом месте не слишком хороша. Требуются дноуглубительные работы, а их стоимость эксперты оценили в 10 млрд рублей. И от идеи отказались.

Поэтому – курорт. Но какие-никакие паруса там все же будут, уже неплохо.

Источник

Точность требовала жертв. И жертвы были принесены.

В ночь с 22 на 23 сентября 1707 года четыре корабля британской эскадры под командованием контр-адмирала Клаудсли Шовелла, возвращавшейся с театра военных действий войны за испанское наследство, разбились на рифах островов Силли, к юго-западу от побережья Корнуэлла. Среди потерпевших крушение был и флагман Association, затонувший со всей командой из 800 человек, на что потребовалось всего три минуты. Вместе с флагманом погиб и сам Клаудсли Шовелл. Общий счет погибшим составил от 1400 до 2000 человек.

В народе судачили, что вина за катастрофу всецело лежит на адмирале, который велел вздернуть на рее матроса, уроженца этих мест, сообщившего об опасности, чтобы неповадно было ставить под сомнение авторитет начальства. Реальная причина бедствия, разумеется, была другой: до самого последнего мгновения – в темноте, в тумане! – никто из офицеров эскадры понятия не имел, что корабли приближаются к скалам. Штурманы неверно определили долготу и потому были уверены, что они намного восточнее, в судоходной зоне Английского канала (читай Ла-Манша). Подвели их и карты, на которых острова Силли находились на расстоянии около 12 миль от своего истинного положения, что стало известно несколько десятилетий спустя, уже в середине XVIII века.

Долее терпеть такое прискорбное положение – невозможность точно определить долготу – было невозможно, и Британский парламент объявил премию размером от 10 до 20 тысяч фунтов стерлингов тому, кто найдет способ точного определения долготы в море.

Старая проблема

Надо сказать, что не только англичане сознавали важность этого вопроса. Еще в 1598 году Филипп III Испанский пообещал за надежный метод определения долготы 6000 дукатов единовременно, 2000 дукатов пожизненной ежегодной пенсии и 1000 дукатов на расходы. Заметим для сравнения и контраста, что один дукат был равен 3,5 г золота, и в 15 тысяч дукатов обходилась постройка боевой галеры.

В Голландии о награде за решение «проблемы долготы» было объявлено в 1600 году. Французская академия наук получила такое задание вообще при своем создании…

В чем, собственно, состояла «проблема»?

Определить широту корабля в открытом море с точностью до угловой минуты сложно, но реально, поскольку широта – это доля расстояния от экватора до полюса, и потому величина абсолютная; угол между земной осью и положением судна можно определить и по солнцу, и по известным звездам с помощью астролябии или секстанта.

Что касается долготы, то она отсчитывается от определенного меридиана и поэтому условна: все точки на земном шаре относительно небесной сферы равны, за ноль можно принять любой пункт. Долгота выражается в градусах, которые варьируются от 0° на нулевом меридиане до +180° на восток и −180° на запад. Имея часы безупречной точности, можно выставить их в полдень, скажем, в Лондоне в начале путешествия и в дальнейшем определять насколько далеко от Лондона находится текущее астрономическое место, вне зависимости от дальности путешествия. К примеру, если часы показывают, что в Лондоне полночь, а по местному времени полдень, значит текущее местоположение находится в противоположной точке Земли, на 180°.

Между тем метод счисления координат, который применялся в те годы мореплавателями, был основан на замерах скорости движения корабля и времени его движения по определенному румбу. Понятно, что этот метод предполагал погрешность, которая накапливалась тем больше, чем дольше корабль находился в открытом море. Ошибки в 40-50 и даже 100 миль при плавании через океан были обычным делом даже у опытных штурманов.

Дабы справиться с задачей, пытались привлечь на помощь Солнце, Луну, звезды – и не без успеха. Но лишь на земле! В море, да в непогоду, да на качающейся палубе – нет, тут никто ни за что не ручался. Нужны были именно часы, чтобы (см. выше) принять какой-нибудь меридиан за нулевой и от него вести отсчет. 

А вот с часами были сложности. Да, к тому времени, когда корабли адмирала Шовелла отправились на дно, в Европе уже появились башенные часы с маятниками, ошибавшиеся примерно на 15 секунд в сутки. Совершенствовались и пружинные часы с балансиром. Однако вторые не обладали достаточной точностью хода, а первые были непригодны для использования на кораблях, поскольку для дальних путешествий маятник оказался не пригоден, так как на его длину влияют влажность и температура, качка сбивает частоту колебаний, и кроме того, частота колебаний маятника постоянной длины по мере приближения к экватору падает – это явление обнаружил француз Жан Рише в 1673 году.

В общем, проблема определения долготы настоятельно требовала решения, и британский парламент не поскупился – по рекомендации Исаака Ньютона (сомневавшегося, что такие часы вообще можно создать) была назначена награда 10 тысяч фунтов за точность 1 градус, 15 тысяч фунтов за точность 40 угловых минут, 20 тысяч фунтов за точность 30 угловых минут. Для определения победителя парламент учредил Комиссию по определению долготы на море, она же Комиссия долготы.

Размер суммы произвел сенсацию, и в Комиссию потянулись мошенники и прожектеры, которых вскоре стали насмешливо называть «искателями долготы», а Джонатан Свифт даже упомянул «долготу» наряду с «вечным двигателем» и «панацеей» в своих «Путешествиях Гулливера». Достаточно сказать, что один из проектов предполагал наличие кораблей, стоявших на якоре в открытом море в точках с известными координатами и регулярно стреляющих в воздух сигнальными ракетами.

Так продолжалось до 30-х годов XVIII века, когда в деле поиска методов определения долготы появился абсолютный лидер – Джон Гаррисон.

Часовых дел мастер

Джон Гаррисон родился в 1693 году в семье сельского плотника. Поначалу, как и все в его роду, он начал осваивать семейное ремесло, однако любовь к часовому делу взяла верх над традицией.



Свои первые часы Гаррисон создал в 1713 году, когда ему было 20 лет, причем материалом для механизма послужило… дерево. Для часовых подшипников он подобрал древесину бакаута (гваякового дерева) – твердую, износостойкую, не реагирующую на сырость, а главное – выделяющую естественную смазку, не меняющую свои свойства в морском воздухе (кстати, в XIX–XX веках бакаут прекрасно зарекомендовал себя в подшипниках для гребных винтов). Несколько экземпляров часов Гаррисона из дерева сохранились до наших дней – и они идут!

Также Гаррисон создал биметаллический маятник в виде параллельных штанг из стали и латуни. Коэффициент температурного расширения этих материалов различается, благодаря чему при повышении или понижении температуры общая длина не меняется. Биметаллический маятник мог перемещаться из умеренных широт в тропики, не меняя частоты колебаний, кроме как вследствие изменения гравитационного поля.

В 1730 году Джон Гаррисон обосновался в Лондоне. Узнав о размере вознаграждения, обещанного Комиссией долготы, он решил побороться за него. Гаррисон заручился поддержкой королевского астронома Эдмунда Галлея, взял в помощники своего младшего брата Джеймса и приступил к делу.

Пять лет спустя он собрал свои первые морские часы (H1 по номенклатуре, предложенной в 1920-е годы). H1 были представлены членам Комиссии. Качество изготовления, сборки и хода были настолько очевидны и высоки, что немедленно была провозглашена победа над Хроносом – мифическим божеством, ответственным за время, породившим и землю, и воду, и воздух. Однако требовалась проверка практикой, и через год Джон Гаррисон и H1, ставший уже не часами – хронометром, отправились в контрольное плавание до Лиссабона на корабле Centurion. Лучшей характеристикой изделию Гаррисона стало то, что на обратном пути измерения создателя хронометра позволили кораблю избежать опасности оказаться на скалах у мыса Лизард.

После положительных отчетов капитана и штурманов корабля Адмиралтейство потребовало вручить Гаррисону полагающуюся награду, однако у членов Комиссии оставались сомнения и претензии – хронометр был громоздким и тяжелым (35 кг), и потому Гаррисону было выдано только 250 фунтов с формулировкой «для дальнейшей работы». Впоследствии ему было выделено еще 500 фунтов.

Новая модель (Н2) была создана в 1739 году, но Гаррисон был не слишком доволен результатами своей работы, как и следующей «версией» – Н3. Зато следующий вариант – Н4 – кардинально отличался от своих предшественников. Этот хронометр был изготовлен в форме карманной «луковицы», имел не бакаутовые, а рубиновые и алмазные подшипники, получил ремонтуар (механизм подзаводки) и биметаллический балансир. H4 шли со скоростью пять колебаний в секунду – намного быстрее, чем любые часы XVIII века. Контролировать медленные колебания было значительно проще стремительных, но Гаррисон специально задумал задать часам частоту колебаний намного выше, чем частота колебаний судна, чтобы нейтрализовать вибрации корпуса и качку, и не ошибся.

Новый хронометр прошел серьезное испытание в плавании на судне Deptfort из Портсмута до Ямайки, куда корабль прибыл 19 января 1762 года. Накопленная за 81 день ошибка составила около 5.1 секунды, что означало точность 1,25 минуты – примерно 1 морская миля для этих широт. Отличный показатель!

Торжествующий Гаррисон явился в Комиссию долготы за причитающимся вознаграждением и… встретил отказ. Объяснение было таким: удача может быть случайной, а сам хронометр чересчур дорог, чтобы быть практичным. В итоге Гаррисон получил 1500 фунтов и обещание получить еще 1000, если повторное испытание тоже окажется удачным.

Награду победителю!

Деньги Гаррисон взял, но вне себя от ярости начал публичную кампанию против Комиссии. Повторное испытание, впрочем, состоялось в виде плавания из Лондона в Бриджтаун на Барбадосе. В финальном отчете точность хронометра H4 составила 9,8 морской мили (15 км), или 40 секунд долготы.

В 1765 году Комиссия постановила выдать Гаррисону 10 тысяч фунтов, и гарантировала еще 10 тысяч, если стоимость хронометра будет снижена, а технология его изготовления описана так, чтобы другие часовщики могли его воспроизвести. Парламент, который утверждал решения комиссии, из награды Гаррисона вычел 2500 фунтов уже полученных грантов.

Джон Гаррисон был уверен, что премия в полном объеме ускользает от него исключительно из-за интриг завистников, однако передал Комиссии чертежи своих хронометров. Их изучали почти год, и тут уж часовщик не выдержал, обратившись напрямую к молодому королю Георгу III. Монарх, забрав хронометр, лично заводил его ежедневно в течение полугода, после чего предложил Гаррисону обратиться с петицией непосредственно в парламент, минуя Комиссию долготы, и потребовать свои деньги, а если парламент откажет, то он, король, лично явится в парламент и потребует справедливости. Так Джон Гаррисон и поступил, и хотя парламент упирался еще несколько лет, в 1773 году создателю хронометра было выплачено 8750 фунтов (за вычетом расходов и затрат на материалы). Меньше, чем предполагалось изначально, но все же старость свою Джон Гаррисон обеспечил – он скончался 24 марта 1776 года.

К слову, одним из хронометров четвертой модификации пользовался капитан Кук во втором своем плавании, и этот хронометр, по его признанию, оказал ему неоценимую помощь. Кук так назвал его в своих дневниках: «Наш верный гид через все превратности погоды».

Точка отсчета

Прорыв Британии в решении задачи определения долготы помогла ей не только завоевать и удержать статус «владычицы морей», но и утвердить Гринвич, где находилась знаменитая обсерватория, как нулевой меридиан.

Британские хронометры также считались эталоном качества у моряков всех стран, хотя были были далеко не на всех кораблях из-за своей дороговизны. К тому же, моряки быстро разобрались, что хронометров на судне должно было быть не меньше трех, чтобы можно было обнаруживать и устранять ошибки в их показаниях. Если из трех хронометров два показывают одно и то же время, ясно и то, что ошибается третий, и то, на сколько он ошибается. Но даже и в этом случае показания хронометров сверялись с астрономическими данными.

К началу XX века хронометры достигли точности 0,1 секунды в день благодаря открытиям в металлургии и материаловедении. В 1880 году Пьер и Жак Кюри открыли пьезоэлектрические свойства кварца, а в 1921 году был разработал кварцевый резонатор. Отсюда был один шаг до создания кварцевых часов, которые изначально применялись как источники сигналов точного времени, а с 1960-х годов стали массовыми приборами. Морские хронометры стали вытесняться электронными часами. Потом появились атомные часы – за пять миллиардов лет «атомный хронограф» не уйдет вперед и не отстанет ни на секунду! А на орбитах засуетились спутники GPS, российской ГЛОНАСС, европейской Galileo, китайской Beidou. Казалось бы, надобность в старых добрых хронометрах должна исчезнуть. Ан нет! А что, если на судне откажет электроника? Что ж, мореплаватель сможет определить свои координаты, если на запястье у него пусть и не настоящий хронометр, то хотя бы его подобие.

Автор: Сергей Борисов

Выставка назвала лучших и определилась с вектором на будущее.

С опозданием, за что себя корим… YACHT Russia всегда с подробностями и деталями рассказывала об итогах международной выставки яхт и водных развлечений Boot Düsseldorf, несомненно, лучшей и самой представительной выставки такого рода в Европе. Хотя бы отчасти исправляемся теперь.

Итак, выставка проходила с 20 по 28 января в Дюссельдорфе. Как всегда, масштабы экспозиции впечатляют: более 200 000 посетителей, 1500 представителей компаний из 68 стран, 16 огромных павильонов.

На выставке были объявлены победители премии European Yacht of the Year 2024. На этот раз было пять номинаций…

Best Luxury Cruiser (на первом снимке) – Arcona 50 (Arcona Yachts, Швеция)


Best Multihull (лучший многокорпусник) – Outremer 52 (Grand Large Yachting, Франция).


Best Family Cruiser – Bavaria C46 (BAVARIA YACHTS, Германия).


Best Special Yacht – Saffier SE 24 Lite (Saffier Yachts, Нидерланды).


Спецпремия за экологичность – Bestevaer 36 (KM Yachtbuilders, Нидерланды).

Источник

О том, почему пиратский флаг - черный, и с какой стати на нем череп.

Сейчас подзабылась, а было время, когда песня Юлия Кима с недвусмысленным названием «Пиратская» могла поспорить популярностью с оптимистическим утверждением, что «экипаж – одна семья».

В той разудалой песне Кима есть строки: «А над нами – черный флаг, а на флаге – белый знак: человеческий костяк – и кости!» Отсюда вопросы для пытливого ума: почему флаг – черный, и с какой, собственно, стати, на нем скелет да кости? А если вспомнить другую песенку – про «флибустьерское дальнее море» и то, как «вьется по ветру «Веселый Роджер», на этот раз на стихи стихи Павла Когана, то количество вопросов только пополнится: почему – Роджер, и с чего бы ему веселиться?

Отвечаем…

Заблуждаются те, кто полагает, что ныне всем известный пиратский флаг (описание – см. выше) использовался еще чуть ли не в Древней Греции, а также финикийцами, ну, а в Средние века уж точно. Это не так, не было такого. Но ошибаются и те, кто уверен, что «Веселый Роджер» был придуман в XIX веке Робертом Луисом Стивенсоном и «отшлифован» в романах Рафаэля Сабатини. Ничего подобного! На самом деле такой флаг впервые поднял в водах между Гаити и Кубой француз Эммануэль Уинн – он был полностью черным, с черепом и перекрестьем берцовых костей. А до того морские разбойники – флибустьеры, буканиры, каперы, корсары, короче, пираты, не будем вдаваться в нюансы различий, – предпочитали алые, зеленые и желтые знамена. В то время эти цвета считались «агрессивными». Разумеется, самым популярным был алый флаг, означавший, что сейчас прольются реки крови. Англичанин Уильям Снэлгрейв, побывавший в плену у пиратов, вспоминал, что «поднятие такого флага должно было заставлять купеческие суда сдаваться на милость разбойников под страхом неминуемой смерти в случае сопротивления». Для дополнительного эффекта на эти флаги иногда, опять же для устрашения, наносились дополнительные символы, изображение тесаков, алебард, топоров и… черепов.

Существенная деталь: так как набирающие силу военно-морские державы – Франция, Англия и Нидерланды, никак не могли примириться с гегемонией Испании, до того подмявшей Португалию, то они выдавали своим подданным официальные лицензии на захват торговых судов неприятельских держав. Поэтому на судах «бандитов в законе» часто поднималось несколько флагов – собственно пиратский и государства, которое выдало так называемую «каперскую грамоту». Однако самые принципиальные разбойники к подобному лукавству не прибегали и грабили всех подряд. А после того, как был заключен Утрехтский мирный договор (1713–1714), который подвел итоги войны за испанское наследство (не в пользу испанцев), и все европейские державы объединились в борьбе с пиратством, пираты также дружно перестали заниматься двурушничеством, и национальные флаги отправили на тряпки. Теперь над ними реял только «Веселый Роджер».

Вообще-то, «Веселый Роджер» был не единственным вариантом названия, использовались и такие: «Черный флаг», «Черный пиратский флаг», «Мертвая голова», «Капитан Смерть», «Старый Роджер» и «Роджер». Считается, что «Веселым Роджером» окрестили свой флаг пираты Бартоломью Робертса. Причем флагов у Робертса было два. на одном он пил на брудершафт со смертью, то есть со скелетом, а на другом попирал два черепа, под которыми было написано «ABH» и «AMH», таким образом предупреждая? какая участь ожидает губернаторов Барбадоса (А Barbadians Head) и Мартиники (А Martinikans Head), которые объявили на него охоту. Как бы то ни было, и тот, и другой флаг имели одно название – «Веселый Роджер».

Впервые Jolly Roger появился в Оксфордском толковом словаре английского языка в 1724 году после выхода книги капитана Чарльза Джонсона «Всеобщая история грабежей и смертоубийств, учиненных самыми знаменитыми пиратами». Существует несколько версий происхождения этого словосочетания. Самая маловероятная: название могло прийти из Ост-Индии, так как предводитель местных пиратов носил титул Али Раджа (Ali Raja), а прибывшие в Индию англичане переиначить его имя на свой лад. Другое объяснение: французские флибустьеры XVII века называли свой «фирменный» флаг Joli Rouge, то есть «красивый красный». Их британские коллеги, поднявшие черный флаг, опять же все переиначили: Joli превратилось в Jolly, а Rouge – в Roger. Но убедительнее всего связывать это название с английским словом roger (мошенник-бродяга). Хотя некоторые историки предпочитают вести его от Old Roger – одного из прозвищ князя тьмы и его «наместника» в море Дэви Джонса. Олицетворением последнего была «мертвая голова» – череп, в чьем оскале при большом желании можно разглядеть улыбку.

Что и говорить, многие пираты имели склонность к кладбищенскому юмору. Будучи в массе своей христианами, они прекрасно знали, что череп – это аллегория смерти и эсхатологического ожидания Страшного суда. Но, противопоставив себя миру, они отказались от смиренного ожидания конца. Поэтому и цвет «Веселого Роджера» черный – в геральдике он признается самым низким, так как наиболее близок к тьме, а в библейских текстах он является символом зла. Поэтому и череп с костями на пиратском флаге – это не только угроза другим, но и собственное презрение к смерти. Дополнением к черепам могли служить песочные часы, напоминавшие о скоротечности жизни, окровавленное оружие, указывающее на готовность к резне, и чаши… наверняка полные рома. А на флаге, пожалуй, самого жестокого и потому легендарного пирата Эдварда Тича по прозвищу Черная Борода был изображен скелет, держащий в руке копье, занесенное над кроваво красным сердцем. Тем не менее, фантазия пиратов имела свои границы, вариаций «Веселого Роджера» было не так уж много, и потому сейчас «классикой» считаются флаги Эдварда Инглэнда с костями и его модификация – флаг Джека Рэкхема, заменившего кости двумя клинками. Заметим, однако, что о том, как выглядели пиратские флаги мы знаем лишь по их описаниям. В распоряжении историков нет ни одного достоверного пиратского штандарта, известного как «Веселый Роджер». Хранящиеся в музейных коллекциях полотнища относятся к более позднему времени. Одно из них – красный флаг с черепом, был захвачен в бою с берберийскими пиратами в 1780 году. Другой, из музея в Мариехамне (Финляндия), выглядит как настоящий «Веселый Роджер», но его доставили из Северной Африки на Аландские острова в начале XIX века. Объяснение такому «дефициту» простое: пираты, сдаваясь правосудию, сжигали или выбрасывали свои флаги за борт, чтобы они не попали в руки победителей.

Всегда ли «Веселый Роджер» развивался над пиратским кораблем? Нет. Обычно его поднимали лишь во время нападения. Чтобы не спугнуть добычу, пираты могли до времени не поднимать зловещее знамя, что приводило к курьезам, если в море встречались два пиратских судна. В свою очередь, представители власти тоже использовали пиратский флаг: под полотнищем с черепом и костями нередко ходила береговая охрана, атакующая суда контрабандистов.

И наконец, «Веселый Роджер» часто присутствовал в момент свершения правосудия. Публичная казнь пиратов рассматривалась не только как справедливое возмездие, но и как предупреждение. Вывешенный над эшафотом черный флаг исполнял функцию назидания: так будет с каждым, кто покусится…

Честь под угрозой

С появлением подводных лодок британский адмирал сэр Артур Уилсон, лорд Адмиралтейства, заявил, что субмарины это «не по-английски и нечестно» и что он убедит Адмиралтейство считать команды вражеских субмарин, захваченных в военное время, пиратами и вешать их как пиратов.
В сентябре 1914 года, во время Первой мировой войны, британская подлодка E9 торпедировала германский крейсер SMS «Hela». Помня слова адмирала, командир субмарины Макс Хортон, возвращаясь в порт, поднял пиратский флаг «Веселый Роджер». Другие командиры-подводники превратили этот поступок в традицию. Так поступила, в частности, субмарина H5 после возвращения из патрулирования, во время которого 14 июля 1916 года ей удалось торпедировать германскую подлодку U-boat U51.

Автор: Сергей Борисов