Эххх, заманчиво звучит!  Отправил заявку, может и получится. 

17.10.06   Стою в Лазаревской на якоре перед яхт-клубом, жду чая. Яхту
2:27 кидает, ветер с берега, зыбь с моря. Как раз поперёк волн. Столько проливного дождя было, а зыбь всё не уляжется. Где-то штормит. Мы в районе центра циклона – погода неустойчивая. Смогу ли спать? Не уйду ли отсюда посреди ночи?
То, что я только что увидел под берегом – тихий ужас. Прибой аж на дыбы встаёт!
Я раздражён.
8:30   Вроде качать стало чуть меньше, хотя зыбь идёт. Ночью развернуло на 180 градусов, пару раз ударило кормой о причал, пока выбирал якорный конец. Дождь идёт непереставая.
Сейчас попью чайку, и переодеваться.
Сижу вот, в плед завёрнутый, зеваю. Crazy fox.
Непром мокрый до безобразия.
Утра вечера мудренее. Факт.
I am crazy. Или кретин.
«И я не знаю даже, кто из нас прав. Меня ждёт на улице дождь, их ждет дома обед. Закрой за мной дверь – я ухожу. И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет, тебе найдётся места у нас – дождя хватит на всех. »
А жизнь-то налаживается. И всё же я счастлив.
20:06   Отдыхаю в Туапсе уже давно. Готовлю ужин. Смотрел TV на соседнем катере. Цивилизация. Погода не даёт домой попасть. Влажность везде. Даже в гермешках. Надоело. И ведь не посушишься – дождливо.


18.10.06   Вот и закончилось плавание.
22:55   Завтра, дай Бог, подъём яхты.
Всё отлично. Почти что.

Судовой журнал
яхты «Орлёнок»
RUS 5 – 233

окончен: 18.10.2006

15.10.06
Подход к Сочи. Мне удалось дозвониться до Юрия Сергеевича и сообщить что через пару часов прибуду, прежде чем окончательно сел телефон. Старались дозвониться мне из «Орлёнка», поговорить не получилось. Встретили, приняли меня хорошо.
Отношение ко мне многих изменилось. Например, пограничники, отметив все документы, пригласили доктора, и сказали нам, чтоб мы обязательно дождались. «И кто здесь больной?». Врач долго не мог понять, зачем он здесь нужен – никогда ранее на яхты его не приглашали. Пытался даже какую-то справку выписать, чтоб быть хоть в чём-то полезным. Решили, что таможня считает, что не здоров я, коль в одиночку хожу на таких маленьких пароходах.

16.10.06
Пограничники не захотели отметить судовую роль в яхт-клубе Сочи. Пришлось ехать на погранзаставу. Меня там встречали как героя Советского Союза. Капитан заставы, видимо, лично решил взглянуть на меня. Ещё поражался. Как это меня «Адлер» не заметил (да и честно, говоря и его «Сочи-62» меня не видели до самого порта), что неудивительно, стеклопластиковое корытце, обложной дождь, шквалы, я почти упёрся в берег, прежде чем смог сказать: «Земля!»
Переход Сочи – Лазаревское. Вечером, в ночь вышел на Лазаревскую. Диспетчер яхт-клуба долго договаривался в погранцами, и те решали пускать меня или нет в море. Там меня встретил шквал, штиль, дождь, естественно, парусные учения. Я ощущал себя прям на экваторе. Ка-ак рванёт, я давай рифиться наглухо – только закончил – полный штиль. И стою, как дурак, мокрый, яхта вертится по воле волн, гремят молнии, скрипит гик. Красота.


17.10.06
 При подходе к Лазаревскому яхт-клубу налетел в последний раз уже в этом сезоне, на рыбацкий ставник. Кое-как дождался утра, стоя на якоре.
Пообщался с Виктором Аркадьевичем. Даже прокатил его, и его брата, и Лешу на яхте. При подходе под парусами к причалу чуть-чуть не дотянул, и зыбь стала стремительно выбрасывать нас на берег. Уже абордажная команда вышла на бак – прыгать в воду – паруса не работают, штилевой мешок, кое-как успел в последний момент завести двигатель и дать задний ход. Я уже чувствовал, как мою неуправляемую красавицу выкидывает на берег, уже слышал скрежет поломанного шверта… Обошлось.
О многом говорили с Виктором Языковым: «Ну давай, Виталя, рассказывай,»
- Что рассказывать, Вы сами знаете лучше меня…
И пошёл обмен про одинаковые чувства и ощущения.
Заговорили вдруг о мечтах и фантазиях. Достаточно у нас знакомых, которые говорят, что желают, что готовы уйти в море, но как только судьба им предоставляет отличные варианты, они сразу же сдуваются. Приходим к заключению, что мечтать-то оказывается вредно. Сейчас я даже могу больше сказать, кто мечтает, тот никогда не сможет сделать ничего стоящего, потому что вся энергия их растрачивается на воображение, мечты, фантазии, и ничего не остаётся для намерения и воплощения в жизнь стоящих дел.
Море прощалось со мной яростно. Вскоре после отхода из Лазаревской меня подхватил попутный шторм. Под одним стакселем я пару раз очень хорошо вышел на глиссирование, но вскоре убрал – опасался за мачту, которая явно не рассчитана на подобные нагрузки, мягкая и удерживается одним ахтерштагом. И вот иду я под голым рангоутом, слева берег, прямо по курсу мидийное хозяйство и мои «любимые» сети, справа, в пятидесяти метрах идёт смерч, перерезая мой курс по носу, по диагонали. «Там слева по борту, там справа по борту, там прямо по ходу мешает проходу рогатая смерть… И ужас режет души напополам! » . К шквалу с кормы, я ясно вижу, добавляется шквал прямо по курсу. Встреча фронтов. Весёлое светопредставление. Волна уже треугольная, я ставлю штормовой стаксель и трисель. Стаксель сразу же разрывает в хлам – теперь я понимаю, что он был сшит самостоятельно, но неверно. Пока провожу парусные учения, берег приближается. Яхта под одним триселем идти против неправильной волны не хочет, продолжаю дрейфовать – теперь ветер чуть стих и парусности не хватает. Почему-то не догадываюсь скрутить поворот, чтобы далее дрейфовать не правым галсом на берег, а левым вдоль него. Пока ставлю зарифленный грот, из которого ветер вырывает латы, берег оказывается явно меньше чем в ста метрах, около пятидесяти. Успел, кручу поворот, набираю высоту и иду к Туапсе. Сил мало. Ветер чуть стихает, но зыбь такая от двух волновых систем, что просто невозможно находиться на борту. Где земля? Небо? Где море? Понимаю, что идти в «Орлёнок» нет смысла, во-первых, вытрясет все силы, во-вторых при такой волне даже в яхт-клубе «Торнадо» нельзя будет стоять. Под двигателем вхожу в порт Туапсе.
Там я встречаю яхту «Терра» и отдаю турецкий флаг. Отдыхаю.


18.10.06
 Погода успокаивается. Выхожу из порта Туапсе. Интуиция работает, но я воспринимаю её за воображение. Проще говоря, лентяй я. Говорю же себе, заправь бак в двигателе. Но моросит дождь, и сам себя убеждаю, что в такую погоду незачем это делать, да и идти мне под ним всего ничего, только из «ворот» вылететь. На выходе пропускаю танкер, входящий в порт. Пока жду его возле левого мола, заканчивается бензин. Срочно ставлю стаксель, но течение несёт на мол, - ветра не хватает. Давай заправлять бак – заводить – не получается. Прижимает к молу, я одерживаю, подставляю кранцы. Пару раз отталкивался. Надеялся, что смогу уйти под парусом – не получилось. В общем, опозорился напоследок по полной. Пришлось бросить яхту страдать у бетонного мола и заводить двигатель. Кое-как выскочил. Показательный урок.
Лёгкий норд-ост, и я снимаю рифы. Ставя «все» паруса. Естественно, тут же начинаются шквалы, что характерно для норд-оста, и я выполняю упражнения по взятию и отдачи рифов. Уже вроде как не гонка, и я ленюсь. Но потом вдруг понимаю, что не стоит малодушничать. И здесь от этого я проигрываю вдвойне. И мне некуда спешить, и нет ничего более важного, чем позволить яхте идти оптимальным образом.
Ночевал я в «Торнадо», так как более ни на что не был готов, и не был уверен, что в «Орлёнке» меня ждёт кран.


19.10.06
 Утром с помощью Степана Михайловича и ещё одного человека, срубаю мачту и под двигателем иду в «Орлёнок». Вплавь добираюсь до берега, узнаю, что кран будет с обеда. Меня вылавливает оператор и делает репортаж о завершении регаты. Говорят, когда монтировали этот сюжет, а я там, видимо, очень соблазнительно говорил про желание выспаться, что всё телевидение просто засыпало. Прониклось. До сих пор не могу от этих достойных людей получить видеоматериал на руки.
К обеду коллектив Дирекции морских программ, где я работаю, вдруг подготовилось к торжественной встрече. (Ранее не могло, так как явился в «Орлёнок» без предупреждения). Выдали диплом морского волка, налили шампанского, поздравили, было много тёплых слов, каравай с солью и кокошники на головах женщин. Честное слово, не ожидал, очень приятно. Тут же крановщик на талях спустил меня на борт моей красавицы (спасибо, что не пришлось совершать очередной заплыв, все ж не июль-месяц), и вот теперь всё закончено.
Завтра я ухожу в отпуск и уезжаю стажироваться на верфь Виктора Языкова.




© Виталий Елагин

11:30 штиль   Жаль, что утопил Гурджиева. Читать хоть было бы что. Вокруг меня ещё с вчерашнего вечера плавает дельфин. По крайней мере, мне так хочется думать, что это всё тот же дельфин.

15:37   здевательство, а не погода, уже надоело. Батареи GPS стремительно садятся, наверно из-за влаги. Лёгкий порывчик, 2.4 узла , 157 м. до Самсуна. Хоть с ума сходи от безделья, даже нечего читать. Вот и пожинай плоды безалаберности первого перехода.

17:44   На самом деле серьёзно. Такая маленькая яхточка – вне видимости берегов. Мой пятачок. Табуретка, как ещё говорят, и кругом только море. Чем ближе к воде, тем лучше познаёшь море. Наверно. Нас почти ничего не разделяет – 5 миллиметров обшивки, 15 см. до уровня воды в корме (кокпит открытый). Переходы на малых яхтах важны. Здесь ты лучше понимаешь, кто ты в этом мире. Что вокруг тебя. Так близко наедине с морем я в первый раз. Правду говорят, есть три состояния души Человека: Жизнь. Смерть. И на море.

01.10.06

5:00 Переход ВДЦ «Орлёнок» - Сочи. Второй день. Хоть я и сова, но вахта всё равно собачья. Меня просто вырубает. Я замёрз. Особенно ноги – они мокрые. Только бы додержаться до рассвета – знаю, там будет легче. Выворачивает не хило. Усталость прошедшей недели, недосып, нервные нагрузки связи с подготовкой к регате… в эту неустойчивую погоду, тёмную ночь, я пожинаю плоды. Хоть вой. Думаю, надо сменить носки. Но тучи впереди останавливают – опять будет поливать. Очень сильно беспокоит течь. Я не могу отчерпаться. Что ни залезу черпать – она не заканчивается. Это обстоятельство просто вгоняет меня в отчаянье. В голове слова В. Языкова: «Ты лучше заделай течь сейчас, потом, в море, может быть некогда.» Легко сказать.

Вода скапливается в носовой части яхты, попутный ветер и волна, я боюсь чрезмерного рысканья лодки, даже брочинга. Бросаю руль (подвязанным) яхта приводится, я пробую хоть чуть-чуть поспать. Но странная штука, за рулём вырубает, а остановись, укачивает, тошнит, холодно, неуютно – не спится. Да и яхта уходит в море от берега. И так раз пять. В последний раз удалось поспать, наверное, минут 20, но не достоверно. Где сон, где явь – не разберу.
В рассветный час нахожу силы спуститься внутрь – оправдать свою интуицию. Вся одежда парадная, носки – насквозь мокрые. Это меня убивает. Выжимаю одну пару, снимаю обувь, носки одеваю типа свежие, выжимаю старые, также одеваю, обуваюсь.

Делаю себе чай. Но всё никак не могу выдавить в кружку сахаразаменитель, заело что-то. С маху ударяю сверху, и несчастная коробчонка разлетается пополам, таблетки по палубе. Ну что, папаня, довыёживался? Теперь у меня и сахаразаменителя нет.

Рассвет. Штилеет. С трудом убираюсь внутри. Воды под пайолами валом. Нахожу что-то несуразное, большое и оттопыренное. Гурджиев «Беседы Вельзовула со своим внуком». Выношу на палубу сушиться. Через некоторое время я её, к сожалению, выкину за борт. Уже ничто ей не поможет. И мне. В очередной раз нахожу в воде радиостанцию, теперь ещё и налобный фонарь. Слава Богу, работает, Сергей давал мне водозащищённый, а он, видимо, непроницаемый – ночь в воде работе не помеха.
Иногда дует всё тот же бакштаг. Иногда стихает. Стихает чаще. Всё высматриваю Сочи. GPS говорит, что ещё 12 миль вперёд. Всё кажется, что Сочи на траверзе, а точку вбил неправильно.

Короче, штиль на высокой зыби к 10 часам дня так достал, что я плюнул на гонку. Итак, один среди одиночек, всех уже победил, не грех и на двигателе пойти. Но и здесь стопор – не заводится. Состояние своё описывать не буду (стыдно). Устал, поскорее бы закончить. Кажется, сегодня суббота, хочу в яхтенный магазин – купить помпу. Успеть бы в первой половине дня. Никакие священнодействия в течение часа с ПМ не приносят результата. В прошлом году весь поход «Кубань-Трофи» вытянул мой классический «Ветерок», с этим мотором вечно были проблемы, и сейчас «Меркурий» подводит.
Светлая мысль. Хватит придуриваться, приходить в отчаянье и дёргать стартер. Начинай решать проблему. Не заводится. Бензин есть? Вроде, если не глох на ходу, значит в баке оставался. Открываю капот (кстати, я уже пару раз открывал его зачем-то), и точно: в баке нет топлива. Видимо, утром, когда с яхт-клуба «Торнадо» пришёл в «Орлёнок», я не закрыл краник. На волне всё стекло в море. Или во время светопредставления всё смыло. Но перед отходом я поднимал двигатель и закрывал кран.

Через пару часов я был в яхт-клубе Сочи.
Сочи встретил меня аплодисментами экипажа «Терра». Ребята думали, что я сверну. Терроризировали пограничников, спрашивали, где я иду, какую заставу прохожу.

Я заряженный. Помпу. Помпу. Помпу. Как будто только от этого зависит вся моя жизнь. Помпу. К Баунцеву. Отказываюсь от чая, предложенного на «Терре», отправляюсь в «Лавку яхтсмена». Закрыто. Вс. Вх. Сегодня воскресенье. Иду в офис к Баунцеву. Там дверь всего административного корпуса закрыта. Здесь, наверно, тоже воскресенье. Иду к диспетчеру. Ему звонят, он снимает трубку и грубо меня выпроваживает. Бог с ним. Наговорившись вдоволь, зовёт, вхожу. Записывает: «Сколько членов экипажа?»
- Один.
- Всего людей на борту?
- Один.
- Один?
- Один.
Самый тяжёлый, самый важный этап этой гонки. Всё дальнейшее, что со мной произойдет, те необратимые изменения в моём видении мира, сам факт одиночного перехода и труды подготовки – первый этап. Достаточную часть времени я был здесь и сейчас, хотя осознал это после. «В мире нет более значимого чуда, чем быть в настоящем. Ничто этим не начинается, ничто этим не заканчивается. » Только потом я понял – что главное было сделано именно на этом этапе. Всю гонку меня не покидала уверенность, что всё закончится благополучно, но я не знал, откуда это знание. Оно было результатом этого перехода. И хотя это знание расслабило меня и я не смог дальше должным образом быть в настоящем, сегодня я знаю, что это просто был максимум, на что я тогда был готов. И грамотно оценить настоящий опыт мне ещё предстоит.

19:07   Если так будет продолжаться, стемнеет, и я потеряю за кормой «Диану». Всё таки лёгкие порывчики двигают меня вперёд. А если они потеряли меня прошлой ночью? То только потому и не заводятся, чтобы хоть где-то быть недалеко от меня.

06.10.06

3.5 223о   220о   SE1.5   0%   По ходу дела GPS пришёл конец.
0:43   Последние сутки не всегда включался, зато слишком часто выключался. Выходил из Сочи – батарея полная, а тут быстро посадил. Поменял на новые, включаю через несколько часов, читаю: «Battery is Low Power»! всё ребятки, отплясались… Столько людей спрашивало, говорило, сколько GPS, возьми запасную. А Степан Михайлович предлагал свою GPS. Я отказался, ведь в инструкции написано – вечная (как, кстати, и в инструкции к дискетам)!

10:25 5 уз. КК 220о   S 3   30%   Ночью стало немного раздувать. Поставил спинакер. Правда, пришлось делать это дважды. Со второй попытки уже дуло стабильно и с 4-х утра до 8 – в галфинд под спинчем. Трудно было, холодно, голодно и вырубает. Но с рассвета стало полегче. Убрал спинч, т.к. всё время был на руле, раздуло достаточно и идти приходилось правее курса. Отчерпал воду, опять носки все мокрые. Гермешки в воде. Надеюсь, не промокнут. Яхта не хочет идти прямо, постоянно надо корректировать курс. «Диану», видимо, увижу теперь только в порту. Вчера в сумерках она потерялась.

11:04 01.10.06 13:00 Парусный центр Сочи. Диспетчер мне объясняет, что надо ехать к пограничникам, отметить роль. Хорошо. Куда? Как? «К таксистам подходишь, говоришь, они тебя отвезут.» «Е твою мать, -думаю, - что у тебя таксисты знакомые?» И сколько? «150-200 р.» А общественным транспортом как добраться? «А он не ходит – саммит.» «Не саммит, а форум, и как понять, общественный транспорт не ходит, а такси туда пускают?» - думаю. Ладно, звоню Юрию Сергеевичу. Докладываю, что прибыл. Договариваемся встретиться завтра утром. Объясняю проблему с судовой ролью. Говорит, оставь диспетчеру, я ему позвоню, завтра заберёшь отмеченную. Что и делаю. Теперь можно попрощаться с журналистами, перекусить славным обедом, предложенным капитаном «Терры», поставить яхту на указанное место, отчерпывать воду – не отчерпать, зайти опять в гости на «Терру» - и на боковую. На сегодня хватит.

13:05 89 миль до Самсуна.
18:33 Проблема с GPS. Новый член экипажа – птичка. 66.8 м. до С. КК 235о


07.10.06

Меньше 40 миль до Самсуна.
9:34   равда, лавировка, думаю, добавит миль 15. ветер крутит, нестабильный по силе, но Слава Богу, яхта практически самостоятельно справляется с с заходами. Изредка помогаю. Ночью был штиль, я и птица отдохнули. Недавно она плясала на яхте. Сейчас где-то летает.

02.10.06 8:30 Парусный центр Сочи. Проснулся. Позавтракал, созвонился с Юрием Сергеевичем, пошёл в «Лавку яхтсмена». Рассчитываю, что помпа будет стоить около 650 р., но самая дешёвая 930. Производительность 26 л/мин., купил также клеящуюся парусную ткань, флага Турции не оказалось.
17:00 Наконец-то установил помпу. Спасибо ребятам с TRANZAT – дали дрель, свёрла. Под носовыми пайолами см 20 воды. Качала помпа прилично, долговато. Начал готовить ужин, и одновременно, хоть и устал за день (с перехода ещё не восстановился), решил поискать течь. Заклеил «Алмазом» (холодная сварка), придавил место склейки с помощью губки, крышки от зубного порошка и латы. Решил вычерпать губкой воду все подпайольные пространства. Но под один пайолом вода стремительно прибавляется. Yes! Вот ещё одно место течи – старый швертовый колодец, пробитый то ли грузом, то ли так и было. Вода сочится реально. Залепил по той же технологии, усталый, удовлетворённый, и с большим удовольствием, поужинав, лёг спать.

13:58 3.9 Прямо и слева по курсу показался Турецкий берег долгожданный! И кто там сказал: «не нужен нам берег Турецкий…»25.1 м до С. Точку в карту! Дык, я уже в Турецких водах!!
- Поднять гостевой флаг!
- Есть поднять флаг!

16:00 4,5 уз. КК 250о - W2   30%   вот и прошло ровно четверо суток с момента выхода из порта Сочи. Впереди ещё 20 миль. GPS, думаю, пора с почестями хоронить. «а не спешите нас хоронить, а у нас ещё здесь дела.» Нам бы до Сочи дотянуть…
Справа по борту, в метрах 300 рыбак турецкий, трал тянет. Народ что-то кричит там. Слева по траверзу белый маяк. Угадывается Самсунский залив. Берег приблизился стремительно, кабельтов 6.

3.10.06 9:00 Парусный центр Сочи. А я в море не иду. Сегодня только в 16 часов получу переданную через автобус доверенность на право вывоза государственного судна за границу. Получив доверенность, на радостях пошёл рубли на доллары менять. И как положено, доверенность оставил в банке, возле кассы. Но вдруг, через 20 минут вспомнил (деятель!) прибежал, лежит, Слава Богу! Прогулялся по городу, купил ёмкости пластиковые под сахар, нож, абхазский хачапурь. Вроде всё готово к плаванию.

19:38   W4 балла. Встретил сухогруз «Сормовский – 12». взял на завтра погоду: W4 балла, волнение умеренное.
GPS не включается. со всех сторон огни. Курс 190о – к берегу искать порт.


9.10.06   Много прошло событий. И теперь даже сложно всё оценить. В общем, самые тяжёлые, пока что, это вчерашний и сегодняшний дни. Начну по порядку.

07.10.06 20:00 На подходе к Самсуну. Страшно без GPS. но, когда ясно, что больше она мне не помощник, когда прошло время – сейчас это нормально. Теперь идти по прокладке. Тогда, сам факт, что «Сормовский – 12» шёл поперёк курса а не навстречу, говорило, что я ошибаюсь. И я изменил курс к берегу. Стемнело. Давай искать огни порта. Нашёл! Два постоянных зелёных. хотя это не входящие порта Самсун, но они есть на моле порта. Курс 240о. Заштилело, после немного дуло с переменным успехом. ближе к берегу определил, что это не есть огни порта – набережная, 3 зелёных, по столько же голубых и фиолетовых. Есть! Правее зелёный Пр2С. Это порт. Вскоре я вижу суда на рейде, буду бояться встречи с пару идущими, выйду к отсыпке. У меня на карте есть отсыпка: «идут работы 2004».

Юр. Баунцев сказал, что яхт-клуб за ней. Потихоньку иду, ищу вход в гавань. В отсыпке вижу один, затем второй входы, но решаю, что это не то. Началась лавировка, стихло. Всё, гонку закончил, уже более часа ищу яхт-клуб. Завёлся, пошёл вдоль берега. Аквапарк. Про него никто ничего не говорил. Вдруг (стараюсь поближе к берегу, чтоб случайно ничего не пропустить) со всего разгона налетаю на мель. Яхта резко упирается в ил, я падаю, ПМ глохнет, яхта сходит с банки. Руки дрожат. На фиг мне такие приключения, я пытаюсь завести – не получается. Как раз таки кончилось топливо. Спускаюсь вниз за канистрой, пару качков в бак мотора, отхожу в море. И в самом деле, вода мутная, зачем лез так близко к берегу сейчас не понятно. Иду дальше теперь не на всех порах и не так близко. Набережная уходит в бесконечность, проезжаю длинный пирс, на котором рыбачит толпа – никакой марины не просматривается. Среди характеристик марины от Юрия Сергеевича: из него виден порт. Ничего подобного, уже порт не наблюдается. Разворачиваю назад. Решаю сунуться в ближайшую к порту дырку. Осторожно, на малом ходу вхожу. Маленькая гавань, на берегу небольшое здание, спасшлюпка на талях, пару машин с отдыхающими турками. опять на запад. Уж страшно входить в другую дырку, вряд ли что… Интуиция не обманула, хлоп: повторно на мель, на камни. Да пошло всё! Наверно, перепутал Юра, клуб слева, а не справа от порта. По крайней мере, там, на карте, указана марина. Полным ходом туда, уже за 23 часа, пора и честь знать!

«И вдруг, когда мы уже отчаялись, впереди слева на горизонте сверкнула огненная точка. Я неистово обрадовался. Нери наклонился ко мне, и я услышал – он поёт! Конечно же, это аэродром, конечно же, маяк! Ведь больше здесь нечему светить – по ночам вся огромная Сахара погружается во тьму, вся она словно вымирает. Но огонёк померцал немного и угас. То была заходящая звезда, всего на несколько минут проглянула она над горизонтом, между облаками и пеленой тумана, и на неё-то мы взяли курс…

А потом перед нами вставали ещё и ещё огни, и мы со смутной надеждой брали курс на каждый новый огонёк. И если он не угасал сразу, мы подвергали его испытанию.
- Видим огонь,- передавал Нери аэродрому в Сиснеросе,- Трижды погасите и зажгите маяк.

Сиснерос гасил и вновь зажигал свой маяк, но не мигал жёстокий свет, за которым мы жадно следили – неподкупная звезда.
И хоть горючее всё убывало, мы каждый раз попадались на золотой крючок: уж теперь-то впереди настоящий маяк! Уж теперь-то это аэродром – и жизнь!.. И опять мы меняли звезду.
Вот тогда мы почувствовали, что заблудились в пространстве, среди сотен недосягаемых планет, и кто знает, как отыскать ту настоящую, ту единственную нашу планету, на которой остались знакомые поля и леса, и любимый дом, и все, кто нам дорог… »

10.10.06 15:00 Самсун. Выход на Трабзон. Прощаемся. Игорь от сердца сказал: «Что ж это такое, только познакомишься с нормальным человеком, как приходится расставаться.» А у меня уже вертится в голове: «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены… » Приятно, когда такой хороший человек дорожит твоим общением.

Мы подсоединяем через электрощиток GPS к аккумулятору – работает! Правда, не выключается, только экран гаснет, а потом не включишь, только принудительно, прервав сеть. Идея Игоря. Мы проверяли мою GPS через прикуриватель на «Диане», работает, от батареек – нет. Где я сейчас возьму прикуриватель и спецпереходник? А Игорь сказал вдруг, уже перед самым моим отходом, что если GPS подключить через провод к аккумулятору? Куда уж проще, но я не догадался сам. Теперь у меня и GPS есть.

Тяжёлое расставание с экипажем «Дианы». Я в Трабзон, а они на Стамбул. Пожимаем руки, отдают мои концы... Словами чувства не передать. Ставлю грот, выхожу из гавани – я больше их не увижу. Почему-то в марине не оборачиваюсь, а после, часа два оглядывался, в конце то ли разглядел, то ли нет парус. Но Игоря, детей: Ивана, Марины я не увижу.

Зато радость, что опять в море! Как будто на вечность расставался! Три дня на берегу – слишком много. Отвык, укачивает, болит голова – первый день плавания будет тяжёлым. Дует NW 3-4 балла. Только спустя сутки я наконец-то смогу оставлять руль без последствий минуты на три. – яхта не хочет идти самостоятельно. Через три часа облизываю м. Джиба, уваливаюсь, сам себя долго мучаю вопросом: ставить, не ставить спинч? Наконец-то начал устанавливать спинакер-гик. Долго не мог в темноте закрепить его на мачте, ругался. Ветра мало, зыбь постоянно вытряхивает со спинакера ветер, да и вообще-то он не для одиночных экипажей, и у меня ничего не готово для его несения. Спинакер-гик постоянно отваливается и никак не могу толком отрегулировать топенант спинакер-гика, то высоко, то ещё что-то. Не знаю, прибавил ли скорости, но вот геморроя было предостаточно.

Вскоре ветер стих, стал крутить, и я убрал многострадальный спинакер. Сейчас VENT задует с W, и прилично. За ночь будет ужасно вырубать, особенно под утро, получу гиком по голове (умней не стану).
Около четырёх ночи. Мне лишь бы пройти этот мыс. Я иду близко к берегу и не могу руль бросить – боюсь оказаться на камнях. Больше не могу рулить, сидеть, лежать. Лишь бы дотянуть. Несколько раз вырубаюсь раньше, и мыс всё ближе… На моё счастье. Вскоре ветер чуть стих, и я оказался в штилевом мешке высокого берега. Лёг на палубе, и предрассветных часа полтора меня спасли.
Ветер задул с берега, SW, волна почти улеглась. С трудом нашёл силы спуститься вниз. Поставил на плитке чай, оделся… А жизнь-то налаживается! Выхожу под моросящий дождь, чай с шоколадкой мне возвращают контроль над телом. Дальше пока легче. Взял одну полку рифов, после ветер опять стих, пообедал, правда, быстросуп опрокинулся на палубе, расстроив меня голодного.
Сейчас я счастлив. Не знаю почему.

Совершить это плавание было непросто, хотя бы только потому, что это было первое моё одиночное плавание через море. И только благодаря этим людям это стало возможно:

Виктор Аркадьевич Языков, без его участия и яхта была другой, и плавание другое;
Александр Безбородько, директор компании «Винджаммер», наш спонсор;
Дмитрий Саранец, главный человек, который помогал в организации регаты и «вдруг» не забыл про меня в самые тяжёлые времена перед стартом, когда нам показалось, что свершилось всё худшее;
Юрий Баунцев, федерация парусного спорта Сочи, спас меня от серьёзных приключений в загранке, помог выйти в море;
Наташа Кожевникова – наш дизайнер;
Виталий Мокроус, Дмитрий Елагин наши веб-мастера;
Андрей Глущенко, человек дал мне краскопульт, я его успешно сломал, а он ни словом ни выругался;
Сергей Козлов, я б не смог снабдить себя и яхту необходимым оборудованием без помощи этого человека;
Мария Бавыкина, удивительным образом могла вдруг решить какой-то очень важный организационный вопрос или познакомить с нужным человеком;
Юрий Ершов – с вас всё начиналось, в том числе и наш сайт;
Валерий Поздняков – я верю, вы уйдёте в своё плавание!

Особая признательность Александру Васильевичу Джеусу, генеральному директору ВДЦ «Орлёнок», который первым поддержал эту идею и позволил нам материализовать наши желания.
Кроме того, выражаю благодарность коллективу «Орлёнка», где я работаю, друзьям, курсантам морской академии, что проходят у нас парусную практику, членам кают-компании сайта журнала «Катера и яхты», журналистам, экипажам яхт «Терра» и «Диана», мне не хватает вас, ребята, и всем тем, кто знал об этом.





Желание совершить одиночное плавание вне видимости берегов родилось у меня давно. А так как я не отношусь к людям, которые составляют план на будущее светлое, в котором у них обязательно будет правильная яхта, полный карман лаве и всё прочее, что только может прийти в голову, я думал прагматичней. Под рукой была «микро», а в голове информация о людях, совершивших очень серьёзные плавания и на меньших корытцах. А так как у нас в «Орлёнке» их целых четыре (правда, пока только две мачты), я думал даже об организации одиночной гонки по Чёрному морю. В итоге я запланировал (не могу все-таки жить без хоть какого-нибудь плана) на 2006 год дальнее спортивное плавание типа «Орлёнок – Новороссийск» или «Орлёнок – Сочи». Но обладая такой слабостью, как праздное мечтание, в январе я успел трижды поменять планы, готовясь то к Атлантической гонке (наивный), то к достройке яхты open50, то, благодаря поддержке членов кают-компании сайта журнала «Катера и яхты», и в самом деле организовывать Первую в России одиночную гонку.

Благодаря только объявлению о регате на сайте «КиЯ» у нас оказалось аж три заявки на участие в гонке, в том числе одна и моя. Это меня вдохновило, решил, что, раскручивая регату, мы сможем собрать 5-7 человек, и на малых яхтах (Правила ограничивали максимальную длину корпуса в 6.5 метров, и никогда не заявлялось о гонке на «Микро») совершим Прорыв в истории отечественного яхтинга (глупый человек). Но в любом случае, у меня появилось стоящее дело, ради которого я оставил Всё абсолютно, что не относилось к делу напрямую и начал работу. Сейчас я могу сказать точно, что без этого Проекта неизвестно, совершил бы я хоть какое-нибудь плавание в этом году, и уж достоверно, не достиг бы того уровня Знания о море и себе, что сегодня я имею.

В какой-то момент я был опьянён развитием событий и более чем доволен собой. Естественно, ублажая своё эго, ты никогда не можешь правильно оценивать ситуацию, в которой ты находишься, и делать грамотные выводы. Но в любом случае, я стартовал, хоть и остался единственный, среди одиночек. Были моменты, когда я был готов всё бросить, закрыть этот Проект, и, может быть, когда-нибудь начать заново. Но суждено было свершиться этому плаванию, и подготовка яхты к гонке под звёздами из-за нехватки светлого времени суток, оказалось не напрасным.

Пётр Тизенгаузен, молодой дворянин из мелкопоместных, был с придурью.

Ещё в детстве его одолевали всякие идеи: то затеет вертеть дырку до центра земли и обрушит летний нужник; то возьмётся изучать самозарождение мышей в грязном белье и увидит слишком много интересного; то задумается, чего люди не летают, и после ковыляет с ногой в лубках. Когда Пётр наконец вырос и озаботился вопросами попроще, а именно, почто у девок сиськи, и как от вина шумит в голове, родители юного Тизенгаузена заметно воспряли духом.

Но годам к восемнадцати, когда всё ему стало окончательно ясно, понятно, доступно, а от этого как-то пресно, Петру нечто особенное вступило в голову.

От скуки Тизенгаузены держали парусную шнягу, на которой в ясную погоду гуляли по Волге-матушке под гармошку и самовар с баранками. Шняга была вёрткая, лёгкая, быстрая, не боялась волны, прелесть судёнышко. На ней даже стояла пушчонка для потешной стрельбы, из разряда тех, которые пищалью назвать уже нельзя, а орудием ещё совестно.

И вот на эту шнягу Пётр Тизенгаузен вдруг зачастил.

Экипаж шняги состоял из шестерых мохнорылых обормотов под командой отставного матроса деда Шугая. Тот Шугай, даром что дед, носил флотскую косичку, в ухе серьгу и за поясом нож. Ещё он был знаменит аж на другом берегу Волги-матушки невероятным своим сквернословием и ловкостью в работе со всякой снастью. Рассказы деда Шугая о дальних походах и истоплении басурман тянулись часами, ибо на одно русское слово у него приходилось три-четыре морских. Но если слушать внимательно, то можно было узнать вещи поразительные – например что у китаянок дырка поперёк.

Главное, со шнягой дед управлялся отменно. Не было случая, чтоб его мохнорылый экипаж черпнул бортом воду, навалился на другое судно или, скажем, пропил с похмелья якорь – что на Волге-матушке испокон веку считалось в порядке вещей.

Приняв командование и понизив деда Шугая до боцмана, каковое понижение было компенсировано дополнительной чаркой водки в день, Пётр Тизенгаузен развил на шняге кипучую деятельность. Во-первых, он перекрестил её из «Ласточки» в «Чайку». Во-вторых, заставил матросов основательно подновить судно и заново покрасить. В-третьих, оснастил «Чайку» рындой. И принялся на шняге по Волге-матушке разнообразно вышивать. И в вёдро, и в дождь, и при любом ветре «Чайка» сновала туда-сюда, оглашая великую русскую реку чудовищной руганью и вытворяя такие эволюции, что соседи Тизенгаузенов крутили пальцем у виска.

– Эх, и угораздило же меня с моим талантом родиться в России! – возмущался Пётр, когда ветер стихал, и команда садилась на вёсла. – Что скажете, пиратские морды?!

– Ё! – дружно орали пиратские морды.

Экипаж шняги, надо сказать, разросся уже до дюжины мохнорылых, и морды у них вправду были довольно пиратские. Пётр Тизенгаузен самолично отбирал на борт мужиков, из-за чего даже имел серьёзный разговор с папенькой.

– Как один острожники! – возмущался папенька. – Зарежут! Сожрут!

– А у меня пистолеты, – отвечал Пётр.

Со временем эволюции шняги стали приобретать угрожающий оттенок: «Чайка» шныряла в опасной близости от других судов. Опытный глаз легко угадал бы в её манёврах развороты для бортового залпа и абордажные заходы.

Вскоре со шняги помимо обычной ругани донеслась ещё и пальба: Пётр выставил на фарватер старый ялик и крутился вокруг него, поливая картечью из пушчонки.

Обеспокоенный папенька бросился к маменьке.

– Быстро жени мальчишку на соседской дочери, пока не началось!

Но было поздно.

Следующим утром на мачте «Чайки» взвился чёрный флаг. На квадратной тряпке были грубо намалёваны череп и кости.

– Прощайте, маменька и папенька! – крикнул Пётр, стоя у руля. – Не поминайте лихом! Мы идём на Кюрасао!

Маменьке сделалось дурно. Папенька в сердцах плюнул шняге вслед.

– Да ты раньше Калязина потонешь, – сказал он.

Шняга подняла все паруса и, подгоняемая лёгким попутным ветром и крепким матом, унеслась.

Ликующий экипаж выпил по чарке водки за успех предприятия и во славу капитана.

– Стану адмиралом, будете пить по две, – пообещал Пётр.

– Ё!!! – заорали пиратские морды.

Тизенгаузен подобрал команду умышленно – все его матросы были, помимо вдового деда Шугая, в разладе с жёнами и мечтали убраться куда подальше. Хоть на Кюрасао. Поглядеть заодно, правда ли у китаянок дырка поперёк.

Шняга весело скакала по мелкой волне.

*****
К обеду вышли на траверз села Концы. Стали на якорь в видимости скобяной лавки жида Соломона – больше в Концах ничего достойного внимания не было. Тизенгаузен высадил на берег десант во главе с огромным рыжим Волобуевым.

– Всё ясно, пиратские морды? – напутствовал флибустьеров капитан.

– Ё! – ответили флибустьеры.

Жид Соломон, увидев выходящую на берег шайку и осознав, что морды приближаются сплошь пиратские, заперся в лавке. Волобуев со товарищи неуверенно потоптались у двери, постучали обухами топоров в ставни, и всё было б ничего, не вздумай Соломон показать флибустьерам в замочную скважину кукиш.

Десант запросил поддержки с моря.

– Наводи, – приказал Тизенгаузен канониру Оглоедову. – Пали!

Пушчонка жахнула по лавке и с первого раза засадила ядрышко аккурат в замочную скважину.

Лавка была захвачена без боя, только жид Соломон от изумления остался на всю жизнь заикою. Жена его и дочери отделались не в пример легче, правда, зимой почти одновременно родили по мальчишке.

– Ну даёт Соломошка! – изумлялись в Концах. – Заика, а ишь ты!

Пираты взяли в лавке богатый приз скоб, гвоздей и амбарных петель. Из скоб понаделали абордажных крючьев, гвозди порубили на картечь, петлями набили трюм в разумении когда-нибудь их выгодно продать.

«Чайка» ушла от греха подальше на другой, безлюдный, берег, чтобы первый успех подобающе обмыть, заесть и переспать. А утром пиратская шняга, ещё веселее и шумнее прежнего, двинулась промышлять дальше.

План Тизенгаузена был прост: накопив пиратский опыт в относительно безопасных пресных водах, вырваться на оперативный морской простор, а там у кого-нибудь спросить дорогу на Карибы. Напрасно папенька думал сына женить на дочери соседа. В мечтах Пётр видел себя зятем губернатора Тортуги, не меньше.

Вскоре на горизонте замаячило нечто большое и неповоротливое, отдалённо напоминающее транспорт с хреном. Оглашая берега эпитетами, «Чайка» начала манёвр сближения. Канонир Оглоедов зарядил пушчонку сушёным горохом – на первый выстрел, для острастки.

Намеченная на абордаж жертва оказалась вблизи именно что транспорт с хреном.

– Вы чего?! – заорали оттуда сверху вниз. – Мать вашу!

Но крючья уже, хрустя, впивались в борт. Абордажная команда Волобуева, размахивая топорами, бросилась на приступ.

Капитан Тизенгаузен грозно ступил на палубу транспорта.

– Сарынь – на кичку! – крикнул он и стрельнул из пистолета в воздух.

За что немедленно получил вымбовкой по голове и упал.

– Ё! – рявкнул канонир Оглоедов.

Пираты дружно присели, жахнула пушчонка, и заряд гороха пришёлся точно по мордасам вражеской команде, столпившейся вокруг мачты.

Транспорт сдался на милость победителя.

– До чего же мы, русские, несговорчивый и упёртый народ, – сокрушался Тизенгаузен, держась обеими руками за голову. – Я же вам крикнул, обормотам, сарынь – на кичку. А вы?

– Да мы тут все, в общем, не графья, – хмуро сказал капитан. – Чистая сарынь. А ты-то кто, мать твою, истопник хренов?

– Вот и вправду пущу на дно твоё корыто – будешь знать, какой я истопник, – пригрозил Пётр. – Капитан Тизенгаузен! Пиратская шняга «Чайка»! Слыхал? Ничего, ещё услышишь. Деньги на бочку! А то картечью пальнём!

Денег набралось чуть более пятиалтынного. Зато хрена баржа везла, как метко заметил дед Шугай, очень много.

– Никто не хочет вступить в мою команду? – спросил Пётр. – Ну и плывите отсюда… С хреном! И всем расскажите, что вас взял на абордаж капитан Тизенгаузен!

– Ага, – скучно ответили ему.

*****
Когда баржа превратилась в пятнышко на горизонте, экипаж «Чайки» выпил по чарке, а Тизенгаузену перевязали голову его же шейным платком, к капитану подошёл Волобуев.

– Слышьте, барчук, – сказал он. – Вы бы это… Не моё, конечно, дело, но лучше вам не хвалиться своей фамилией направо и налево. Вдруг поймают? Нас-то пороли, порют и будут пороть, дело привычное. А вам может показаться стыдно. Да и шкурка у вас, извините за выражение, не такая дублёная.

– Как стоишь перед капитаном?! – взвился Пётр.

– Виноват, – громила вздохнул и ушёл на корму.

– Я знаю, что делаю! – бросил Пётр ему в спину.

Волобуев спиной изобразил недоверие, но больше ничего не сказал.

Команда, против ожидания, не роптала. Экипаж водушевила лёгкость победы, а редкая меткость канонира вселяла надежду на новые успехи. А хрен… Всё равно редьки не слаще. Да и награбленная мелочь была хоть мелочь, однако живые деньги.

На следующий день «Чайка» атаковала ещё баржу, которую тянули против ветра бечевой. Наученный горьким опытом, Пётр приказал открыть огонь загодя. Оглоедов виртуозно накрыл горохом бурлаков, затем влепил гвоздями по палубной надстройке – строго говоря, шалашу.

– Будешь у меня на фрегате главным канониром, – пообещал Пётр.

Команда баржи трусливо покинула судно и убежала по берегу, как метко заметил дед Шугай, очень далеко.

На барже оказались мало того, что всякая мануфактура и провиант, так ещё пара ружей с припасом и водки полведра.

Тизенгаузен закусил губу. Приз был что надо, но увести его за собой означало потерять скорость.

– Жалко, не фрегат у нас, – расстроился Оглоедов. – Сейчас бы всё забрали.

Стоявший рядом дед Шугай метко заметил, что фрегату в Волге-матушке было бы тесно.

– Петли амбарные за борт, – приказал Тизенгаузен. – Грузите ткань. Ох, сколько же её! Кто хочет, может намотать себе бархатные онучи. Хм… А не поставить ли нам алые паруса?

Дед Шугай метко заметил, что хотя тряпья красного полно, но команда устанет шить.

– Ты прав, мужественный старик! – согласился Тизенгаузен. – Что бы мы без тебя делали?

Дед Шугай объяснил, что.

*****
Утром пиратская шняга подошла к убогому селению Малые Концы. Капитан послал Волобуева с людьми на разведку.

– Ну, ты расспроси там, – туманно объяснил он Волобуеву.

Люди ушли и пропали. Канонир Оглоедов скучал у пушчонки, дед Шугай травил морские байки, Тизенгаузен разглядывал берег в подзорную трубу.

– Сходите за ними кто-нибудь, – распорядился он.

И остатки команды затерялись среди покосившихся домишек.

Через некоторое время с берега донеслась унылая пиратская песня:


По-над Волгой, да над Волгой,
Да над Волгой, Волгой ой!
Раздаётся по-над Волгой
То ли песня, то ли вой!
Этот вой зовётся песней
По-над Волгой, Волгой ой,
Потому что хоть ты тресни,
А помру я молодой!

– Перепились, сволочи, – понял Тизенгаузен.

– А то из пушчонки жахнуть? – с надеждой спросил Оглоедов, сглатывая слюну. Глаза у него едва не слезились, вероятно, от сострадания к поющим. – Глядишь, прибегут. Или лучше прикажите, я за ними смотаюсь?

– Всем оставаться на борту! Стрелять не будем, припаса жалко. Подождём ещё.

Команда вернулась на борт только утром. Вид у пиратов был виноватый, дышали они в сторону.

Дед Шугай за неимением боцманской дудки обошёлся словами. Команда послушно изобразила подобие строя во фрунт. Канонир Оглоедов, справедливо полагая, что его это всё не касается, остался у пушчонки, недобро щуря левый глаз.

– Зачинщики – шаг вперёд! – приказал Тизенгаузен. – Перепорю негодяев!

Пираты дружно, как один, шагнули.

Капитан Тизенгаузен впервые в жизни опустился до непечатных выражений. Как после метко заметил дед Шугай, капитану ещё было, чему учиться, но для начала выступил он неплохо.

– …А тебя, паразита, – сказал в заключение капитан, тыча пальцем в грудь огромному рыжему Волобуеву, – я с этого дня назначаю старшим помощником!

– За что, барин?! – взмолился Волобуев.

– А вот будешь моей правой рукой. И за каждое прегрешение этих обормотов мохнорылых схлопочешь горячих!

– Может, не надо? – попросил Волобуев. – Вон же, боцман есть…

Тизенгаузен покосился на деда.

Дед Шугай сказал, что он уже стар для всего этого, а Волобуев в самый раз.

*****
С новообретённым старпомом шняга понеслась выискивать добычу, как укушенная. Казалось, она летела быстрее ветра. Может, у Волобуева и не было таланта моряка, зато он умел убеждать.

– Что там было-то хоть, в деревне? – спросил Тизенгаузен у боцмана.

Из объяснения деда Шугая следовало, что в деревне нашлась бражка, и ничего больше интересного.

– И как пиратствовать с такой командой, а? – Пётр вздохнул.

Дед Шугай сказал, как.

Через пару часов впереди показалась такая же шняга, идущая галсами навстречу. Пётр схватил подзорную трубу. Команда приободрилась. Но Тизенгаузен увидел что-то такое, отчего сел под мачтой и загрустил.

– Отставить, – сказал он. – Разойдёмся.

Встречное судно приближалось. Вот уже стало видно, как над ним вьётся дымок самовара.

– Эй! – раздалось над Волгой-матушкой.

Тизенгаузен вобрал голову в плечи.

– Да это же Петя! Тизенгаузен! Петюнчик! Эй, на барже! Лом не проплывал?! Ха-ха-ха-ха-ха!!!

Пираты заскрипели зубами. Капитан молчал.

– Петюнчик! Ты ли это? Спускай паруса! Давай к нам чай пить! Ой, глядите! Да у него флаг пиратский! Эй, Петюня! Дружище! Гроза морей! Ха-ха-ха!!!

Тизенгаузен сидел красный, как варёный рак.

– Капитан! – прошептал канонир Оглоедов. – А то жахнуть?

Пётр молча показал ему кулак.

Шняги сходились под свист и улюлюканье с одной и гробовое молчание с другой.

– Адмиралу Тизенгаузену – ура! – надрывались на встречном судне.

А вот этого не надо было. Потому что Пётр переменился в лице, вскочил на ноги, прошёл к рулевому, отодвинул его и взял управление.

– К повороту, – сухо приказал он. – Слушай меня. Абордажа не будет. Оглоедов! Бей картечью по парусам. Бери выше, если кого там зацепишь – не пощажу.

Пиратский экипаж, до этого переносивший унижение стоически, теперь с горящими глазами бросился по местам. «Чайка» пошла на сближение.

– Давай, Оглоедов, – сказал Пётр. – Покажи им. Пали!

Жах! У пушчонки засуетились, заряжая. Жах! На встречной шняге поднялась суматоха, там махали руками, истошно орали, кто-то сиганул за борт.

Паруса у встречного были уже как решето, а Тизенгаузен целил острым носом «Чайки» ему под корму.

– К повороту!

В последний момент «Чайка» легла на бок. Хрясь! Мелькнули белые лица, раззявленные рты, воздетые кулаки – и промелькнули.

– Пусть теперь походят по матушке по Волге, без руля-то, да без ветрил, – сказал Тизенгаузен. – Чего молчим, пиратские морды?

– Ура капитану Тизенгаузену!!! – раздалось над великой русской рекой. – Ура! Ура! Ура!

Пётр Тизенгаузен стоял на корме, твёрдой рукой направляя «Чайку» к великим свершениям. Над коротко стриженой головой капитана развевался пиратский флаг.

*****
Водный приступ к богатому торговому селу Большие Концы стерегла крепостица. Это ветхое сооружение, возведённое, сказывали, аж при царе Горохе, было в новейшие времена оснащено российским штандартом и пушечной батареей при инвалидном расчёте. Сейчас штандарт грустно висел книзу, пушки убедительно торчали из бойниц, инвалиды безалаберно покуривали на крепостной стене.

«Чайка» заблаговременно спустила пиратский флаг, прикидываясь гражданской посудиной. Тизенгаузен рассчитывал сбыть в Больших Концах награбленную мануфактуру, пополнить запас провианта да разузнать новости.

Не тут-то было. Едва шняга приблизилась к крепостице на выстрел, одна из четырёх пушек окуталась дымом, шарахнула, и по курсу «Чайки» поднялся водяной столб.

– Ну-у, началось… – бросил Пётр, стараясь не подавать виду, что на душе заскребли кошки.

Он послюнил палец и высоко поднял его над головой. Ветер дул еле-еле, впору было сажать команду на вёсла.

– Проскочим? Или не проскочим? – подумал вслух Пётр.

– На таком ходу не проскочим, – уверенно сказал канонир Оглоедов. – Там в наводчиках Фёдор Кривой. Ему, заразе, целиться самое милое дело: лишний глаз не мешает. Сейчас ещё далековато, а чуть ближе подползём – утопит нас с одного залпа.

– Откуда знаешь? – удивился Пётр.

– Так Фёдор мой учитель, – гордо сообщил Оглоедов. – Я на этой самой батарее служил малость, пока в острог не загремел.

– За что посадили-то?

– За страсть к пальбе, – непонятно объяснил Оглоедов.

– Понятно, – сказал Тизенгаузен. – Эй, старпом! Ложимся пока в дрейф, а там видно будет.

– Боцман! – рявкнул Волобуев. – Ложимся пока в дрейф, а там видно будет!

Дед Шугай метко заметил, что кричат людям прямо на ухо только глухие и тупые.

От крепости отвалил ялик и неспешно погрёб к «Чайке».

Тизенгаузен, заложив руки за пояс, стоял под мачтой и размышлял, не поднять ли снова пиратский флаг, раз уж такое дело, но не мог решиться. Теплилась ещё надежда, что им отсигналили по ошибке. А может, вышло предписание каждое судно так встречать в Больших Концах – ради предотвращения.

Ялик подвалил к борту. В лодчонке оказался красномордый прапорщик, неопрятный и пахнущий сивухой.

– Который здесь будет капитан Тузигадин? – спросил он. – Примите от коменданта пакет, ваше благородие.

Пётр сделал каменное лицо и взял письмо так лениво, будто пакеты от комендантов приходили к нему каждый Божий день.

– Подождите ответа, милейший, – буркнул он.

– Дык, – прапорщик кивнул. – Ага, и ты здесь, Оглоедина, морда разбойная? Дома не сидится, в истопники подался?

– А дома-то что хорошего? – мирно отвечал Оглоедов. – Баба постылая, работа каторжная, да семеро по лавкам.

– Узнаешь теперь работу каторжную, – пообещал ему прапорщик.

Пётр развернул письмо.

«Милостивый государь Пётр Петрович! – писал комендант. – Поскольку велено мне губернатором бесчинства на Волге-матушке прекратить, и самого вас, сыскав, представить, осмелюсь рекомендовать следующее. Сдавайтесь-ка вы, голубчик, подобру-поздорову, пока дело не зашло слишком далеко. Нынче ещё можно ваше предприятие обрисовать как неумную проказу и выставить вас перед губернской властью, простите всемилостивейше, молодым романтическим идиотом. Смею надеяться, отделаетесь порицанием и вернётесь домой вскорости. Проявите благоразумие. То же и папенька ваш советует, от коего передаю сердечный привет и полное прощение».

Тизенгаузен сложил письмо вдвое, потом вчетверо. Снова развернул. Перечитал. Опять сложил. Окинул взглядом своих людей. Команда ждала, что скажет ей капитан, затаив дыхание. В глазах флибустьеров горели собачья преданность и русская надежда на авось.

Даже «молодой романтический идиот» сообразил бы, что станется с экипажем, вздумай «Чайка» сдаться. Пока Пётр с комендантом будут гонять чаи, пиратов закуют в кандалы и ушлют куда Макар телят не гонял. Ибо что положено Тизенгаузенам, то не положено Оглоедовым.

А ведь Пётр обещал им Кюрасао.

– Флаг поднять… – хрипло выдавил Тизенгаузен.

Его не расслышали, команда заволновалась.

Пётр откашлялся.

– Флаг поднять! – звонко скомандовал он. – Эй, прапорщик! Живо на борт. Ты мой пленный.

Прапорщик оттолкнулся было веслом, но красномордого выцепили багром за шкирку и с хохотом втянули наверх.

– Это вам даром не пройдёт, – сказал прапорщик, лёжа на палубе. – Нет такого закона, чтобы государева человека за шиворот таскать.

– Принайтуйте государева человека где-нибудь на самой корме, а то от него воняет, – распорядился Пётр. – Боцман! Всем по чарке за почин сражения.

– Ура капитану Тизенгаузену! – взревела команда.

На мачте взвился чёрный флаг. Под ним «Чайка» сразу как бы приосанилась, заново ощутив себя не мирной речной шнягой, но отчаянным пиратским кораблём.

Крепость снова окуталась дымом и шарахнула аж во все четыре ствола. Комендант давал понять, что принимает вызов.

Пётр ждал водяных столбов, но их не было.

– Берегут ядра, – объяснил канонир Оглоедов. – А вот продвинемся корпусов на десять – накроют нас.

– Боцман! – позвал Тизенгаузен. – Непорядок на борту! Всем по чарке – значит, и капитану тоже!

Водка была тёплая и отдавала купоросом. Пётр запустил руку в бочонок с квашеной капустой, нагрёб посвежее, принялся жевать. Ничего умного в голову не шло. Проскочить мимо батареи в темноте при таком безветрии можно было и не думать – ночи стояли, как назло, самые лунные. Болтаться в виду Больших Концов, ожидая свежака, тоже представлялось глупым. На пристани за крепостью уже толпились любопытствующие. Пётр раскрыл подзорную трубу. Так и есть – народ тыкал в «Чайку» пальцами, обидно смеясь. С крепостной стены инвалиды делали неприличные жесты. Того и гляди задницу покажут, сраму не оберёшься.

«Что бы сделал на моём месте пиратский капитан? – размышлял Пётр. – Интересно, а кто тогда я? Пиратский капитан. Ну, и как бы ты поступил, капитан Тизенгаузен? Наверное взял бы противника на испуг. А ведь это мысль!».

– Давай на вёсла, пиратские морды, сдадим назад чуток.

Под язвительный хохот, доносящийся с пристани, «Чайка» отошла от крепости, приблизилась к берегу и отдала якорь.

– Волобуев! Сажай в ялик людей сколько поместится. И ружья возьмите!

Лодчонка ходко почесала к прибрежным кустам и скрылась в них. Назад грёб один Волобуев. Но Тизенгаузен в трубу видел: люди никуда не делись, лежат вповалку на дне ялика. А вот из крепости разглядеть это было нельзя.

Ялик сновал туда-сюда, притворяясь, будто высаживает десант. Выглядело это однозначно: пираты, сообразив, что миновать крепость водой не смогут, решили приступить к ней с суши. Угроза была вполне значимой. Сколько пиратов на шняге, комендант точно знать не мог, но грузоподъёмности судёнышка как раз хватало для команды, способной душевно начистить рыла инвалидам с батареи. Вся надежда крепости в случае приступа была только на пушки.

Сделав вид, что высадил две дюжины буканьеров, Тизенгаузен прибрал ялик к корме и стал выжидать. Смеркалось. Наконец комендант не выдержал. Длинное рыло одного из орудий втянулось за стену. Потом другое, третье… В крепости шла ожесточённая работа: инвалиды, обливаясь потом, перетаскивали батарею, готовясь отражать атаку с берега.

Над Волгой-матушкой стояло вечернее безмолвие, в котором издали слышна была многоголосая ругань и извечное русское «Э-эй-ухнем! Эй, зелёная, сама пойдёт!».

– Как же, пойдёт она сама… – канонир Оглоедов только хмыкнул. – Пупок развяжется, тогда с места сдвинется.

– Мы – когда?.. – коротко спросил его Тизенгаузен.

– Рано, капитан. Сейчас они четвёртую оттащат и замертво упадут. Я скажу, скажу.

Ветер стих окончательно. Команда вся сидела на вёслах, даже вонючего прапорщика к делу приспособили. И ялик спереди запрягли.

– Теперь время! – прошипел Оглоедов.

– Команда, слушай! – шёпотом крикнул Тизенгаузен. – И-и-раз!

«Чайка» легко тронулась, набирая ход.

До самой крепости дошли безопасно, потом шнягу заметили – над стеной раздался матерный визг, хлопнул ружейный выстрел.

– На-кося, выкуси! – заорал Волобуев. – И-и-раз! Навались, православные!

– Ё!!! – отозвались православные.

Инвалиды даже не пробовали вернуть пушки на место – ясно было, что не успеют. «Чайку» обстреляли из ружей, одна пуля засела в борту, другая расщепила весло.

– А то ответим, капитан? – с надеждой спросил Оглоедов.

– Было бы, на кого припас тратить! – заявил Тизенгаузен надменно. – Впрочем… Пальни разок, чтоб знали. Только не вздумай по флагштоку. Там штандарт с гербом российским.

– Знамо дело, – заверил Оглоедов. – Мы же русские пираты, чай не немцы какие.

Пушчонка хажнула картечью по крепостной стене, выбив из неё облако пыли. Под громовое «Ура капитану Тизенгаузену!» шняга уходила вдаль по Волге-матушке.

*****
Наконец крепость осталась позади. «Чайка», облаянная собаками и ночным сторожем пристани, благополучно миновала Большие Концы. Выпили по чарке. Настроение на борту царило безмятежно-возвышенное. До флибустьеров дошло, что они ненароком совершили взаправдашний подвиг, и обязаны этим своему капитану.

– А с государевым человеком что делать? – спросил Волобуев, предъявляя капитану прапорщика, взопревшего от вёсельной работы.

– За борт, – небрежно бросил Пётр. – Заодно и помоется.

Государеву человеку, дабы не утоп случаем, вручили бочонок из-под квашеной капусты.

– Раздайся, грязь – дерьмо плывёт! – скомандовал канонир Оглоедов.

Прапорщика метнули за борт так рьяно, что он верных полпути до берега летел по воздуху. Бултыхнуло.

– Это вам даром не пройдёт! – донеслось издали. – Нет такого закона, чтобы государева человека в воду кидать…

Дед Шугай сказал, какой зато есть закон.

– Ну, ты полегче, старина… – ласково попросил Пётр. – Ох, да что это с тобой?

В лунном свете все казались бледными, но лицо деда было белее, чем хорошо накрахмаленное исподнее. Пётр пригляделся и увидел, что плечо Шугая криво перевязано набухшей тряпицей.

– Ерунда, ваше благородие, – сказал боцман. – Пульку словил из крепости. Бывало и хуже. Заживёт, как на собаке…

Тизенгаузена равно ужаснули ледяное спокойствие деда и внезапное исчезновение из его речи морских слов. Капитан смекнул: дело худо.

– К берегу! – потребовал он.

Дед Шугай удивлённо посмотрел на капитана и вдруг упал.

На берегу Тизенгаузен приказал развести костёр, вскипятить воды, порвать на бинты чистую рубаху, принести со шняги фонарь, острый нож и иголку с ниткой.

Приготовлениями руководил Волобуев.

– А это надо? – опасливо спросил он, глядя, как Тизенгаузен самолично правит нож на оселке. – Авось оклемается наш боцман. А гикнется, так на то и Божья воля, значит.

– Не боись, – заверил Пётр. – Я же дворянин, если ты забыл.

– Как можно! – Волобуев даже обиделся.

– Любого дворянина с самого детства учат воевать, – объяснил Тизенгаузен. – А заодно и штопать дырки, которые случаются в людях от войны. Лекарь я, конечно, неумелый, но пулю извлечь, промыть рану и зашить её – смогу. Иначе вспыхнет в ране антонов огонь, и если придётся руку отрезать, считай, ещё повезло. Нужен тебе однорукий боцман?

– Капитан дело говорит, – подтвердил канонир Оглоедов. – Пётр Петрович, ваше благородие, сколько водки в деда заливать?

Тизенгаузен бросил короткий взгляд на Шугая, который что-то невнятное бормотал в бреду.

– Всю, – сказал Пётр.

*****
Пиратская шняга пряталась в камышах целый день, с неё для большей скрытности даже сняли мачту. Команда стирала бельишко, чинила одежонку да рыбачила, стараясь особо не высовываться. Троих самых неприметных Тизенгаузен послал берегом в Большие Концы, продать на рынке шёлка, прикупить водки и чего-нибудь вкусненького.

– Вернётесь пьяными – оставлю на берегу, – сказал капитан. – Не вернётесь – тем более.

Волобуев тоже очень хотел сбегать в село, но он был рыжий и высокий, такой сразу бросится в глаза. Оглоедов со вздохом сказал: «Меня там слишком хорошо помнят, нюхнули они моего пороху…» – и даже не попросился. Впрочем, обоих Тизенгаузен не отпустил бы. Из рыжего детины буквально на глазах вырастал отличный старпом, а уж с канониром «Чайке» слишком повезло, чтобы им хоть как-то рисковать.

Дед Шугай тихо похрапывал и улыбался во сне. Лицо его налилось здоровым румянцем, то ли от водки, то ли вообще.

Посланцы вернулись мало что трезвые, так ещё и удачно поторговавшиеся. Разузнали новостей: комендант рвёт и мечет, затеял пороть своих инвалидов, а народ радуется.

– Чему радуется-то? – не понял Тизенгаузен. – Пираты нос властям утёрли, тут сердиться надо бы. Ну, народ… Ну, страна…

– Это в вас немецкая кровь бунтует, ваше благородие, – подсказал Волобуев. – Порядку ей хочется.

– Да сколько её, той крови, осьмушка разве, – Пётр безнадёжно махнул рукой. – Русский я – и по пачпорту, и по физиономии. А всё одно в толк не возьму, отчего на моей родине, куда ни плюнь, такой перекосяк.

Дед Шугай сказал, отчего. Голос его звучал ещё слабо, но вполне убедительно.

– Ура! – воскликнул Пётр. – Боцман с нами! Налейте-ка мне по такому случаю.

Водка была тёплая и отдавала олифой. Тизенгаузен привычно пошарил рукой, но бочки с квашеной капустой рядом не нашлось.

– Ну? – спросил он неопределённо.

– Готовы к отплытию, – доложил Волобуев. – Идём на Куросаву!

– На Кюрасао, – поправил Пётр. – А ведь придётся вам, братцы, учить нерусские языки. Там по-нашему не говорят.

– Не умеют? – удивился Волобуев. – Научим.

– Всех не научишь. Карибское море, – сказал Пётр, – это тебе не Волга-матушка.

– Нешто нерусь такая тупая? – удивился Волобуев.

Дед Шугай метко заметил, что тупые всюду есть.

С тем и отвалили.

*****
Некоторое время плыли без происшествий. Горизонт был пуст, ещё пустынней выглядел берег. Оглоедов начищал свою пушчонку, Волобуев следил за порядком, дед Шугай, временно освобождённый от боцманских обязанностей, выздоравливал. Сыграли забавы ради боевую тревогу, после наловили рыбки, сварили прямо на борту вкуснейшей ушицы.

– Ну, живём, – сказал Тизенгаузен, поглаживая сытый живот. – Будто не пираты, а обыватели какие, самовара не хватает с баранками.

– Гармошку бы ещё, – поддакнул Оглоедов.

И затянул весёлую пиратскую песню:


Как по матушке по Волге,
Да по Волге-Волге, ё!
Проплывает да по Волге
Вот такое ё-моё!
Проплывает вот такое,
Да по Волге-Волге, ё!
Совершенно никакое,
Честно слово, не моё!

– А самовар у этих отнимем, – добавил Оглоедов, всматриваясь из-под ладони в речную даль. – Может и гармошка у них тоже найдётся.

Пётр схватился за подзорную трубу, глянул вперёд и похолодел.

Встречным курсом шла чёрная, как смоль, пушечная барка. Паруса у неё тоже были чёрные, и длинный чёрный вымпел развевался по ветру.

Тизенгаузен ждал чего угодно, только не этого. «Чайка» едва начинала флибустьерскую карьеру, а тут ей навстречу попались всамделишные истопники, русские речные пираты, те самые, что «…и за борт её бросает в надлежащую волну». Пётр думал, они остались только в былинах и рыбацких песнях, извели их на Волге-матушке, ан нет.

– Это мне кажется, или у них кто-то болтается на рее? – неуверенно пробормотал Тизенгаузен себе под нос.

– Дозволь обозреть, капитан, – раздалось сзади.

Пётр обернулся. На него выжидающе смотрел дед Шугай. Тизенгаузен отдал трубу боцману. Тот неловко принял её одной рукой.

– На плечо мне клади, – разрешил капитан.

– Благодарствую, – сказал боцман, и от этой вежливости сердце Тизенгаузена натурально ушло в пятки.

Дед едва глянул на барку и чуть не выронил трубу.

– Holy shit! – пробормотал боцман.

Тизенгаузен почувствовал, что ему становится дурно.

– Там правда удавленник висит на рее? – спросил он несмело.

– Там всегда кто-то висит, – тихо ответил боцман.

И добавил – кто, да за какое место.

Барка дала предупредительный выстрел из носовой пушки. В воду плюхнулось ядро и заскакало по невысокой волне.

Пётр поднял руку, давая команде понять, что раньше времени суетиться не надо.

– На прямых курсах шняга от этой чёрной дуры не оторвётся, – сказал он негромко. – Но у нас лучше манёвр. Можем славно покрутиться вокруг да попортить барке обшивку. Конечно, рано или поздно накроют бортовым залпом… Что посоветуешь, старина?

Дед Шугай посоветовал.

– А если серьёзно?

Дед Шугай метко заметил, что положение серьёзнее некуда. И совет его вполне к месту. Ну, можно ещё выброситься на берег и ломануться врассыпную по кустам.

– Я свой корабль не брошу, – отрезал Тизенгаузен. – Не для того мы отправились в путь.

Он повернулся к Волобуеву и отдал приказ спустить паруса.

Барка надвигалась на шнягу, как чёрная смерть. «Чайка» ощетинилась ружьями и топорами. Оглоедов колдовал у пушчонки. Тизенгаузен нацепил шпагу, проверил и заткнул за кушак пистолеты.

– Молитесь, кто умеет! – посоветовал он команде и сам зашептал «Отче наш».

– Эх, отче наш! – вторя капитану, рявкнул Волобуев. – Иже еси на небеси! Дальше забыл, короче говоря, аминь и кранты. Веселее, братцы! Не позволит Никола-угодник, верховный спасатель на водах, чтобы нас – да за просто так! Всем по чарке – и к бою! За капитана Тизенгаузена, пиратские морды!

– Ё!!! – проорали пиратские морды. – Аминь!

Барка тем временем тоже убирала паруса, ход её замедлился. Палубные надстройки отливали смолью, пушечные стволы медью, матросы бегали по вантам, повешенный на рее вяло болтал ногами. Над «Чайкой» навис высокий чёрный борт, сверху, как приглашение, упали швартовые концы и верёвочный трап.

– В гости зовут, – Оглоедов недобро прищурился. – Ну-ну…

– Швартовы принять, – скомандовал Тизенгаузен. – Сидеть тихо, ждать меня, Волобуев за старшего. Если не вернусь… Тогда тем более Волобуев за старшего. Не поминайте лихом.

И полез по трапу.

Через несколько ступенек он почувствовал, что за ним кто-то увязался. Тизенгаузен раздражённо посмотрел вниз. Там карабкался дед Шугай.

– Я пригожусь, капитан, – сказал дед.

Пётр недовольно поджал губы и полез дальше.

Вахтенные ухватили его, помогли встать на палубу. Тизенгаузен отряхнул камзол, поправил шпагу, заложил руки за спину. Всё это он проделал для того, чтобы как можно позднее встретиться взглядом с капитаном барки, сидевшим под мачтой на перевёрнутой бочке. А когда Пётр набрался храбрости поднять глаза, капитан уже глядел мимо.

– Hеllo, Sugar, you, bloody bastard! What the hell are you doing here?!

«Здорово, Сахар, чёртов ублюдок, – перевёл Тизенгаузен про себя. – Какого дьявола ты тут делаешь?».

Дед Шугай ответил, какого дьявола.

– Твою мать! – воскликнул пират. – Тысяча чертей!

Он вытащил из-за бочки костыль и встал на ноги. Точнее, на одну. Только сейчас Пётр разглядел, что другая нога у капитана деревянная. Но всё равно этот пожилой богато одетый моряк выглядел смертельно опасным. От него так и несло погибелью.

Одноногий ловко подскочил к Шугаю.

– Я вижу, ты словил пулю. Как в старые добрые времена, не правда ли?

Дед Шугай сказал, что капитан хорошо заштопал его.

– Этот?.. – одноногий смерил взглядом Петра.

– Капитан Тизенгаузен, – представился тот. – Пиратская шняга «Чайка». Честь имею.

– …Капитан! – фыркнул одноногий, поворачиваясь к Шугаю. – Тысяча чертей! Между прочим, Сахарок, один наш общий знакомый, Слепой Пью, просил тебе передать стальной привет в печёнку.

Дед Шугай холодно осведомился, за чем же дело стало.

– Забудь это! Я никогда не любил Пью. И он давно отдал концы. Сдох под копытами лошади. Позорная смерть для моряка, но подходящая для слепого ублюдка, не правда ли?

Дед Шугай поинтересовался, сколько ещё приветов у одноногого за пазухой.

– Больше, чем ты можешь представить! – рассмеялся тот. – Но их незачем передавать. Вся сволочь из команды Флинта нынче в аду. Я был уверен, что и ты сыграл на дно. Какая встреча, тысяча чертей! А пойдём-ка, дружок, потолкуем!

С этими словами он приобнял Шугая и увёл за мачту.

Пётр Тизенгаузен стоял, потупившись. С одной стороны, его пока что не убили. С другой, фактически не заметили. Первое было отрадно, второе обидно.

На всякий случай он выглянул за борт и ободряюще помахал своей команде. Стало ещё обиднее. Это люди уважали его, готовы были пойти с ним куда угодно, но убожество их одежд, снаряжения, да и самой «Чайки» показалось вдруг невыносимым. Чёрная барка, надраенная до блеска, дышала настоящим морским порядком и чисто пиратской роскошью. Здесь палубу хотелось лизнуть, как леденец, а босоногие матросы носили золотые перстни.

Осмотр днища на наличие косяков


Вид в нос


И вот строительство закончилось! Честно говоря, стало не по себе. Теперь не надо спешить в гараж, не надо строгать, пилить, шпаклевать, шкурить, красить! Как так? Было такое ощущение, что забрали что-то очень близкое, как у маленького ребенка какую-то самую главную игрушку! А в итоге-то наоборот! Не “забрали”, а получил игрушку!

Теперь остались ходовые испытания. По разным причинам первый выход откладывался. Старался каждый день выехать на речку – ждал, когда поднимется вода и будет "правильный ветер" (против течения). И вот день Х настал! В очередной раз выехал на разведку и был удовлетворен - вода поднялась, дул, не утихая, восток. Под парусами дома, проверка все ли на месте.

Парус (от швертбота "Оптимист") заказывал на местной швейной фабрике, сшит из палаточной ткани.


Первый спуск на воду, бутылку с шампанским не разбивали, но облили

Вид с носа, который имеет транцевую форму, как сказано "для лучшей всхожести на волну", мне пока не попадалась.

Пришла зима, работать с эпоксидной смолой в гараже стало невозможно. Весной начались свои заботы, опять мало времени уделял лодке, летом приходилось много работать. Строительство шло медленно и неуверенно, тешил себя надеждой, что осенью буду вечерами продолжать строительство, но как всегда это было только самоуспокоением и оттягиванием времени. Осенью стало прохладно, зимой опять работы никакой... Все-таки время пришло, когда в голове что-то щелкнуло, и работа двинулась вперед семимильными шагами!



Некоторое количество фоток пропускаю. Начинаем окраску днища грунтовкой, пришлось положить два слоя т.к. не хватило стеклоткани, и фанера сильно впитывала краску.



Окрашенная лодка вид с кормы.



Вид с носа. Видны опорные планки для фанеры отверстие для мачты и в самом низу степс (упор) для нее же.