Он поднял паруса, и ветер расправил их, и когда берег растаял в утренней дымке, Жак Брель понял, что наконец-то свободен

Сорок лет назад не стало Жака Бреля. Человека, который сдержал слово. Еще в 1966 году, после выступления на сцене парижской «Олимпии»… Это был даже не успех – триумф, что-то невероятное, заставляющее вспомнить о прощальных концертах Эдит Пиаф. Он никогда не пел на бис, но аплодисменты не стихали, своды зала дрожали, будто в ознобе, публика неистовствовала, и Жак Брель семь раз выходил к ней – улыбался, благодарил, нелепо взмахивая своими несоразмерно длинными руками. В тот вечер он сказал прорвавшимся в его гримерку журналистам: «Я бросаю петь. Я мечтаю о парусах и ветре. Я слишком долго жил по чужим правилам, теперь настало время писать свои. Я просто хочу пожить». И он сдержал слово, хотя, чтобы приблизиться к мечте, потребовалось несколько лет. И все же он поднял паруса, и ветер расправил их, и когда берег растаял в утренней дымке, Жак Брель понял, что наконец-то свободен.

Покупатель

У него будет свой ковчег. И он тоже спасется, как ветхозаветный Ной. Средь вод всемирного потопа, что захлестнул землю суетой и жадностью.

– Мне нравится, – сказал он.

– Хорошая лодка, – кивнул Стаф Виттевронгель, хмурый бельгиец, чуть настороженно поглядывавший с высоты своего двухметрового роста на человека, изъявившего желание купить Askoy II.

Сначала был звонок по телефону, и уже на следующее утро звонивший и интересовавшийся приехал в порт на скромном, неприметном «датсуне». Он и сам был какой-то неприметный – в тяжелых ботинках, джинсах, в полотняной куртке. Лицо? Стаф Виттевронгелю оно показалось знакомым, но он не стал копаться в памяти.

Было холодно. Порывистый северный ветер разогнал по домам, казалось бы, к любым капризам погоды привыкших фламандцев, жителей славного города Бланкенберга.

Они отправились в порт. Всего-то несколько минут, этого было явно мало, чтобы в деталях и красках рассказать о выставленной на продажу яхте, но почему бы не начать?

– Между прочим, – сказал Стаф Виттевронгель, – эта яхта официально числится флагманом Королевского яхт-клуба Бельгии.

– Только стоит она сейчас не в Антверпене, а у вас, – усмехнулся собеседник. – И продается.

– На то у ее владельца есть причины, и весьма уважительные.

– Да, я знаю, «бибберы» нынче не в моде. Хотя, полагаю, это не главное.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что клиент основательно подготовился. История яхты ему была известна в подробностях, а листы ватмана, свернутые в тугую трубку, которые он прихватил с собой, оказались ее чертежами.

Они вышли на причал. Первые капли дождя коснулись их лиц.

– Вот она, – Стаф Виттевронгель поднял руку в указующем жесте.

– Мне нравится, – сказал Жак Брель.

Ковчег

Это было прибыльное дело – строить бункеры. Желающих обзавестись ими хватало, страх перед русскими ракетами заставлял людей копить деньги и опустошать банковские счета. Толщина стен, системы очистки воздуха и воды, запасы продовольствия вроде бы гарантировали, что их обитателям удастся пережить ядерный апокалипсис. Главное – продержаться несколько дней, а там… а там будь что будет.

Был и другой вариант спасения. Куда более привлекательный, чем зарыться в землю и дрожать от страха, страдая от клаустрофобии. Вряд ли нападение будет внезапным, международная обстановка будет накаляться медленно, и прежде чем обезумевшие военные перейдут роковую черту, можно поднять паруса и покинуть обреченную Европу. Естественно, на специальном судне, на персональном ковчеге.



Яхта Жака Бреля производила солидное впечатление, такой она и была – как личная крепость

Спрос рождает предложение, и таковое последовало. Извольте: bibship, он же «библейский корабль», он же «биббер».

Именно такая яхта была спроектирована известным конструктором Раймондом Деркиндереном. Длина более 19 метров обеспечила ей звание одной из самых больших яхт, построенных в Бельгии. Ширина тоже впечатляла – 5 метров. Вес стального корпуса был более чем солидным – почти 40 тонн. Плюс надежный дизель, огромные танки для топлива и пресной воды. Две мачты, достаточная парусность. Испытания показали, что крейсерская скорость яхты будет не меньше 6 узлов.

В 1960 году судно было передано заказчику – архитектору Уго ван Куйку. Тот назвал яхту Askoy II, незадолго до того расставшись со своей предыдущей лодкой, куда более скромной и потому на звание bibship не претендующей. Но название сохранил. Оно было ему дорого, поскольку всем прочим акваториям Уго ван Куйк предпочитал норвежские воды и часто останавливался на острове Аской, что прикрывает от диких волн Северного моря портовой город Берген.

Достоверно неизвестно, случалось ли такое, чтобы Askoy II готовилась к использованию по своему основному назначению. Чтобы трюмы набивались армейскими сухпайками и вяленым мясом, чтобы баки под горловину заливались топливом и водой. Вряд ли. Былые страсти вскоре улеглись, а с ними и страхи. Русское нашествие перестало казаться неизбежным, и детище «холодной войны» стала обычной комфортабельной яхтой, совершавшей неспешные переходы по норвежским фьордам, Балтийскому морю, шхерам Швеции и Финляндии, Ботническому заливу.

Так прошло 10 лет, а потом… Уго ван Куйку было уже за семьдесят. Помпезность и вычурность его проектов более не находила одобрения. Яхта становилась для него непосильным бременем. И тогда он решил с ней расстаться. Продать Askoy II он поручил бельгийской фирме Wittevrongels.

Сделка

– У наших родителей было семь детей, – говорит Пит Виттевронгель. – И Стаф был старшим. Всеми делами фирмы в те годы заправлял он. Это поглощало его без остатка. К тому же его совершенно не интересовала музыка. Только этим я могу объяснить то, что он не узнал Жака Бреля. Если бы на его месте был я… Брель был для меня героем! Ведь мое поколение чуть ли не молилось на «протестных» исполнителей: Боба Дилана – в Америке, Будеюйна де Грута – в Нидерландах, Жака Бреля – в Бельгии. И когда Стаф, вернувшись из порта, сказал, что яхту покупает «тот самый Брель», я стал самым верным помощником в проведении этой сделки. Быть рядом с Брелем, разговаривать с ним – это было словно подарок с небес. Тем более что он не был зазнавшейся звездой, желчным и надменным человеком, хотя в этом его не раз упрекали журналисты. Нет, он был простым, непосредственным и очень остроумным человеком.



Askoy II не считался быстрой яхтой, но скорости от него никто и не требовал, в отличие от комфорта и надежности

Глаза Пита Виттевронгеля влажнеют. К старости люди становятся сентиментальными. И память их все избирательней – случившееся 45 лет назад помнится так, словно это было вчера, и даже лучше, чем события вчерашнего дня. Он чуть ли не дословно помнит разговор с братом, вернувшимся из порта с рассказом о новом клиенте.

– Решительный человек, – с одобрением сказал Стаф. – Раз глянул и тут же заявил, что покупает эту лодку. И поинтересовался, сможем ли мы провести на ней кое-какие работы. Я говорю: «Смотря какие». Он разворачивает свой рулон и начинает водить пальцем по чертежам. Ну, говорю я, с перепланировкой мы справимся. Тогда он спрашивает: а пошить новые паруса? Ну, это вообще не вопрос. Так приступайте, говорит. А я смотрю на него и думаю: работа большая, а человек какой-то непонятный, надо бы прояснить. И роняю так осторожно, что, мол, давайте сначала бумаги подпишем, чтобы все как положено, с именем, фамилией, адресом. Тут он так странно на меня взглянул, а потом подмигнул: «Вы меня не знаете… Дружище, эта яхта выйдет замуж за Жака Бреля». Тут-то я сообразил, кто передо мной, слышал про такого.

Пит Виттевронгель умолкает и смотрит на яхту, которой сейчас, в 2018 году, члены его команды, волонтеры-энтузиасты, пытаются вернуть былое великолепие. Рядом со стапелем небольшая выставка, посвященная Жаку Брелю. Модель лодки, книги-биографии, пластинки, картины, газетные вырезки… Вся жизнь удивительного человека.

Призвание

Жак Брель родился 8 апреля 1929 года в Бельгии, в пригороде Брюсселя под названием Схарбек. Его отец, Ромэн Брель, был управляющим картонажной фабрики. В его мечтах Жак был продолжателем семейного дела, и потому воспитывать сына он старался в строгости. Да только отпрыск оказался редким упрямцем, вот и в отряде скаутов, куда его записали восьми лет от роду, он получил чудное прозвище Хохочущий Тюлень. Ну ничего, в католическом колледже Святого Луи из него выбьют пустозвонство, как это уже произошло с его старшим братом Пьером.

Отличником Жак Брель так и не стал – с правописанием и голландским у него было откровенно плохо. Зато преуспел в другом – он начал писать песни и пьесы для самодеятельной труппы. А потом, уже 18-летним, стал членом организации молодых католиков «Франш Кордэ», которая собирала деньги на благотворительные цели в том числе с помощью концертов. Непременный их участник – Жак Брель пел, аккомпанируя себе на гитаре.



Жак Брель и Мадли Бами никуда не спешили и часто бросали якорь в приглянувшихся им местах. 1974 г.

Ромэн Брель попытался было вовлечь непутевого сына в своей картонажный бизнес, но тот вывернулся: не дожидаясь призыва в армию, пошел служить – и отслужил сполна. А по возвращении женился на Терезе Мишельсен, которую называл Миш и с которой познакомился еще во «Франш Кордэ».

Брель продолжал петь, и в 1953 году у него вышла первая пластинка в 78 оборотов. Жак Канетти, менеджер фирмы «Филипс», предложил ему попробовать свои силы в Париже. Уже в июле 1954 года Жак Брель первый раз вышел на сцену концертного зала «Олимпия».

Нет, это не был провал. Публика просто не поняла его. Она была напугана экспрессией неизвестного шансонье, готового сжечь зал своей страстью. Этот молодой бельгиец проживал на сцене жизни героев своих песен, отчаянно жестикулировал и обливался потом, преодолевая им же самим создаваемые препятствия. И всякий понимал, что любая остановка для этого парня равносильна смерти.

Потребовалось семь лет, несчетное количество выступлений, турне по всему миру, в том числе по Советскому Союзу (он посетил Москву, Ленинград, Баку и Тбилиси), чтобы о Жаке Бреле заговорили как о феномене, чтобы его не просто приняли, но возвеличили. И вот уже мэтры французской эстрады Лео Ферре и Жорж Брассенс говорят о нем, как о равном, заверяя, что песни Бреля «Когда у нас есть только любовь», «Не покидай меня» и, разумеется, «Амстердам» – это настоящая поэзия, это великие сочинения, которые обречены стать классическими.

Но в 1966 году Жак Брель объявил, что покидает сцену. Его ждет океан.

Обещание

Askoy II вышел из порта Антверпена 24 июля 1974 года. Прошло восемь лет с того дня, когда Жак Брель заявил о своем желании расстаться со всеми и «окунуться в ветер». Действительно, таковы были планы. Но Брель никогда не следовал планам, даже собственным, он ненавидел «запрограммированность» жизни.



Дилетантом в мире яхт Жак Брель не был - к 1974 году на его счету был переход через Атлантику и диплом об окончании парусной школы

Он дал еще несколько концертов, а потом, будучи в Америке, увидел мюзикл Дейла Вассермана «Человек из Ламанчи» по мотивам романа Сервантеса о Дон-Кихоте. И загорелся желанием поставить его французскую версию на сцене в Брюсселе, разумеется, с собой в главной роли. И сделал это, и отыграл 150 спектаклей, приводя в восторг зрителей и критиков.

Как артист он не в меньшей степени проявил себя в кино. Дебютировав в фильме Андрэ Кайата «Профессиональный риск» в роли учителя, которого из мести ученица обвиняет в изнасиловании, он по-настоящему раскрылся в лентах Эдуарда Молинаро «Мой дядя Бенжамен» и Марселя Карне «Убийцы именем порядка».

Впрочем, о своих увлечениях, как и о своем обещании, он не забывал. Еще в 1964 году Брель купил маленький самолет, а в 1967 году в доле с другом свою первую яхту. Окончил летную школу в Швейцарии, а в летние месяцы часто выходил в море под парусами, признаваясь, что его измучила лихорадка дальних странствий и что он не будет возражать, если заболеет ею всерьез.

Но пока торжествовало кино. Вдохновленный и поощряемый, Брель приступил к работе над собственным фильмом «Франц». Чуть позже он был приглашен Клодом Лелушем в бурлескную комедию «Приключение – это приключение». Там, во время съемок на Карибских островах, Брель познакомился с Мадли Бами, певицей и танцовщицей с острова Гваделупа. Этой женщине предстояло стать бессменным матросом на его яхте и верной спутницей в последние годы его жизни.

«Франц» был принят зрителями на ура, и Брель тут же взялся за создание своего нового фильма. Представленный на Каннском фестивале 1973 года «Дикий Запад» удостоился сдержанной похвалы специалистов, но… провалился в прокате. Этого Брель не ожидал, и даже фантастический успех фильма Эдуарда Молинаро «Зануда», в котором он сыграл со своим другом Лино Вентурой, не смог подсластить пилюлю.



После провала своего фильма «Дикий Запад» Жак Брель «с горя» отправился под парусами через Атлантику – и ему понравилось!

«С горя» Жак Брель отправился на яхте Le Korrig через Атлантику, а по возвращении начал учиться в парусной школе. Знания, почерпнутые в ней, он проверил во время продолжительного круиза в компании своих дочерей Франс и Изабель.

В эти же дни он получил отказ от авиакомпании, которая вроде бы хотела зачислить его летчиком на африканские линии. Медицинская комиссия была против. А ему так хотелось стать пилотом-почтальоном, каким в свое время был его кумир Сент-Экзюпери, а потом, может быть, и написать что-нибудь столь же великое, как «Маленький принц».

– Я не проиграл и я не беглец. Мне просто хочется пожить, – повторил он, прощаясь с друзьями, когда-то сказанные им слова. – И пусть это будет в море.

Испытание

Согласно завещанию, составленному незадолго до отплытия, единственной своей наследницей он указал свою жену Миш. Но в море отправился с Мадли Бами.

Еще на борту Askoy II была дочь Бреля – Франс.

Был и четвертый член экипажа – наемный матрос, которого на первой же остановке в Корнуолле пришлось списать на берег из-за болезни, которая выражалась в бесконечном и неутомимом брюзжании.

Но это была сущая мелочь. В своих письмах с океана Жак Брель писал, что наконец-то обрел тот внутренний покой, которого искал всю жизнь. Правда, он устает. Очень. Возможно, это первые признаки старости, хотя он предпочитает думать, что его яхта слишком велика для экипажа из одного мужчины и двух хрупких женщин. Но если верно первое, то он будет бороться со старостью так же, как привык сражаться со всеми прочими препятствиями. У него будет для этого достаточно времени – его кругосветное плавание продлится три года, а может быть, и пять: когда человеку хорошо, когда ветер свободы кружит голову, человек не задумывается о времени.



Надгробный камень - камень преткновения...

Из Корнуолла они перешли в Северную Испанию. Оттуда – на Мадейру. Потом – на Канарские острова. И здесь Брель почувствовал себя плохо. Во время прогулки, поднимаясь в гору, он вдруг схватился за грудь и прохрипел:

– Я умираю.

Несколько минут он был бледным, как полотно. Перепуганная Бами не знала, что делать. Но Жак отдышался, кровь опять прилила к его щекам. Они спустились вниз, на побережье. Там их ждала телеграмма. Умер Жорж Паскье, по прозвищу Жожо, с которым Брель познакомился еще в 1955 году и который стал сначала его шофером, а потом управляющим и самым близким другом.

И Брель вернулся – чтобы проститься с Жожо, и чтобы побывать на свадьбе своей дочери Шанталь, и чтобы, уж заодно, пройти медицинское обследование.

Врачи обнаружили у него опухоль на левом легком, и нет сомнений, что это был результат четырех пачек сигарет в день. Его товарищ, хирург из Брюсселя Артюр Желен, в ноябре 1974 года провел операцию и остался доволен ее результатом, но возмущен другим – только-только придя в относительно приличное состояние, всего лишь через полтора месяца, Жак Брель сказал, что возвращается на свою яхту.

 – Если мне суждено подохнуть, я сделаю это на необитаемом острове.

Все увещевания оказались бесполезны. Его супруга Миш позже вспоминала: «Больной он был просто невыносим. В медсестер летело все, что попадало под руку. Когда мужчина болен, это не сахар, но когда был болен Жак – это было нечто. Он хотел пересечь Атлантику на своей яхте! Он хотел продолжить свое безумное путешествие. Наверное, чтобы доказать себе, что еще может довести любое дело до конца. Наверное, это была его мечта».



Освободить Askoy II из песчаного плена оказалось непростой задачей

Прощание

О плавании Жака Бреля к островам Тихого океана почти ничего неизвестно. И это, в общем-то, не удивительно. Он бежал от журналистов, от назойливых папарацци, и ему это удалось – скрыться, не выставлять себя и свои отношения с кем бы то ни было на всеобщее обозрение.

Покинув Канары, Askoy II благополучно добралась до Карибских островов, до Мартиники, где экипаж яхты «похудел» на одного человека. Не обошлось без скандала: Франс была дочерью, любящей не только отца, но и мать, а Мадли Бами любовницей. Двум женщинам было тесно на одной яхте.

В 1975 году Askoy II прошла Панамский канал. В ноябре она вошла в бухту Хива-Оа, одного из Маркизских островов, и бросила якорь перед Атуона, «столичной деревней» острова. На то, чтобы пересечь Тихий океан, Жаку и Мадли потребовалось 59 дней.

Здесь они сделали остановку, и остановка эта стала долгой. Новое медицинское обследование показало, что неизбежен рецидив. Особенно если пациент будет упорствовать и не согласится чередовать – полгода в благоприятных условиях и полгода в сверхвлажном климате островов Французской Полинезии.

Однако Жак Брель не настолько был лишен инстинкта самосохранения, чтобы не понять – продолжение плавания невозможно. В конце концов, он подвергнет риску не только свою жизнь, но и жизнь Мадли!

Он решил остаться. Потому что… Потому что одна из строчек его новой песни была такой: «Когда нет ветра, время останавливается на Маркизах». А еще он здесь один из многих, жители острова не поют и не слушают его песен, хотя в школьных учебниках их детей есть его стихи. И здесь никто не потревожит ни его, ни Мадли, кроме самых близких друзей.

Яхта была продана, а куплены дом и двухмоторный самолет, чтобы у Жака была возможность курсировать между островами архипелага. Он назвал самолет «Жожо» в память о друге и добровольно принял на себя обязанности почтальона, а порой и водителя кареты «скорой помощи».

На острове было два убогих кинозала, и Брель выписал для них новое оборудование. Оставаясь воинствующим антиклерикалом, он завел дружбу с местным кюре и монахинями. Еще он вдруг увлекся высокой кулинарией и часами простаивал у плиты, готовя какие-то совершенно немыслимые блюда.

И все это время он работал над новым альбомом. В нем будет песня, в которой он сравнит яхту с кафедральным собором: кто хочет молиться – пускай, если есть вера, что Всевышний сразу за парусом, а до неба легко дотянуться рукой.



Таким было возвращение яхты Жака Бреля на родину

В 1977 году Жак Брель отправился в Европу, чтобы записать новые песни. Он настаивал на полном отсутствии рекламы, и тогда фирма звукозаписи пустилась на хитрость: во все магазины и радиостанции Франции контейнеры с пластинками разослали с кодовым замком и уведомлением, что код будет сообщен по телефону 17 ноября 1977 года, в 12:51. В первый же день альбом Жака Бреля был продан в количестве 650 тысяч, а общий тираж его вскоре превысил два миллиона.

Брель вернулся на Маркизские острова, но в июле 1978 года ему стало совсем худо. Он обратился за консультацией к профессору-онкологу, приехавшему отдохнуть на Таити, и тот, ужаснувшись и не медля, отвез его в Париж. Там Жак прошел курс лучевой терапии. Результаты обнадеживали, и больного отпустили «на волю» со строгим наказом принимать прописанные таблетки. Но Брель «забывает» их принимать, потому что не терпит командиров над собой, и вообще, он устал…

Жак Брель умер 9 октября 1978 года в госпитале парижского пригорода Бобиньи из-за тромбоэмболии легочной артерии. Согласно его последней воле он был похоронен на острове Хива-Оа, на кладбище деревни Атуона, в двух шагах от могилы жившего и скончавшегося здесь французского художника Поля Гогена.

Свои 48 лет он прожил, как 48 часов.

Послесловие

– В 2003 году я посетил выставку, посвященную Жаку Брелю, – говорит Пит Виттевронгель. – Я был впечатлен, но и удивлен одновременно. Да, я знаю, еще в 1981 году дочь Жака Бреля – Франс – создала фонд его имени, деятельность которого направлена на сбережение творческого наследия артиста и сбор средств на борьбу против рака. Это благородно. В то же время родня Бреля сделала все, чтобы нигде и никогда не упоминалось имя Мадли Бами. А значит, ни слова об их плавании, ни слова об их яхте. Я счел это лицемерием и обратился к моему брату с предложением создать некоммерческую организацию, она потом получила название Vereniging zonder Winstoogmerk, с главной целью – найти яхту Жака Бреля и вернуть ее на родину. А значит, и вернуть Мадли Бами в его биографию. Когда-то мы продали Брелю эту яхту, мы ее и вернем, сказал я. И брат поддержал меня. Мы начали искать Askoy II, и вскоре выяснилось, что судьба яхты была и бурной, и трагической.



Большинство тех, кто сейчас возвращает яхту к жизни – добровольцы и, конечно же, почитатели творчества своего земля Жака Бреля

…В конце 1976 года молодожены-американцы Кэти Кливленд и Ли Адамсон волей случая оказались на острове Хива-Оа. Они были членами экипажа большой парусной яхты и мечтали о собственной. Узнав о том, что Жак Брель намерен расстаться Askoy II, они набрались смелости обратиться к нему с просьбой. К сожалению, сказали они, у них нет сейчас достаточно денег, чтобы купить эту яхту, но если месье Брель будет так любезен, что согласится на рассрочку… Брель выслушал их, а потом, мотнув головой, сказал, что уступит яхту за 25 тысяч долларов, и это, ребята, ниже низкого. Это был тот счастливый случай, который грех упустить. Так Askoy II стала их собственностью. Несколько лет Кэти и Ли плавали по Тихому океану, останавливаясь то у одного райского острова, то у другого. Потом что-то в их отношениях разладилось, и Ли остался один. Вернее, с друзьями, с которыми отправился к атоллу Моруроа, который Франция превратила в ядерный полигон, протестовать против ядерных испытаний. К удивлению молодых нонконформистов, военные игнорировали их демарш, а военные корабли отогнали Askoy II подальше от атолла. Это было такое разочарование!

В 1982 году Askoy II была продана Харлоу Джонсу, американцу из Гонолулу, единственному владельцу Harlow's Island Packet and Trading Company. В стальном корпусе яхты были оборудованы морозильные камеры, после чего Джонс отправился скупать омаров и рыбу у рыбаков Полинезии, чтобы потом сбыть ее в «многозвездочные» рестораны Гавайских островов. Дела шли ни шатко ни валко, потом начали громоздиться долги, а в 1988 году Харлоу Джонс получил предложение, от которого не смог бы отказаться даже если бы ему этого очень хотелось. За 130 тысяч долларов он уступил яхту банде наркоторговцев, которую возглавлял Майк Ортис, бывший хиппи, ставший прожженным циником. И вот уже на Гавайях на Askoy II уже грузится около десяти тонн тайской марихуаны. Яхта пересекает океан. Недалеко от калифорнийского Санта-Круза наркотики перегружают на быстроходные катера, но делается это при полной луне, невдалеке маячит какая-то яхта. Ее бдительный и законопослушный владелец сообщает в полицию о своих подозрениях, и все бандиты, находившиеся в катерах, получают на запястья стальные браслеты сразу после высадки на берег. В результате спецоперации было изъято наркотиков на сумму 66 миллионов долларов! Между тем яхта, на которой их доставили, уже далеко в море. Askoy II задержали по прибытии в Суву, столицу Фиджи. Экипаж отправили за решетку для дальнейшего разбирательства, а яхту поставили на прикол. Так она и стояла, дряхлея в неподвижности, до 1993 года, пока последнего из задержанных не передали Соединенным Штатам.



Переговоры о покупке Askoy II

Новозеландский журналист и яхтсмен Линдсей Райт завернул в Суву по дороге в Японию. Так случилось, что он пришвартовал свою лодку поблизости от Askoy II. Полюбопытствовав, что это за яхта и откуда, Райт узнал, что судно выставлено на продажу начальником порта. Просили немало, таких денег у журналиста не было. Тем не менее он отправился к портовую контору, где заявил, что пока вы, господа, будете искать покупателя, эта развалюха пойдет ко дну и станет серьезной опасностью для судов, входящих в бухту. Тогда как он, Линдсей Райт, готов купить ее, если, разумеется, удастся прийти к соглашению… Он был красноречив и убедителен. В результате Askoy II досталась ему всего лишь за 10 тысяч долларов. Наскоро ее подремонтировав, Райт в середине 1994 года отправился на родину, лелея мечту в дальнейшем использовать яхту как экспедиционное судно для посещения антарктических островов. Однако, огибая Новую Зеландию, он попал в шторм. После двух дней борьбы со стихией яхту выбросило на пляж Бейлис, что на западной стороне Северного острова. Вернуть Askoy II на воду возможным не представлялось, и журналист расстался со своей яхтой… и забыл о ней.

– Мы долго искали ее, а когда нашли и решили вызволить из песчаного плена, все стали коситься на нас, как на сумасшедших, – признается Пит Виттевронгель.

В 2008 году Askoy II, некогда красавица, представляла собой не просто жалкое зрелище. Она в буквальном смысле слова почти исчезла с лица земли. Над песком виднелись только нос и немного палубы в рыжих хлопьях ржавчины. И ни мачт, ни намека на такелаж, ни следа внутренней отделки из ценных пород дерева.

– Чего нам только не прочили, но мы откопали ее, вытащили на белый свет. Доставить ее в Бельгию было куда как проще.



Пит и Стаф Виттевронгель поставили себе цель вернуть Askoy II на воду

Сейчас Askoy II находится в эллинге в порту Зебрюгге. Корпус яхты уже отремонтирован и покрашен в первоначальный цвет, теперь он снова красно-синий. 9 октября 2018 года, в 40-ю годовщину кончины Жака Бреля, его яхта покинет эллинг и предстанет перед поклонниками таланта великого шансонье. А 8 апреля 2019 года, в день, когда ему исполнилось бы 90 лет, Askoy II спустят на воду. А там – как знать? – может быть, она снова возьмет верный курс, отправившись в те места, где хотел жить и где покоится прах Жака Бреля.

…он спит спокойно, И больше ничего ему не нужно – Ведь он нашел свой остров,
Где солнце, волны и море. А над Брюсселем идет дождь.

Источник

Как перезимовать на яхте в Антарктиде и Гренландии и уцелеть

Тревору Робертсону не раз предлагали написать книгу. Издатели не сомневались, что она будет пользоваться успехом. Она просто обречена на успех! И деньги автору сулили немалые… Робертсон отказывался. Он всегда был противником публичности, предпочитая оставаться в тени. Это был его выбор, только его. Единственную уступку, которую он сделал, поддавшись на уговоры супруги, это завести блог и рассказать в нем хоть что-нибудь. Ведь что получалось? Появлялись снимки, сделанные случайными свидетелями его зимовок, и тут же находились те, кто ставил их под сомнение. И надо сказать, скептики имели на то основания, потому что зимовать на яхте в Антарктиде, да еще в одиночку, а потом и в Гренландии, это, знаете ли, фотошопом попахивает!

Возможно, именно эти сомнения и побудили Тревора Робертсона чуть приподнять завесу, оставив, впрочем, без ответа самый главный вопрос: зачем ему это было надо?

Он родился в 1949 году. Детство и юность провел в Западной Австралии. Получил хорошее образование, став обладателем востребованной профессии – геолога, с еще более актуальной специализацией – поиск и разработка нефтяных месторождений. Несколько лет работал на морских буровых платформах. И это было важно, что на морских, потому что свою жизнь без моря Робертсон не мыслил. Как и море – без парусов.

С яхтами он познакомился, когда ему еще не было двадцати. И что называется, заболел парусами. При всякой возможности – были бы время да лодка – он уходил в море. И наконец, наступил год – 1976-й – и день, когда Тревор сказал себе, что теперь может изменить свою жизнь, направив ее по судьбой предначертанному руслу. Он купил 34-футовый шлюп и стал готовить его для дальнего перехода. Впрочем, он не слишком заботился о полноценном оснащении. Достаточно сказать, что секстант у него был из самых дешевых – пластмассовый, а функции эхолота выполнял обычный лот – веревка с узлами и свинцовой гирькой на конце. Тревор Робертсон считал, что этого вполне достаточно, чтобы пересечь океан. В одиночку.

Он покинул Австралию и направился к берегам Африки. Обогнув мыс Доброй Надежды, взял курс на Бразилию, откуда перешел на Карибы. Острова, многими почитающиеся за райские, оказались к нему немилостивы. Они отобрали яхту – штормовые волны и береговые скалы довели ее до состояния «не подлежит восстановлению».



Iron Bark в Антарктиде. 1999 г.

Несколько лет Робертсон работал наемным шкипером в чартерной компании, пока не понял, что так ему денег на новую яхту не скопить. По крайней мере, быстро. А хотелось побыстрее. Пришлось вернуться к работе на буровых, благо их было предостаточно в Мексиканском заливе.

Через два года он купил видавший виды полутонник, построенный еще по IORовской формуле. Яхта была в плачевном состоянии, так что пришлось потрудиться, чтобы привести ее в божеский вид, благо в австралийском Фримантле хватало опытных мастеров, готовых в этом помочь.

Яхту он назвал Salvation Jane. Так кличут сорняк, который во время цветения превращает овечьи загоны в Австралии в пурпурное полотно. Он не ядовитый, этот сорняк, но несъедобный, а потому абсолютно бесполезный. Хотя и особой головной боли фермерам не доставляет. Вот в точности как его яхта: купил задешево, отремонтировал за гроши и в море особых трат и ухода не потребует. Особенно хорош якорный механизм… своим отсутствием, якорь надо выбирать вручную. В общем, очень удачное название.

На этой яхте Тревор Робертсон, отправившись в путь в 1985 году, совершил кругосветное путешествие. Он никуда не торопился, избегая ненужных приключений, хотя без них, разумеется, не обошлось. У берегов Новой Зеландии Salvation Jane положило парусами на воду, волна выбила иллюминатор, внутрь хлынула вода, вмиг поднявшись выше диванов в каюте. Откачивая ее, когда яхта выпрямилась, Тревор порадовался тому, что на яхте нет стационарного дизеля, а только подвесной мотор на 15 л. с., иначе в каюте наверняка все пропиталось бы растекшимся топливом. Это было одним из похвальных качеств мистера Робертсона – находить достоинства среди сплошных недостатков.



Снег оказался спасением – яхта, заметенная им, оказалась будто в коконе, она стала «термосом», сохраняя тепло

Были и другие инциденты. У берегов Южного Йемена он ненароком попал под перекрестный огонь каких-то очень военизированных и крайне воинственных группировок. Ему удалось удрать, а через неделю-другую по бортам Salvation Jane стали расползаться ржавые потеки от засевших в корпусе осколков.

А на Мальте в мачту яхты вонзилась молния. Вся электропроводка оказалась выведенной из строя, а была бы электроника – и ее бы не стало. Но электроники не имелось, а с проводкой Тревор разобрался за один день, при трех-то фонарях на все судно…

Он вернулся во Фримантл в 1991 году и продал Salvation Jane. Да, это была хорошая яхта, хотя она неважно слушалась руля и требовала постоянной работы с парусами. Тревор был благодарен ей, но для того, что он задумал, требовалась совсем другая лодка.

Строительство яхты заняло несколько лет. Так много, потому что Робертсон почти все делал сам, своими руками, освоив профессии и сварщика, и столяра. Он строго придерживался проекта, разработанного дизайнером Ником Скейтсом, и в 1997 году в Квинсленде спустил на воду стальной гафельный тендер длиной 35 футов. Не поступаясь принципами, Тревор и этой лодке дал «растительное» имя – Iron Bark. Так в Австралии называется один из видов эвкалипта с чрезвычайно прочной корой. И опять же название было дано не без умысла – прочность и корпуса, и рангоута яхте была необходима, потому что капитан Робертсон собирался повести Iron Bark в Антарктиду. И зазимовать там!



Перед первой зимовкой Тревор не знал, насколько трудно доставать продукты из заиндевевших рундуков

Ему предстояло невероятное приключение, но об этом никто не знал. Робертсон покинул берега родного континента без газетной шумихи, в ней он не нуждался. И спонсоров у него не было – за продовольствие и топливо он платил из своего кармана. Еще на борту Iron Bark не было рации, поскольку засыпать эфир мольбами о помощи Тревор не собирался ни при каких обстоятельствах. Он рискует – это его осознанный выбор, но чтобы кто-то подвергал свою жизнь опасности ради его спасения – нет, так не пойдет, это нечестно.

Сделав остановку в Новой Зеландии, в ноябре 1998 года Тревор Робертсон продолжил свой путь, и в январе следующего года достиг берегов Антарктиды. Поиски подходящего места для зимовки заняли несколько месяцев, и в конце концов такое место было найдено – бухта Alice Creek в заливе Port Lockroy на острове Wiencke, что в архипелаге Палмера, у самой северной оконечности Антарктического полуострова (64°50’S 063°32’W).

В залив Port Lockroy часто заходили корабли с туристами, прибывающими из аргентинской Ушуайи с целью осмотреть музей, в который была превращена находящаяся на острове британская антарктическая база. Яхты здесь тоже были не в редкость. Но это – в летние месяцы, долгой антарктической зимой здесь не было ни одной живой души. Теперь таковая будет…

Ближе к концу марта напомнила о себе зима. Ушло последнее судно с туристами. Начали линять пингвины. Вскоре потянутся на север птицы – крачки, буревестники, поморники. Робертсон готовился к холодам. Припасенными пенополиуретановыми плитами он обшил стены каюты. Вставил в иллюминаторы дополнительные стекла. Слил воду из баков. Имевшегося у него керосина было недостаточно, чтобы обогревать лодку. Керосин предназначался только для примуса, без которого ни лед растопить, ни продукты разморозить. Но и примус требовал заботы: чтобы развести его, требовалось для начала разогреть керосин на спиртовке, а саму спиртовку предварительно нагреть пламенем свечи.



Гафельный тендер Тревора Робертсона Iron Bark показал себя не очень быстрым, но очень надежным судном

Распорядок дня, сложившись, оставался неизменным. Утром Тревор зажигал свечу, топил на примусе воду для завтрака (мюсли, порошковое молоко, кофе) и отправлялся на берег считать пингвинов. На обед были блины или лепешки (сухое молоко плюс яичный порошок). Затем работа по поддержанию в надлежащем порядке судна и вторая прогулка на берег – к пингвинам. Меню ужина было тоже неизменным: рис с тушенкой и фасолью, приправленным сушеным луком. Раз в неделю Робертсон устраивал «баню»: нагревал шесть-семь литров воды, мылся и стирал вещи.

В начале мая ему очень досаждали тюлени. У них был период спаривания, и они совсем распустились – шумели, вопили, проявляя активность не только на суше, но и под водой. Их перебранки… или это были признания любви?.. были отчетливо слышны внутри корпуса лодки.



Iron Bark в той самой бухте, которую яхта покинула 17 лет назад после долгого ледяного плена

Вечерами Робертсон заполнял бортовой журнал, после чего наступали самые лучшие часы. Он читал. Правда, сам процесс чтения был сопряжен с немалыми трудностями: имевшиеся на яхте книги пропитались влагой во время летнего плавания, страницы их смерзлись, и Тревору приходилось снимать перчатку и разогревать ладонью страницу, прежде чем перевернуть ее.

В марте, апреле и мае вода в заливе то покрывалась льдом, то освобождалась от него благодаря штормам, случавшимся по меньшей мере раз в неделю. Льдины сдирали краску с бортов яхты, но главное – вскоре они сделали невозможным переправку на берег с помощью надувного тузика.

Пришел день, когда солнце перестало подниматься над горной грядой, окружавшей Port Lockroy. В полдень оно лишь освещало вершины, даря Робертсону три-четыре часа серых сумерек. И он был безмерно рад этому подарку, позволявшему работать без фонаря.

В июле ударили настоящие морозы, и лед схватился окончательно. Все в яхте промерзло так, что достать консервную банку из рундука стало проблемой. Теперь Тревор жил в ледяной пещере. Было очень холодно. Очень. С другой стороны, перебираться на берег стало проще  – не на тузике, не на фанерной крышке от ящика, подтягиваясь за швартов, просто ногами.

Раз в три-четыре дня Тревор ломом и киркой обкалывал швартовы, чтобы они не вмерзли в лед, по весне это грозило обернуться серьезными неприятностями. Еще он очищал от снега нос и корму Iron Bark, чтобы лодку не затянуло под лед. Это была тяжелая работа, и единственное, что утешало Тревора, это мысль, что со стороны он выглядит как настоящий «белый рыцарь», безупречный в своих помыслах, и это ничего, что доспехи его из снега и льда…



Свои океанские перехода Тревор Робертсон, как правило, совершает в одиночку

Он ждал, а солнца все не было. Только в конце июля светило на мгновение появилось над зубцами гор. Через месяц оно уже являло себя во всей красе. Морозы ослабевали, и Тревор понял, что самое тяжелое позади. Он выжил!

В начале сентября лед был еще достаточно крепок, чтобы совершать долгие прогулки, и Робертсон пользовался такой возможностью, не пропуская ни единого дня. Его все радовало – солнце, нарождающееся тепло, а более всего новорожденные тюленята. Тревор различал их  по пятнам, рассыпавшимся по шкуре, давал им имена и с умилением следил, как они суетятся вокруг матерей в поисках их сосков. Жизнь, народившись, продолжалась!

Потом стало больше пингвинов. Каждый день, переваливаясь с лапы на лапу, они маршировали тысячными колоннами от мест гнездовий до кромки льда.

Вернулись птицы и принялись восстанавливать порушенные непогодой гнезда. В воздухе вдруг радостно запахло весной, и это было так странно, потому что ничего, кроме сомнительных ароматов оттаявшего птичьего помета, в воздухе не было.

22 сентября сосульки перестали расти на релингах яхты, вместо этого никелированные трубки были влажными от испарины. Пора было заняться большой приборкой, и Тревор Робертсон взялся за дело.  Лодка была такой грязной, вся в саже от свечей, остатках пищи, каких-то бумажках и кусках целлофана, до того таившихся под игольчатым инеем, что наведение должного порядка заняло несколько дней. Самой большой проблемой оказалось выковыривать из отказывающегося таять льда, скопившегося в рундуках, оставшиеся продукты… Трюмный насос все еще был заморожен, и воду из трюма Тревор вычерпывал консервной банкой.

Да, теплело, и все же было еще достаточно холодно, чтобы борода Тревора смерзалась в ледяную «лопату».



Тревор Робертсон

14 ноября 1999 года в залив пришло первое в этом сезоне судно, доставившее двух сотрудников антарктического музея, которым для начала предстояло оживить свои владения на острове Гудьир. На следующий день пришло первое круизное судно – российский теплоход «Профессор Молчанов». Такой возможностью грех было не воспользоваться, и Тревор Робертсон не упустил шанс подняться на борт корабля, принять душ, отобедать, вволю поболтать с пассажирами.

Ему бы уйти, но лед, скопившийся в бухте Alice Creek, по-прежнему сжимал в своих объятиях Iron Bark. Снег на берегу начал таять. Тревор извлек припрятанные на берегу паруса и поднял их, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.

В первых числах декабря появилась первая яхта, она пришвартовалась у кромки льда заливе Port Lockroy. Вечером Робертсон отправился к новоприбывшим яхтсменам в гости…

Через несколько дней после Рождества, чтобы попасть на берег, Тревору вновь пришлось воспользоваться тузиком. Его яхта была уже на плаву. И трюмный насос заработал, и вода в раковине уже повиновалась кранам – текла и сливалась.



Во время зимовки в Гренландии Робертсон превратил свою яхту в «иглу»

4 января 2000 года Тревор Робертсон запустил мотор и, отталкивая мелкие льдины, вывел Iron Bark на чистую воду. Оставалось выбрать швартовы, отданные, но все еще вмороженные в лед, и найти авторулевой, неосторожно оставленный на берегу и так занесенный снегом, что все попытки его найти оказывались тщетными.

Только 2 февраля Робертсону удалось сделать и то и другое – вытащить швартовы и найти автопилот, увы, проржавевший и неработающий. Можно было отчаливать, но Робертсон не спешил, ведь он обещал другу-орнитологу Роду Дауни помочь с подсчетом пингвинов на берегах залива Port Lockroy. Работа эта заняла неожиданно много времени – так много, что снова стало холодать, а бухта снова, будто ее застеклили, подернулась льдом.

18 февраля Робертсон попытался покинуть залив, но сплошной лед заставил его повернуть назад. На следующий день он предпринял новую попытку. Виляя среди айсбергов, Iron Bark протиснулась на свободу. Тревор Робертсон направил свою яхту на Фолклендские острова. На север. Туда, где тепло.



Энни Хилл во время первой зимовки в Гренландии. Весна 2005 года…

Зимовка в Антарктиде оставила его совсем без денег. Свое финансовое благополучие Робертсон восстанавливал на острове Тринидад, работая то чартерным шкипером, то по основной специальности – инженером-нефтяником. Но это была лишь пауза, вынужденно взятая перед новым большим приключением, перед новой зимовкой, теперь среди льдов Гренландии.

На этот раз Тревор был не один. Он женился на Энни Хилл, яхтсменке с очень впечатляющим «багажом». Англичанка, она покинула родину еще в 1975 году на 28-футовом катамаране Wharram. Ко дню ее знакомства с Робертсоном в ее активе было 17 трансатлантических переходов, кругосветное путешествие, а всего «на круг» – 165 тысяч  миль под парусом.

В 2002 году они с Тревором несколько месяцев бороздили воды северной Канады, а два года спустя вновь прибыли в эти места. В Галифаксе они загрузили на Iron Bark провизии на 500 дней и 1 июля 2004 года направились к Гренландии, чтобы найти место для зимовки. 5 ноября яхта была вморожена в лед бухты острова Нако. Освободилась она ото льда лишь 11 месяцев спустя, 8 июня 2005 года.



Зимовка в Гренландии мало отличалась от зимовки в Антарктиде, разве что соседями Робертсона в первом случае были песцы, а во втором – пингвины

Потом были новые дальние плавания – в Новую Зеландию через Панамский канал, «кружевные» маршруты по островам Полинезии, возвращение в Атлантику. В марте 2012 года Iron Bark вновь отправилась на север с Энни и Тревором на борту. В Галифаксе супруги расстались – Энни предстояло остаться на Большой земле, а Тревор вновь отправлялся в Гренландию. 14 июля 2012 года он вышел в море, чтобы встать на зимовку в той самой бухте, где восемь лет назад он провел несколько счастливых месяцев со своей Энни.

Там, на 73° с.ш., год делится на четыре почти равные части. В начале августа солнце уходит за горизонт впервые за три месяца. В течение следующих трех месяцев дни становятся все короче. В начале ноября начинается 80-дневная ночь. Солнце напоминает о себе в начале февраля. Дни удлиняются до тех пор, пока солнце не зависает в небе, там оно будет до августа…

Время в тех местах течет неторопливо, но шаг его размерен и неостановим. И никого вокруг. Только ты и белое безмолвие. Тревору Робертсону всегда нравилось такое соседство.



Командор Cruising Club of America Шейла МакКерди, Тревор Робертсон и Энни Хилл, в руках которой Blue Water Medal. 2010 г.

21 января 2010 года в зале Нью-Йоркского яхт-клуба командор Cruising Club of America Шейла МакКерди вручила Энни Хилл и Тревору Робертсону Blue Water Medal за заслуги перед парусным спортом и в знак глубочайшего уважения к людям, сделавшим то, что до них считалось немыслимым.

Но это не конец истории. Осенью 2017 года яхта Iron Bark  – единственное судно в мире, зимовавшее во льдах Арктики и Антарктики, – бросила якорь  в бухте Alice Creek, что в заливе Port Lockroy, это на острове Wiencke. Эти места ей были знакомы и памятны.

Источник

Dulcibella. Худ. Марти МакРилл

Его чтут в Ирландии как национального героя – писателя, яхтсмена, патриота. Его яхта – музейный экспонат. Его вояж за оружием для повстанцев - легенда

В первые утренние часы 26 июля 1914 года на набережной городка Хоут, что в десяти милях от Дублина, было безлюдно. Рыбаки ушли в море сразу за рассветом и вернутся лишь к вечеру, так что и кому здесь делать, среди побитых ветром мрачных складов, растянутых на вешалах старых сетей? Нечего… Тем не менее ближе к полудню на набережной появилось несколько человек, по виду никак не рыбаков. Они прогуливались, нервно курили и оглядывались, и было ясно, что они чего-то опасаются и кого-то ждут.

Когда прилив достиг наивысшей точки, из-за мола появилась яхта. Ход ее был медленным, потому что команда приспустила паруса, и они тяжелыми складками свисали с гиков двух мачт. Но не только поэтому. Яхта была сильно перегружена.

Люди на набережной застыли в ожидании – они ждали сигнала, на то была специальная договоренность, ведь всякое могло случиться.

Яхта подходила все ближе, и вот уже видно ее название, начертанное на борту: Asgard. Мужчина у штурвала махнул рукой, но жест этот был не приветственным, а словно призывающим кого-то поторопиться. Так и есть: на палубе появилась женщина в красной юбке. Это и был условный знак: все в порядке.

– Салют, Фиггис! – крикнул мужчина у руля. – А где все?

Один из встречающих, его звали Даррел Фиггис, вместо ответа заложил пальцы в рот, даром что обликом походил на лондонского денди, и пронзительно свистнул. И тут же из проулков и подворотен на набережную вынеслись десятки людей. Все они бежали к тому месту, где собиралась пришвартоваться яхта.

Женщина в красной юбке встала к штурвалу, а мужчина – невысокий, сухощавый, даже, скорее, худой, с черными усами, без фуражки, в парусиновых брюках и вязаном свитере с эмблемой какого-то яхт-клуба – стал готовить швартовы.

– Ловите!

Поймали, подтянули, закрепили.

– Как вы, Эрскин? – спросил Фиггис.

– Нормально, – ответил мужчина, явно бывший на яхте за главного. – Я хочу увести Asgard их Хоут-Харбора с отливом. Давайте разгружаться.

После этих слов люди на набережной словно обезумели. Несколько человек перепрыгнули на палубу яхты и стали передавать оставшимся на пристани винтовки и ящики с патронами, вытаскивая их из каюты. Все суетились, толкались.

– Даррел! – в негодовании возопил капитан яхты Asgard. – Что за безобразие?

Посыпались распоряжения, и мало-помалу все образовалось как надо – через полчаса груз был переправлен на сушу. И как раз вовремя: на набережной появился отряд ирландских волонтеров. Часть винтовок предназначалась им, остальные погрузили на подоспевшие пролетки, которые тут же поспешили убраться с набережной, чтобы укрыть оружие на тайных складах.

– Береговая охрана!

Толпа на мгновение замерла, а потом в руках людей появились револьверы, а приклады винтовок примкнули к плечам.

В лодке, направлявшейся к ним, было четыре человека в форме шотландских пограничников. Увидев, чем их готовы приветствовать, они развернулись и направились восвояси. Их проводили хохотом.

– И все же надо поторопиться, – сказал капитан яхты.

Он был прав: над пограничным постом по ту сторону залива взлетели в небо красные ракеты – шотландцы призывали подмогу.

Волонтеры начали строиться. Кто-то отдал швартовы. Asgard стала отходить от пирса.

* * *

В тот же день о происшествии было доложено первому лорду Адмиралтейства Уинстону Черчиллю.

– Эрскин Чайлдерс? – переспросил он хмуро. – Я читал его книгу и должен заметить, она производит впечатление. Все очень убедительно. Но что бывший клерк из Палаты общин станет контрабандистом и будет на собственной яхте доставлять ирландским мятежникам купленные у немцев винтовки – в такой сюжет, пожалуй, я бы не поверил. Тем более сейчас, когда Европа в шаге от войны. Но я уверен, что он образумится. Да и Британия не настолько богата, чтобы разбрасываться талантливыми людьми.

Первый лорд Адмиралтейства не ошибся в предчувствии войны. Не прошло и месяца, как все заполыхало. Прежде всего по этой причине «оружейный рейс», так его стали называть, Эрскина Чайлдерса на яхте Asgard остался без репрессивных последствий. Тому же способствовало решение Чайлдерса записаться добровольцем на военную службу, и не кто иной, как Черчилль, дал прошению ход, рекомендовав его на ответственную должность в разведывательном отделе королевского военно-морского флота. И не просчитался: вклад Эрскина Чайлдерса в победу над Германией был оценен одной из главных наград Британии – крестом «За выдающиеся заслуги». Этому не помешало даже то обстоятельство, что винтовки, некогда доставленные им в Ирландию, были обращены против английских войск во время Пасхального восстания 1916 года. Тогда в Дублине много стреляли…



Молли и Эрскин Чайлдерс на своей яхте. 1912 г.

Черчилль ошибся в другом. Бывший военный журналист, достигший всех политических высот благодаря своей прозорливости и умению разбираться в людях, так и не сумел постичь «тайну» создателя книги «Загадка песков», ставшего революционером и в 1922 году расстрелянного за свои убеждения.

Узнав об этом, сэр Уинстон Черчилль, ставший министром по делам колоний и в этом качестве подписавший англо-ирландский договор, согласно которому было создано Ирландское Свободное государство, назвал Эрскина Чайлдерса «большим патриотом и государственным деятелем», а потом констатировал: «Никто не причинил народу Ирландии столько вреда, как это странный человек, движимый смертельной и злобной ненавистью по отношению к породившей его стране».

И эти слова так не похожи на эпитафию английского писателя Джона Бьюкенена: «Ни одна революция не порождала души благороднее и чище».

Много позже Джон Ле Карре, знаменитый автор шпионских романов, вторя собрату по жанру Грэму Грину, отозвался об Эрскине Чалдерсе совсем иначе – в том смысле, что если рассказы Конан Дойля имеют в своих прародителях сочинения Эдгара По, то романы «плаща и кинжала» ведут свою родословную от «Загадки песков».

А вот журнал Yachting Monthly, на страницах которого в начале XX века не раз появлялись статьи Чайлдерса, выразился куда проще и уж точно по-своему: «Он открыл нам красоту Фризских островов и Ваттового моря, написав о них, как никто до него и никто после».

Отплытие

Роберт Эрскин Чайлдерс родился 25 июня 1870 года в Лондоне в семье английского ученого-востоковеда Роберта Цезаря Чайлдерса и ирландки Анны Бартон. Рано лишившегося родителей, его отправили в Ирландию к родственникам со стороны матери. Однако учился он в Англии – сначала в престижной школе Хейлбери, а по ее окончании в кембриджском Тринити-колледже. Там Эрскин увлекся парусным спортом…

В 1895 году Чайлдерс поступил на службу в Палату общин английского парламента, а так как заседания Палаты проходили намного реже, нежели сейчас, то у него оставалось достаточно времени для того, чтобы ходить под парусами в водах Солента.

Он не бедствовал, но и состоятельным человеком его можно было назвать с известной натяжкой. Поэтому когда пришло время задуматься о собственной лодке, Чайлдерс стал искать что-нибудь попроще. И весной 1897 года нашел Vixen.

Когда-то это была шлюпка, построенная известным корабелом Томасом Вульфом для спасательной станции в заливе Кинсгейт. Однако лодка оказалась слишком тяжелой, чтобы запросто спускать ее на воду, поэтому она была продана Джозефу Прайсу из Рамсгейта, превращавшему спасательные шлюпки в нечто, напоминающее яхты. Дело это для него было привычным: изготовить фальшкиль, настелить палубу, соорудить рубку, увеличить длину за счет кормового подзора, установить мачту… После проведенных работ лодка была выставлена на продажу.

Чайлдерса подкупила цена, но кое-что в шлюпке, ставшей яхтой, его не устраивало. Это касалось внутреннего обустройства, но прежде всего он попросил Прайса демонтировать фальшкиль, заменив его тяжелым швертом, который в сочетании с внушительным балластом должен был обеспечить лодке остойчивость.

– Я собираюсь ходить по мелководью, – объяснил покупатель. – А еще мне надо, чтобы Vixen могла прямо стоять на песке во время отлива.

– Vixen?

Так Чайлдерс назвал свое судно, заставив Джозефа Прайса задуматься: а что, собственно, имел в виду новоявленный яхтовладелец, ибо слово это многозначно – и «лисица», и «сварливая женщина»?



Ирландские волонтеры выгружают виентовки с яхты Asgard. 26 июля 1914 г.

Возможно, справедлив был второй вариант, поскольку в статье, которая будет напечатана в Yachting Monthly шесть лет спустя, Чайлдерс напишет: «Никто не смог бы назвать Vixen красивой. А еще она упорно текла, дурно пахла, и неделя, что мы с братом провели на ней, готовясь к путешествию, не изменила наше к ней отношение. И все же в конце концов мы полюбили ее, хотя никогда не восхищались ею».

В том же 1897 году Эрскин и его брат Генри отправились к Фризским островам, растянувшимся цепочкой вдоль берегов Нидерландов, Германии и Дании. Несколько месяцев они блуждали между отмелями, пробирались узкими протоками и то отдавали себя во власть отлива, увязая в песке, то с приливом уходили в сторону Северного моря, предпочитая его Ваттовому.

Ему, Ваттовому морю, посвящены многие страницы в романе, который будет написан Чайлдерсом. Есть в нем и такие строки: «Яхта лежала с едва заметным креном в канале, глубина которого составляла лишь несколько дюймов. Повсюду на много миль тянулась песчаная пустыня… Нет, она не была однообразной. Цвет ее менялся от желтовато-коричневого на возвышенных участках, обсохших на ветру, до бурого и фиолетового, где песок был еще влажен, или до свинцово-серого от пятен ила… В сторону от нас ответвлялся узкий канал, похожий на грязную канаву. Глубина в нем была не больше фута, поэтому одна лапа нашего якоря бесстыже торчала кверху. Унылое небо, ветер, завывающий в снастях, словно плачущий по добыче, ускользнувшей от него, – все это производило гнетущее впечатление».

В декабре братья Чайлдерс оставили яхту на зиму на голландском острове Терсхеллинг и вернулись в Лондон. Вновь на борт Vixen ее капитан поднялся на Пасху следующего года и 17 апреля 1898 года привел яхту в Дувр.

Если бы Эрскин Чайлдерс не был джентльменом, то мог бы ответить интересующимся, почему он отправился в путь в одиночку, примерно так – с царственным презрением: «Экипаж? Ха! Да удовольствие от этой затеи как раз и состоит в том, чтобы все делать самому». Но он был наследником викторианской эпохи, и эту реплику позже подарит представителю нового времени – герою своего романа Артуру Дэвису. Тот и вправду считал, что нет ничего лучше одиночного плавания, и лишь вынужденно сделал исключение для Каррутерса, своего напарника в смертельно опасных приключениях.



Маршрут «оружейного рейса»

Сам автор будущего романа никогда не возражал против хорошей компании. Летом 1898 года Чайлдерс на пару с добрым товарищем Уильямом Ле Фаню перегнал Vixen в Ньюхейвен, а потом в Саутгемптон. Осенью он поручил ее заботам верфи Moody, поскольку его ждала служебная командировка на остров Тринидад. Лишь весной будущего года он снова поднял паруса Vixen и отправился к берегам Франции. На сей раз им с Ле Фаню компанию составил Герберт Уорингтон-Смит, который через тридцать с лишним лет будет утверждать, что Каррутерса автор «Загадки песков» писал с него. Что ж, пусть и ему достанется крупинка славы…

В январе 1900 года Эрскин Чайлдерс записался добровольцем на англо-бурскую войну, но уже в октябре вернулся в Англию… другим человеком. Увиденное потрясло его: страдания людей, концентрационные лагеря, мужество буров, отстаивавших свою независимость… Все это где явно, где прозрачными намеками нашло отражение в его первой книге – мемуарах «В рядах волонтеров». Книга вызвала споры – по существу написанного, при этом как сторонники, так и оппоненты сходились на том, что автор обладает незаурядным литературным дарованием.

– Я готовлюсь к отплытию, – сообщил воодушевленный Чайлдерс своему приятелю Уорингтону-Смиту.

– Ты уходишь в плавание?

– Нет, я сажусь за роман. И у меня есть сюжет.



Мэри Спринг Райс и Молли Чайлдерс на борту яхты Asgard. 1914 г.

Польский писатель, автор десятков детективов Ежи Эдигей утверждал: «Если вы хотите, чтобы читатель поверил вам в главном, извольте быть правдивы в мелочах».

Этому правилу Эрскин Чайлдерс следовал с истинно британской скрупулезностью, что особо подчеркивал американский издатель Ричард Баукер, выпустивший в 1978 году «Загадку песков» с обширными комментариями: «Для меня, как и для других, эта книга и все ее детали настолько наполнены жизнью, что она просто должна была быть правдой».

Детали… Да вот хотя бы как Чайлдерс устами Каррутерса описывает яхту Dulcibella, которая, безусловно, является главной героиней романа.

«Она казалась очень маленькой, что-то более тридцати футов в длину и девять в ширину, то есть имела размер, подходящий лишь для выходных в Соленте… Красота и щеголеватость являются, на мой взгляд, неотъемлемыми свойствами яхт, но при всем желании польстить лодке Артура Дэвиса я не мог… Грот-мачта казалась чересчур высокой, рубка – угловатой, световые люки печалили взор потемневшим железом и плебейской имитацией под дерево. Вся «медяшка» была подернута налетом зеленой патины... На швах между досками палубы выступали пятна смолы, на носу виднелись ржавые подтеки. Снасти выглядели плачевно по сравнению с нарядной пенькой, столь радующей взор знатока на фоне голубого июньского неба над Саутси... Все это оставляло впечатление простоватости, навевало сравнение с достопочтенной матроной из рабочего люда, попытавшейся принарядиться по моде высших классов, но вскоре махнувшей на эти потуги рукой».

Столь же педантичен Эрскин Чайлдерс в изложении особенностей навигации и условий штормования у Фризских островов – именно там, в знакомых ему местах, разворачивается действие романа. Вот эпизод – в изложении Дэвиса – когда ему и его яхте удалось лишь чудом избежать крушения, спровоцированного негодяем по имени Долльман, владельцем роскошной яхты Medusa.

«Я находился милях в шести к зюйд-весту от плавучего маяка, как вдруг увидел, что Medusa легла в дрейф, словно бы дожидаясь меня. Когда я догнал ее, Долльман, перегнувшись через борт, прокричал: «Следуйте за мной. В открытом море слишком сильное волнение. Пойдем напрямик. Срежем шесть миль».



Vixen  Эрскина Чайлдерса – это та же Dulcibella, только с одной мачтой. 1901 г.

Хотя все мое внимание было приковано к румпелю, я понял, что он предлагает, так как накануне хорошо изучил карту. Вся бухта от Вангероге до устья Эльбы усеяна банками. Огромная отмель тянется от Куксхафена в северо-западном направлении и заканчивается острым мысом Шархёрн. Чтобы попасть в Эльбу с запада, нужно держаться мористее его, обогнуть плавучий маяк, а затем повернуть к устью Эльбы… Но между отмелями в нескольких местах есть проходы — очень узкие, извилистые, один из них называется Тельте. Такой проход я бы с удовольствием преодолевал в погожий день и при отжимном ветре, но одному на яхте при плохой видимости и сильном волнении пытаться пройти здесь было безумием. Долльман предлагал следовать именно этим путем… Я заколебался, но потом в знак согласия кивнул и поднял руку.

Яхта Долльмана изменила курс, и я пошел в том же направлении… По мере того как проход мелел, волны, естественно, становились короче и круче. И тут Medusa стала быстро отрываться от меня, а ведь я рассчитывал, что Долльман, очутившись в Тельте, сбавит ход, это не составило бы труда: достаточно было потравить шкоты и дирик-фал.

В начавшемся ливне я совсем потерял Долльмана из виду. Мы быстро приближались к самому опасному участку, где путь преграждает банка Гогенхорн, разделяющая проход на два рукава, кстати, проход не обвехован… Меня прижимало к подветренному берегу и одновременно подгоняло сильным приливным течением... Вскоре я потерял русло. Повинуясь скорее инстинкту, я повернул руль под ветер. На судно сбоку обрушились волны. Кливер разорвался, но зарифленный стаксель уцелел, и яхта выпрямилась. Я понимал, что через несколько минут могу налететь на мель, и тут заметил что-то похожее на просвет в бурунах. Я привел круче к ветру, но не успел я оглянуться, как яхта была на косе. Dulcibella сильно ударилась днищем, рванулась вперед, ударилась снова и опять очутилась на глубине!



Dulcibella

Я оказался в каком-то узком канале, повсюду на отмелях разбивались волны. Управлять судном стало невозможно: перо руля было повреждено. И тут яхта налетела на что-то и остановилась, шаркнув по песку днищем.

Так закончился этот небольшой переход с лоцманской проводкой. Словом, все обошлось, страшного ничего не случилось. Позади меня была целая миля песчаных отмелей, которые, как волнолом, защищали меня от ярости шторма».

Должно быть, кому-то покажется, что Чайлдерс в подобных описаниях (здесь оно дано с сокращениями. – С.Б.) излишне дотошен. Тем более что роман еще и «усеян» картами, послушно следующими за сюжетом. Однако никто из первых читателей романа, увидевшего свет в 1903 году, не поставил это автору в вину. Да и странно было бы ожидать подобных упреков от подданных Британской империи, считающей себя Владычицей морей, где каждый или яхтсмен, или мечтает стать им. Это хорошо понимал автор «Загадки песков» и потому смело позволял себе такое утверждение: «Снасти на яхте – это покорные рабы, если сумеешь подчинить их, и жестокие тираны, если они берут верх». И такое глубокомысленное наставление: «Нельзя закуривать или начинать послеобеденную беседу, пока не покончено с наведением порядка на яхте». И еще… «Следя за шкотами, Дэвис орал мне в ухо, открывая тайны великого мастерства. Так, морщинки на шкаторине грота и далекое ворчание голодного кливера – признаки того, что парусам не хватает ветра и надо идти полнее; сильный крен и качка, ощущение ветра на щеке, а не на носу – признаки излишнего ветра, говорящие, что яхта сваливается под ветер, вместо того чтобы прокладывать себе путь в крутой бейдевинд.



Афиша фильма «Загадка песков". 1979 г. Режиссер Тони Мэйлэм. В ролях: М. Йорк, Д. Агаттер, С. Коркиндейл. Фильм был снят по мотивам романа Эрскина Чайлдерса

Мой товарищ преподал мне тактику действий при встрече со шквалом – если хочешь управиться с капризным румпелем, требуется железная рука в бархатной перчатке». Ну, и в финале… «Разбитый и измотанный, я выскользнул из своих непромокаемых лат, и немного позже мы изведали то удивительное наслаждение, когда после трудного дня ты, чувствуя приятную усталость и благородное утомление, вкушаешь настоящую амброзию, пусть роль ее выполняет всего лишь говяжья тушенка, и пьешь нектар, пусть даже извлеченный из земных плодов кофейных ягод». И все это о яхтах, о жизни под парусами – и можно ли сказать лучше?

Прием, использованный Эрскином Чайлдерсом при создании романа, стал образцом для авторов «шпионских романов», подчас многие страницы уделяющих, скажем, основам баллистики и характеристикам снайперских винтовок. И для писателей-детективщиков, которые не только давали схемы домов, где произошло преступление, но и предлагали читателям полицейские рапорты, заключения экспертов, газетные заметки из рубрики «Криминальная хроника».

Такими были итоги, началось же все с яхты Dulcibella и двух молодых людей, разоблачивших агента-перебежчика и сорвавших коварный план Германии, готовившей десантную операцию в частности и покорение Туманного Альбиона в целом. Разумеется, подобный сюжет не мог никого оставить равнодушным в начале ХХ века, когда военно-морской флот Германии все активнее теснил флот Британской империи. Да и вообще, «любовь» англичан к немцам всегда была притчей во языцех. И Эрскин Чайлдерс тут не был исключением, что следует из его статьи-отчета в Yachting Monthly Magazine.



Дженни Агаттер, исполнившей в фильме «Загадка песков» роль Клары Долльман, пришлось научиться управляться с парусами, чтобы уверенно чувствовать себя и на динги, и в кадре

«Мы едва различали восточный берег бухты – густыми, как сливки, волнами надвигался туман. Но вот сквозь него пробилось солнце, и нереальное, как мечта, возникло волшебное зрелище горделивого фьорда, зеленых холмов и берегов, сбегающих к синей, не знающей приливов воде, где огромной величественной дугой выстроились стоящие на якоре линейные корабли. В глубине бухты раскинулся Киль, сквозь туман поблескивающий влажными крышами и шпилями церквей. Мы шли мимо грозных линкоров, стоящих вдоль западного берега… Тут солнце исчезло, и с мрачного неба полил дождь».

В тот момент капитан яхты Vixen подумал: а что, если вся эта армада?.. Нет, малые глубины не позволят линкорам и крейсерам подойти к английскому берегу. А если десантные баржи? Много барж! По мелководью… От Фризских островов…

Из этого предположения, допущения через несколько лет родился роман. Но было бы жестоко по отношению к тем, кто еще не читал «Загадку песков», описывать хитросплетения его сюжета. Это равносильно тому, как в темном кинозале через десять минут после начала фильма крикнуть: «А убийца – дворецкий!» – и рвануть к выходу, пока не побили. Поэтому обойдемся без подробностей.

Рейс

В один из приездов Эрскина Чайлдерса из Лондона в Саутгемптон, когда Vixen еще покачивалась на воде, поскрипывая швартовыми, к причалу верфи Moody подошла яхта самого благородного облика.

– Что это за лодка? – спросил Чайлдерс у мастера, с которым только что обсуждал проблему устранения течи у киля.

Ему тут же выдали всю информацию: название – Sunbeam, возраст – 27 лет, владелец яхты решил подлатать ее перед продажей.



Строительство яхты Asgard. Слева – Колин Арчер. 1904 г.

– Покупатель уже есть?

Вопрос Чайлдерса не был ни пустым, ни риторическим. Он уже давно подумывал о том, чтобы приобрести новое судно. Тем же вечером он навел справки насчет цены, которая оказалась для него совершенно неподъемной. Отступаться, однако, он был не намерен, и неделю спустя был создан синдикат в составе Эрскина Чайлдерса, Уильяма Ле Фаню, а также их общего приятеля Олдреда Денниса. Конечно, три совладельца с равными правами – это не лучший вариант, чреватый размолвками, но искушение было слишком велико.

 Однако до взаимных претензий дело не дошло. Причиной тому была очередная служебная командировка Чайлдерса и ее последствия. В 1903 году во время поездки в Америку, в Бостоне, он познакомился с Мэри Олден Осгуд. Они сидели рядом на ужине, устроенном ее тетей, разговорились, понравились друг другу… После нескольких недель ухаживания они поженились. Обряд бракосочетания прошел в церкви Святой Троицы, и одна из местных газет назвала эту свадьбу «самым выдающимся событием сезона». Большего репортер себе не позволил, хотя люди, знакомые с некоторыми пикантными обстоятельствами, все поняли как надо. Дело было вовсе не в том, что семья Осгуд входила в число самых богатых и уважаемых в Бостоне, а в том, что Мэри Олден, которую все звали Молли, была инвалидом. В детстве она стала жертвой несчастного случая, после чего осталась хромоножкой. Впрочем, это нисколько не мешало ей оставаться милой и жизнерадостной, музицировать и даже заниматься парусным спортом. Именно любовь к яхтам сначала сблизила Эрскина и Молли, а потом из этой любви родилась другая…

Отец невесты был так рад за дочь, что решил сделать новобрачным необычный свадебный подарок.

– Я подарю вам яхту! Самую лучшую!

Все вместе они отправились в Англию, а оттуда в Норвегию, в Ларвик, где стали гостями Колина Арчера, того самого, что построил «Фрам» для Фритьофа Нансена, а еще десятки надежных лоцманских и спасательных ботов. Для тестя Эрскина Чайлдерса понятие «самая лучшая» было равнозначно определению «самая надежная».



Молли Чайлдерс у руля яхты Asgard, пока ее муж с помощниками поднимает парус. 1914 г.

Переговоры заняли довольно много времени, поскольку у молодых имелись определенные требования к обустройству яхты, например, к наклону трапа, ведущего в каюту, к размерам кокпита, ширине диванов кают-компании.

– Все должно быть устроено так, – объяснял молодой супруг, – чтобы мисс Чайлдерс было удобно.

– С парусами я вряд ли смогу работать, – ничуть не жеманясь, добавила Молли, – но за штурвалом заменю любого.

Заказчики из Англии очень приглянулись Арчеру, и потому работу над проектом он начал немедленно. Хотя оговоренная цена в 1000 фунтов (такие были цены, это потом английский фунт не устоит перед инфляцией. – С. Б.) тоже сыграла свою роль.

Строительство продолжалось год, и яхта получилась на загляденье. Длина – 51 фут, ширина – 13 футов. Обшивка на латунных гвоздях: из дуба – выше ватерлинии, из сосны – ниже. Массивный чугунный киль крепился 30-миллиметровым болтами. На палубе, в кокпите, были специальные петли, в которые продергивались кожаные ремни, ими при волнении предстояло пристегиваться Молли. Короче, все было сделано с отменным качеством и максимальным вниманием к пожеланиям заказчикам. В знак искренней благодарности Колину Арчеру и его мастерам Эрскин и Молли Чайлдерс нарекли яхту Asgard – так скандинавы называли мифический небесный город, обитель богов.

Между тем Чайлдерс все более тяготился своей работой в Палате общин. Его возмущала политика британской короны по отношению к Ирландии. Он полагал, что она имеет право на самоопределение, что заслужила его многовековой борьбой и бесчисленными страданиями.



Яхта Чайлдерса, ставшая госсобственностью, возвращается из Англии в Ирландию. 1961 г.

– Английский король Яков II продал 30 тысяч ирландских узников в качестве рабов в Новый Свет, – со свойственной ему горячностью говорил Чайлдерс. – А кто ответит за великий голод, когда всего за четыре года, с 1845-го по 1849-й, Ирландия потеряла почти треть своего населения?

Молли разделяла взгляды своего супруга и поддержала его решение покинуть Палату общин, чтобы влиться ряды ирландских революционеров. Это произошло в 1910 году, а год спустя Эрскин Чайлдерс опубликовал книгу «Основа самоуправления», в которой требовал предоставления Ирландии статуса доминиона.

Ситуация на Зеленом острове тем временем накалялась день ото дня. В северных графствах, где большинство составляли протестанты, в прошлом переселенцы из Англии, были созданы отряды Ольстерских добровольцев. В противовес им в католическом Дублине были организованы отряды Ирландских добровольцев, готовых жизнь положить за независимость своей родины. Силы, однако, были неравны, и вопрос тут был не в численности тех и других: правительство в Лондоне сначала вооружило своих сторонников, а потом запретило ввоз оружия в Ирландию.

– Апельсин с пистолетом не так смешен, как националист без него, – так откликнулся на этот запрет ирландский поэт Патрик Пирс.

Положение сложилось критическое, и в апреле 1914 года Временным революционным комитетом было решено доставить партию оружия из Германии. Сделать это согласились Конор О'Брайен, владелец 40-летнего кеча Kelpie, и Эрскин Чайлдерс с яхтой Asgard, на которой предполагалось доставить большую часть груза.

В путь они отправились небольшой командой, что было продиктовано соображениями секретности. А что никто из этих верных идеям революции людей не был знаком с парусами, Чайлдерса не слишком беспокоило, он и сам справится, и Молли поможет…

Они сделали остановку в Каусе не только для того, чтобы запастись провизией и пресной водой, но и чтобы как следует… изуродовать свою яхту. Вооружившись топором, Чайлдерс крушил переборки и койки, освобождая место для сотен подержанных винтовок Mauser и 30 тысяч патронов к ним. Сомнений у него не было, а сожалениям он не позволял остановить себя.

Они легли в дрейф около германского побережья. Вскоре к ним подошел немецкий буксир Gladiator, с которого на Asgard и переправили оружие.

Как ни старались Чайлдерс и его люди, но несколько ящиков с патронами пришлось оставить на палубе, укрыв одеялами, поскольку кают-компания была забита доверху. Это вынужденное решение чуть не привело к катастрофе. Нет, перегруженная яхта уверенно справлялась с волнами и ветром, но в районе Девенпорта они неожиданно оказались в окружении английских военных кораблей. Ну кто мог знать, что именно на этот день Адмиралтейством будут назначены морские маневры?! Один из эсминцев приблизился к яхте и… прошел мимо.

– У меня сердце было во рту, – вспоминала позже Мэри Спринг Райс, подруга Молли, сидевшая рядом с ней в кокпите.

Больше неожиданных и опасных встреч не было до самого Хоута. Там их ждали.



Asgard в качестве учебного судна. 1969 г.

Многие ирландские националисты видели в немцах не друзей, но невольных союзников, рассчитывая на то, что во время войны Британии будет не до Ирландии. С этим Эрскин Чайлдерс был категорически не согласен – в германской военной машине он видел врага, который в случае победы никого не помилует. Именно этим объясняется его так возмутившее некоторых его соратников вступление в ряды британских войск. Поэтому в Пасхальном восстании 1916 года он участие не принимал – это шло вразрез с его пониманием чести. Лишь после войны он счел себя свободным от каких-либо обязательств и в 1918 году окончательно перебрался в Ирландию.

Тогда же он был представлен лидерам ирландских националистов – Майклу Коллинзу и Эмону де Валере. В 1919 году ему было предложено присоединиться к неофициальной ирландской делегации на Парижской мирной конференции, на которой ею было выдвинуто «Требование признания». Увы, права на самоопределение Ирландия тогда так и не получила.

В 1921 году Эрскин Чайлдерс был членом самопровозглашенного ирландского парламента и секретарем делегации, которая заключила англо-ирландский договор с британским правительством, результатом которого стало появление не только Ирландского Свободного государства, но и Северной Ирландии как неотъемлемой части Великобритании. Как и предрекал Чайлдерс, началась гражданская война, в которой он встал на сторону противников договора, а значит, врагов правительства в Дублине. Не желая выпускать власть из своих рук, оно приняло закон о чрезвычайных полномочиях, в числе прочего запрещавшего частным лицам владение огнестрельным оружием. В ноябре 1922 года Эрскин Чайлдерс был арестован. То, что имевшийся у него пистолет – это давний подарок Майкла Коллинза, с которым он неожиданно оказался по разные стороны баррикад, как оправдание принято не было.

Эрскин Чайлдерс приговорили к смертной казни. Он был расстрелян в Дублине 24 ноября 1922 года. Известны его последние слова. Он пожал руку каждому из расстрельной команды и обратился к ним с советом: «Подойдите на пару шагов поближе, ребята, так вам будет проще». Похоронили Роберта Эрскина Чайлдерса на Гласневинском кладбище.

А его яхты… Они пережили своего капитана.

Vixen подверглась серьезной перестройке на верфи Moody в 1903 году и тогда же получила новое имя… конечно же, Dulcibella. Романом Чайлдерса тогда зачитывались все английские яхтсмены. Затем она стала собственностью Джорджа Ньюбери, который использовал яхту по выходным в качестве «плавучего дома», в связи с чем в Британском судорегистре 27 ноября 1906 года появилась такая запись: «Судно превращено в плавучий дом, и потому регистрации более не требует». Но это не конец истории… В 1932 году Dulcibella была куплена журналистом из газеты Daily Telegraph Клодом Хэпгудом, восхищавшимся романом Чайлдерса и мечтавшим вознести яхту на постамент. Ничего из этого не вышло, и яхта была продана Теду Уотсону, который перегнал ее на остров Уайт, чуть не утопив по пути. Созданный было Мемориальный комитет начал собирать деньги для восстановления яхты, но разразилась мировая война, после которой Dulcibella яхта была уже в таком состоянии, что ее было решено «кремировать». Фрагмент киля при этом был отправлен вдове Эрскина Чайлдерса – Молли.



Эрскин Чайлдерс (стоит) спиной у маяка Хоута. Доставленные им винтовки уже в руках волонтеров. 1914 г.

Совсем другая судьба была уготована яхте Asgard. После смерти Чайлдерса она сменила несколько владельцев, и в 1961 году была куплена ирландским правительством, и три года спустя приняла участие в «исторической реконструкции» событий 50-летней давности, связанных с «оружейным рейсом». В 1968 году был создан комитет, известный как Coiste Asgard, который превратил яхту в учебное судно, на котором подростки постигали азы парусного искусства. В 1974 году яхта была установлена на кильблоки и стала музейным экспонатом. В 2007 году начались реставрационные работы, в ходе которых удалось сохранить более 70 процентов первоначальной палубы и набора. С августа 2012 года Asgard находится в постоянной экспозиции в выставочном комплексе «Казармы Коллинза», город Дублин.

Эрскина Чайлдерса чтут в Ирландии как национального героя.

В 1973 году его сын, Эрскин Гамильтон Чайлдерс, был избран президентом Ирландской республики.

В 2003 году роман «Загадка песков» был включен в британский список ста лучших произведений мировой литературы.

Сплошные ватты

Там, где море по колено

Будь на то даже самое горячее желание, в точности повторить маршрут яхты Dulcibella яхтсменам XXI века не удастся. По многим причинам, и прежде всего потому, что Ваттовое море ныне совсем не то, что 100 лет назад.

Начать с того, что оно стало меньше – и намного. Виной тому программа по борьбе с наводнениями и увеличению сельскохозяйственных площадей, в рамках которой в 1932 году была построена многокилометровая дамба, превратившая залив Заудерзее и пресноводное озеро Эйселмеер. Правда, есть два шлюза, так что абсолютно закрытой акваторией озеро не является, из него вполне можно выйти в открытое море… и при желании благополучно вернуться обратно.

Изменились за минувшие десятилетия и очертания вытянувшихся длинной цепочкой Фризских островов, отделяющих Ваттовое море от моря Северного. Кстати, чтобы сразу расставить точки над i: своим именем это море обязано отнюдь не единице измерения мощности; ватты – это мелководные морские участки, которых здесь доминируют. И такой момент: так как Ваттовое море омывает голландские, немецкие и датские берега, то звучит его название по-разному: Wattenmeer (нем.), Waddenzee (нидерл.), Vadehavet (дат.).

И конечно же, изменились – и продолжают меняться! – прили, они же каналы, они же естественные протоки, прихотливо пересекающие ватты. Относительно глубокие становятся мелкими, вчера еще мелкие вдруг обретают вполне достаточную глубину[1], но при этом могут повернуть в сторону чуть ли не на 90 градусов. В общем, загадка, неподвластная ни разуму, ни интуиции. Так что, взяв в чартер яхту (с этим здесь проблем нет) и отправившись в эти места, не слишком надейтесь на картплоттер и «свежайшие» бумажные карты, которыми вас обязательно снабдят, но по-настоящему лишь на глаза впередсмотрящего и исправный эхолот.

Вообще, Ваттовое море – это единственный в своем роде природный ландшафт, созданный сменой приливов и отливов. Постоянно меняющийся уровень воды и приливно-­отливные течения со скоростью 3–4 узла и больше, когда яхту при безветрии может понести незнамо куда с «серфовой скоростью», при этом она напрочь отказывается слушаться руля… Все это, да к тому же извилистые фарватеры, требует от яхтсменов высокой степени внимания. И это при том, что абсолютное большинство местных опасностей промаркированы, а количество буев, некоторые из которых передвигают много раз за сезон, просто не передается исчи

Самый юный кругосветчик

Он не был тщеславным - ни разу и никогда. И самым юным кругосветчиком-одиночкой он стать не хотел. Но так сложились обстоятельства - порой трагические, подчас нелепые, что Робин Ли Грэхем стал рекордсменом, начав свой кругосветный вояж в 16 лет

Одна голубка – символ счастья – Кружится вокруг мира в такт с Землей.

Рафаэль Альберти, испанский поэт

Это поколение уже не называли «потерянным». Оно, скорее, пугало, чем вызывало сочувствие. Эти молодые люди – в джинсах, с длинными волосами и гитарами – называли себя «дети цветов», искали смысл жизни в ашрамах, отказывались воевать во Вьетнаме. Но они же год назад перегородили парижские улицы баррикадами.

В отличие от этих наивных бунтарей Робин Ли Грэхем был целеустремленным, верным, отважным. 30 марта 1970 года он замкнул кольцо кругосветного рейса длиной 30 600 миль. Чем не истинный герой нашего времени? А впрочем, может, и с этим парнем не все так просто, как кажется…

Разговор по существу

– Вы читали эту книгу?

Милтон Форман, известный голливудский продюсер, взглянул на обложку:

– Нет, но я знаю, о чем она. Ее написал тот парень, который в шестнадцать лет отправился на яхте вокруг света. О его плавании подробно сообщал National Geografic. А что за вопрос, Грег? Вы же не так просто интересуетесь, у вас явно что-то на уме.

– Я думаю, из этой истории может получиться хорошее кино. В ней есть для этого все необходимое.

Форман хотел поторопить собеседника, но спохватился. Он был человеком импульсивным, говорящим быстро и так же быстро принимающим решения. В отличие от него Грегори Пек, обладатель «Оскара», знаменитый актер и, по мнению миллионов женщин, самый красивый мужчина на Земле, говорил с паузами, взвешивая каждое слово. Если кого-то не устраивала такая манера беседы, Пек ее прекращал. Зная об этом, Милтон Форман предпочел набраться терпения.

– Вы бы отпустили своего сына одного на яхте? – наконец спросил Пек.

– Я? У меня дочь, но если в принципе… Нет, ни за что.

– Я тоже. Но отец Робина был уверен, что мальчишка хорошо подготовлен, а значит – справится. А вот мать мальчика поначалу была категорически против. Она даже хотела нанять адвоката, чтобы через суд наложить запрет на это самоубийство. Так она называла то, что задумали ее сын и ее муж. До этого, правда, не дошло.



Робин ли Грэхем на палубе своей яхты: починка парусов

– Это был бы скандал, – заметил Форман, машинально прикинув, какой эффектный поворот сюжета получился бы из судебного противостояния матери мальчишки и ее мужа.

– До этого не дошло, – повторил Грегори Пек. – В какой-то момент она поняла, что может потерять сына еще до того, как мальчишка отправится в плавание, и отступилась. И хотя первое время у парня все складывалось хорошо, мисс Грэхем так и не простила супруга. Они развелись. Робин пишет, что причина в том, что его мать никогда не была зачарована морем, но я полагаю, дело в другом: она просто боялась за сына, потому что очень его любила.

– А отец, значит, не любил? – хмыкнул Форман.

– Любил, конечно. Но в то же время видел в сыне себя, и то, о чем когда-то мечтал он, должен был сделать Робин. Обязан! Мальчишка заговорил о дальнем плавании, и Лайел Грэхем за это ухватился. Мало того, он решил, что его сын станет самым юным яхтсменом, обошедшим вокруг света в одиночку. Вот так, не больше и не меньше. Вот почему он не только купил сыну яхту и все необходимое для путешествия, но и привлек прессу, телевидение, ему даже удалось заинтересовать такой респектабельный журнал, как National Geografic. А ведь это, согласитесь, Милтон, дурно пахнет. Лайел Грэхем сознательно рисковал жизнью своего сына, даже торговал ею. И все в угоду своим амбициям.

– Любопытная фигура, – покачал головой Форман.

Грегори Пек вновь помолчал, потом продолжил:

– Поначалу оправданием ему, хотя и условным, было то, что мальчишка с удовольствием кинулся в эту авантюру, которую сам он авантюрой ни в коем случае не считал. Но потом, когда Робин встретил свою любовь… Ее звали Патти. Они с Робином полюбили друг друга. Они хотели быть вместе, но Лайел Грэхем был категорически против «скороспелого» брака. Потом он и вовсе поступил с иезуитской гнусностью – сказал, что даст свое родительское согласие, однако с тем непременным условием, что кругосветку Робин закончит.

– Шантаж! – заключил Форман. – Папаша просто выкрутил сыну руки.

– Именно. Хотя, возможно, ультиматум ставил сын. Но даже если так, отец подтолкнул его к этому. А добропорядочный журнал National Geografic Лайелу в этом посодействовал. Не слишком чистоплотно, но объяснимо: журналу был нужен самый юный яхтсмен-одиночка, а не влюбленный подросток, бросивший все ради какой-то юбки. И нечего удивляться, что такое отношение в итоге рассорило отца и сына.

– Я бы тоже не простил, – согласился Форман. – А где он сейчас, это Робин Ли?

Грегори Пек пожал широкими плечами:

– Где-то в Монтане. Живет со своей Патти, дочь у них родилась.

– И вы, Грег, хотите сделать из этой истории фильм?

– Я стану его продюсером и предлагаю вам, Милтон, разделить со мной эту роль.

– Я согласен. Это будет роскошная мелодрама.

Грегори Пек поморщился:

– Я бы предпочел, чтобы это была драма.

– Я тоже. Увы, мы не сможем все назвать своими именами. Лайел Грэхем тут же вчинит нам иск. Но тут еще можно отбиться. А если так же поступит National Geografic? Да и сам Робин Ли может быть против. Одно дело – личная ссора с родителем, совсем другое – когда трясешь ею прилюдно, как грязным бельем. Согласны?



Dove

– Вы правы, Милтон, все сказать мы не сможем. Но все, что сможем, мы обязательно скажем.

Съемки начались через четыре месяца. Гадать, каким будет название фильма, продюсеры не стали. Dove – «Голубка» – так называлась яхта Робина Ли Грэхема.

– Пусть будет Dove, – сказал, соглашаясь с партнером, Милтон Форман. – Это даже символично. В конце концов, именно голубь – символ мира, спасибо Пикассо и стихам Рафаэля Альберти. А о чем наш фильм? Он не только о парусах и море, он о мире, который вокруг нас, который в нашей душе. Так ведь, Грег?

– И о любви, – сказал Грегори Пек.

Перед стартом

За несколько дней до шестнадцатилетия сына родители спросили Робина, какой бы подарок ему хотелось получить. На это сын ответил, что когда этот день наступит, он обязательно скажет…

– Я бы хотел отправиться на Южные острова, в Полинезию, – сказал Робин, задув свечи на торте.

Мать рассмеялась, а потом, когда поняла, что Робин говорит серьезно, всплеснула руками. Отец же просветлел лицом и приосанился.

– Не беспокойся, мама, – заторопился Робин, – ты же знаешь, у меня есть опыт.

Это была чистая правда. Робину было десять, когда отец, строительный подрядчик, подарил ему первую лодку, и тринадцать, когда Грэхем-старший продал дом и бизнес, купил 36-футовый кеч и с женой и сыном покинул маленький калифорнийский городок Морро-Бей.

Тринадцать месяцев они «бродили» по архипелагам Тихого океана, то спускаясь к Австралии, то удаляясь от нее. Потом семья вернулась в Калифорнию и уже оттуда направилась на Гавайи. Там, в Гонолулу, мистер Грэхем решил бросить якорь, чтобы накопить средства на будущие путешествия, но прежде всего, чтобы сын мог закончить школу.



За бортом

«В море я узнал не сколько человеку нужно, а как мало».

С учебой у Робина не ладилось. Читать он не любил, из всех видов спорта признавал лишь парусный и подводное плавание.

После очередного «неуда» в школе он решил бежать. На ветхой шлюпке, в компании с такими же двоечниками, как он сам, Робин вышел в море, чтобы добраться до какого-нибудь пляжа и поселиться там подальше от родителей, которые не понимают, что нужно их детям. Но шлюпка дала течь, и ребята чуть не погибли. По счастью, дрейфующую в сторону рифов посудину вовремя заметили, и мятежных сорванцов спасли. На орехи досталось всем, кроме… зачинщика. Отец был в восторге от поступка сына и даже не пытался скрыть это.

Позже Грэхем-старший скажет, объясняя, почему не воспрепятствовал сыну отправиться в полное опасностей плавание: «Я подумал, что лучше я помогу ему сделать все правильно и основательно, чем он это сделает сам, отправившись покорять океан на каком-нибудь дырявом корыте».

Оставив жену на Гавайях, Лайел полетел с сыном в Калифорнию. Там Грэхем-старший купил фибергласовый шлюп длиной 24 фута, с алюминиевой мачтой, дакроновыми парусами площадью 30 квадратных метров и 6-сильным мотором. Яхта была наречена Dove.

Несколько месяцев яхту доводили до ума. Так, было смонтировано ветровое подруливающее устройство, по всей палубе закрепили специальные скобы, за которые Робин будет цеплять карабин страховочной сбруи. В том, что он даже спать будет в ней, сын поклялся на Библии. Был подобран комплект карт, загружено продовольствие, заполнены баки для пресной воды. Именно в эти дни Грэхем-старший как-то невзначай поинтересовался, а что думает Робин насчет кругосветного рейса? Юнец ответил восторженным согласием, но тут же поправился:

– Но сначала на острова, хорошо?

– Конечно, – быстро согласился отец.



Снова на мачту...

На следующий день в местных газетах появилось заметка о том, что шестнадцатилетний Робин Ли Грэхем намерен совершить кругосветный рейс. Причем в одиночку! Место старта – Гонолулу. До Гавайских островов подросток намерен добраться в компании ему подобных сорванцов. Этот рейс будет пробным перед Большим Приключением, своеобразным экзаменом и юному капитану, и его судну.

Действительно, так и планировалось. И первое время от желающих присоединиться к Робину не было отбоя. Однако быстро выяснилось, что абсолютное большинство родителей иначе смотрят на такие, с позволения сказать, эксперименты, чем Лайел Грэхем.

– Что ж, тогда я пойду один, – сказал Робин.

Такая решимость сына порадовала отца.

Первое время

В конце июля 1965 года Dove вышел из гавани Сан-Педро, и вскоре берег Калифорнии растаял в жаркой дрожащей дымке.

Несмотря на мрачные предупреждения скептиков, рейс до Гавайских островов прошел без каких-либо происшествий. Ни одного шторма, устойчивый ветер.

Робин наслаждался жизнью. Он играл на гитаре и забавлялся с двумя котятами, которых назвал Жюльетт и Сюзетт. Судя по их беспардонному поведению, котята чувствовали себя полноправными членами экипажа.



Ночной таран

Он много снимал на кинокамеру, фотографировал, а иногда на полную громкость включал магнитофон, и тогда невозмутимость Великого океана тревожили гитарные риффы рока. Использовал он магнитофон и по другому назначению: чем заполнять строчками судовой журнал, Робин наговаривал в микрофон свои впечатления от прошедшего дня. По прикидкам Лайела Грэхема, из этих записей должна была родиться книга о беспримерном плавании юного яхтсмена-одиночки, а до нее – большой цикл статей. National Geografic Magazin будет доволен.

На двадцать третий день, оставив за кормой 2230 миль, Робин Ли Грэхем прибыл в Гонолулу. Что особенно радовало, так это точность его навигационных вычислений. Еще в том памятном тринадцатимесячном плавании Робин научился пользоваться секстантом. То, что у других вызывало немалые трудности, ему давалось играючи. С парусами он и вовсе был на «ты».

Лайел Грэхем, встречавший сына, заменил треснувшую лопасть подруливающего устройства, и Dove был готов снова отправиться в путь. Однако требовалось пополнить запасы провизии и принять на борт еще кое-что: рыболовные снасти, пистолет 22 калибра, транзисторный приемник и аварийный передатчик, чтобы в случае крайней необходимости послать сигнал SOS.

Гавайи Робин Ли Грэхем покинул 14 сентября. Теперь его курс был – юг. И снова обошлось без приключений: 1050 миль за 14 дней, совсем неплохо для яхты длиной менее восьми метров и ее шестнадцатилетнего капитана. Как штурман Робин вновь оказался на высоте, выйдя точнехонько к атоллу Фаннинг.

На этом острове не было ничего, кроме плантаций кокосовых пальм, и никого, кроме трехсот наемных рабочих с островов Гилберта, и единственного европейца – управляющего плантацией Филиппа Пальмера. В их компании Робин провел неделю, и это, право же, была не худшая неделя в его жизни.



Легкий завтрак в каюте

Следующей точкой маршрута был остров Уполу и столица Западного Самоа город Апиа. Казалось, и этот отрезок пройдет тихо и гладко, но 26 октября небо окрасил багрянец, это предвещало шторм. Было обидно, до Уполу оставалось всего двадцать миль, но Робин проявил благоразумие и не стал торопиться. Напротив, он убавил парусность, справедливо полагая, что шторм лучше встречать в открытом море, а не на подходе к скалистому берегу.

Ветер усилился ночью. Шквалы налетали один за другим. Робин был в кокпите, когда раздался треск и мачта его яхты сначала вздрогнула, потом наклонилась и, словно взяв секунду на размышление, рухнула за борт.

Робин подтянул мачту и попробовал поднять ее на палубу. Нет, слишком тяжело. Он завел двигатель, но мотор не справлялся с ветром и течением.

В небе появился самолет. Робин схватил ракетницу и выпустил три ракеты. Самолет исчез в облаках. Его не заметили.

Что ж, придется справляться самому. Надо взять себя в руки. И Робин взял в руки нож и кусачки. Час каторжной работы, и освобожденная от шкотов и проволочных вант (это они не выдержали) мачта уже на борту яхты. Мачта ему еще пригодится, а пока ее заменит гик. Установив его, Робин поднял сильно зарифленный грот и под таким «лоскутком» стал пробиваться к берегу, до которого теперь было уже 75 миль.



Экипаж Dove – капитан Грэхем и кошка Жюльетт

Он прибыл в Апиа ближе к вечеру следующего дня. Ему помогли пришвартоваться. Полицейскому в мундире и полинезийской юбочке, встретившему его на пирсе, он сказал:

– Меня зовут Робин Ли Грэхем, я американец, мне шестнадцать лет, и я иду вокруг света.

Полицейский выпучил глаза и растерянно пробормотал:

– Добро пожаловать на Самоа, мистер Грэхем.

«Мне, конечно, было известно, что земля круглая, но я это проверил».

На ремонт ушло два месяца. Ему помогли установить мачту. Когда она уже гордо возвышалась над яхтой, кто-то из добровольных помощников спросил:

– Робин, ты положил под нее монету?

– Ах ты… – Робин прекрасно знал, что моряки всегда кладут монету под мачту – на счастье. А он забыл! Но что сделано, то сделано, и он ответил с улыбкой: – Я не верю в приметы!

Между тем время было упущено, начинался сезон ураганов, и Робин решил задержаться на гостеприимном острове. Ему здесь все нравилось: фрукты, ритуальные танцы у костра… Когда Робин рассказал местному вождю, что его парусник называется «Голубь», то почтенный правитель туземного племени тут же заново «окрестил» юного мореплавателя, дав ему имя Луталелла, что на языке самоанцев означает «летающий голубь». Робин подумал, что, наверное, на острове есть нелетающие голуби, но ничего не сказал, новое имя ему понравилось.

29 января 1966 года по радио передали, что с юга на остров надвигается ураган, равного которому не было сто лет. Робин не мешкая вывел Dove в океан и укрылся за островом. Это спасло яхту, но четырнадцать часов штормового ветра так истрепали ее, что ремонт впору было начинать заново. И все же такая участь была неизмеримо лучше той, что постигла суда, оставшиеся в порту. Их выбросило на берег, и теперь они лежали, разбитые, среди разрушенных хижин.



Австралия: Dove на берегу, Робин - на мачте

На несколько месяцев Робин стал строителем, помогая семье, в доме которой он жил, заново возводить свое жилище. Только 1 мая 1966 года, уже семнадцатилетним, Робин Ли покинул Самоа. Причем экипаж его яхты уменьшился на «одну единицу», ибо, как было отмечено в судовом журнале, «кошка Сюзетт самовольно оставила судно, что нельзя расценить иначе как дезертирство».

5 мая Робин увидел горы и пальмы острова Ниуафу. Затем были короткие переходы и десятки островов в архипелаге Тонга. На одном из атоллов Робин получил еще одно туземное имя – Кай-Вай, что в переводе означало «водоглот». Так в старину называли молодых моряков, которые своими телами защищали от брызг путешествующих на пирогах вождей.

– Мне нравится, – засмеялся Робин. – Водоглот – это здорово.

Далее последовал переход до Фиджи. Юному мореплавателю показалось, что он в раю. Впрочем, возможно, у столь высокой оценки были другие истоки. В городе Сува на Вити-Леву, главном острове Фиджи, Робин встретил девушку по имени Патти, а если полностью – Патрицию Рэттери. Эта американка из Лос-Анджелеса путешествовала по миру на кораблях, самолетах, мотоциклах и мотороллерах. Страсть к перемене мест сжигала ее, и эта страсть забросила ее на Вити-Леву.



Dove: паруса - бабочкой

Она все время улыбалась, отбрасывала со лба светлые волосы, в ее голубых глазах хотелось утонуть.

В день, когда Робин Ли Луталелла Кай-Вай Грэхем понял, что влюблен, его кругосветное плавание могло закончиться, толком и не начавшись.

Сыновний долг

Он хотел признаться. Он чувствовал, что Патти ждет этого.

Ему помешала телеграмма. Отец сообщал, что отправляется в Порт-Вилу на Новых Гебридах и надеется увидеть его там. Робина будто холодной водой окатило, и вместо признания в любви он сказал Патти:

– Давай встретимся через девять месяцев в Дарвине. Хорошо?

Девушка посмотрела на него внимательно и кивнула:

– Хорошо.

Переход до Порт-Вилу не составил труда. Лайел Грэхем встречал сына на пирсе. Они провели вместе несколько недель, после чего Робин взял курс на Соломоновы острова. Отец направился туда же на пароходе.

На сей раз Dove прямо-таки продирался сквозь шторма. Как-то шквал положил яхту парусами на воду, но Робин даже не успел испугаться. Шлюп выпрямился. Несколько часов Робин вычерпывал воду и подсчитывал ущерб: карты размыты, сломан секстант, крупа стала кашей… По счастью, до Гуадалканала было уже недалеко.



Dove: наконец-то в Атлантике

На Соломоновых островах отец хотел увидеть места сражений американцев с японцами. Здесь, среди осыпавшихся окопов, в которых еще лежали простреленные каски, а в размытой дождями земле белели человеческие кости, Лайел Грэхем рассказал Робину о своем прошлом. Как война перечеркнула все его планы, а ведь он так хотел последовать примеру Джошуа Слокама и Алена Жербо, хотел жить под парусами и встречать в море рассвет. Война! Он чудом остался жив, но у этого чуда был горький привкус изломанной мечты. Робин слушал отца, и ему хотелось плакать от жалости. Но он не умел плакать.

Отец улетел. Робин остался. Ему надо было подготовить Dove к новому переходу. Ремонт не затянулся. Главное, что сделал юный мореплаватель, это продал стационарный двигатель яхты. Толку от него было чуть, да к тому же пользоваться подвесным мотором с удлиненным дейдвудом оказалось удобнее. А еще Робину нужны были деньги.

Ему потребовалось 23 дня, чтобы дойти до Порт-Морсби на Новой Гвинее. Там Робин провел три недели.18 апреля Dove снова вышел в море, направляясь через Торресов пролив и Арафурское море в Австралию. Пролив, изобилующий рифами и мелями, Робин прошел на удивление легко. И позволил себе расслабиться. Как вскоре выяснилось, сделал он это напрасно.

Он лежал на койке, слушал радио, и раздался рев, шум, словно он неожиданно оказался рядом с гигантским водопадом. Через секунду Робин был в кокпите. По левому борту возвышалась огромная стена – темнее ночи. Это был пароход, который несся вперед, поднимая форштевнем огромную волну в белом кружеве пены. Водяной вал подхватил Dove и отшвырнул в сторону. Робин готов бы поклясться, что до парохода оставалось не больше двух метров. Еще минута, и пароход растворился во тьме.

Робин понимал, что был на волосок от гибели, но судьба пощадила его так же, как когда-то сохранила жизнь его отцу. К вечеру 4 мая Dove под мотором вошел в гавань Дарвина.

Патти не было. По телефону она сказала, что приедет через месяц. Робин воспользовался этим, чтобы подзаработать денег, поскольку Dove опять требовал ремонта. Он нанялся в бригаду электриков, устанавливающих изоляторы на столбы высоковольтных линий.



Патти. 1967 г.

Когда приехала Патти, после того как они провели вместе несколько дней, Робин понял, что статус самого молодого яхтсмена-одиночки, обогнувшего земной шар, его больше не прельщает. Лучше они поплывут на Фиджи, там поженятся, и…

– Ты сошел с ума! – кричал в телефонную трубку Грэхем-старший, которому Робин сообщил о своем решении. – Связался с какой-то бродяжкой, с хиппи! Я вложил в твое путешествие все, что у меня было, а ты заявляешь, что хочешь все бросить. В National Geografic уже начали раскручивать твое имя, они опозорят тебя, меня… Это предательство, Робин!

И сын не устоял. Он не мог подвести отца. Он не предатель.

Они договорились с Патти встретиться в южноафриканском Дурбане, и 6 июля 1967 года Робин покинул Австралию. 1990 миль от Дарвина до Кокосовых островов он прошел за 18 дней. Для такой небольшой яхты, как Dove, результат впечатляющий.

Отсюда до острова Маврикий было 2400 миль. Робин знал, что его ждет попутный ветер, помогать ему будет и течение. И действительно, сначала все шло отлично, но потом погода начала портиться. Робин зарифил грот и закрутил стаксель до размеров носового платка. Он спал, когда раздался грохот.

Вот как Робин Ли Грэхем описывает дальнейшее в своей книге:

«Очутившись в кокпите, я посмотрел на парус и не увидел его. Паруса не было, не было и мачты. Она не сломалась, она согнулась в двух местах – у основания и на высоте полутора метров от палубы. Ну почему, почему я не положил под нее монету на счастье?!

Я перегнулся через борт и стал вытягивать из воды гик. Тут яхта наклонилась, и меня впервые в жизни сбросило за борт. И впервые я был без сбруи.

Не знаю, как мне удалось схватиться за привязанный к корме конец. Я белкой вскарабкался на палубу.

Было четыре часа ночи, когда мне удалось втащить гик на палубу. Мачта ремонту не подлежала, и я сбросил ее за борт. Мачтой моей яхты снова стал гик, как это было на подходе к Самоа.



Семья Грэхем: лесовики

Теперь надо было прикинуть мои шансы. О возвращении на Кокосовые острова нечего было и думать – идти против ветра и течения я не мог. Значит – вперед. Но это больше двух тысяч миль. И все равно – вперед!

Я поднял на гике парус, а потом, пользуясь тем, что ветер попутный, соорудил из простыни еще один – прямой. Через несколько дней простыня зазияла прорехами, и я поставил вместо нее старый дырявый тент. Две самые большие дыры на нем я залатал полотенцем и старой рубашкой».

С такими парусами и на яхте, которая текла, как решето, Робин Ли Грэхем проходил в день более ста миль. Это казалось невероятным! На двадцатый день плавания он увидел полоску земли, это был необитаемый остров Родригес. Пять дней спустя Dove бросил якорь в гавани города Порт-Луи на острове Маврикий.

Найти на острове новую мачту было невозможно. Робин позвонил отцу и сообщил о происшедшем. Втайне он рассчитывал, что отец скажет: «Хватит, наплавался», но Лайел Грэхем сказал совсем другое: «Не волнуйся, я решу эту проблему».

Стараниями журнала National Geografic самолетом из Сан-Франциско на Маврикий была доставлена новая алюминиевая мачта. Устанавливая ее, Робин не забыл подложить под нее монетку…

Всего сто тридцать миль отделяют Маврикий от острова Реюньон, который иногда называют парфюмерной кладовой Индийского океана, столько на нем цветов. Но там Робин не задержался, он торопился в Дурбан, где его ждала Патти.

Большая часть пути до Южной Африки была сплошным кошмаром. Высота волн достигала двенадцати метров. Несколько раз Dove ложился парусами на воду, а однажды Робин, находившийся в каюте, понял, что мачта пошла вниз… Оверкиль! Он стал отстегивать ремни, которыми привязал себя к койке, но тут яхта замедлила свое смертельное движение и мучительно медленно стала выпрямляться. А Робин только-только успел отстегнуться…

«Я подумал: «Вдруг это все? Вдруг это смерть?»

В каюте было полно воды, но Робин опустился на колени и зашептал:

– Господи, прости меня, грешного, гордыню мою и глупость мою. Спаси и сохрани! Я хочу увидеть Патти…

К утру сила ветра упала до шести узлов, океан немного разгладился. А еще через несколько дней Робин увидел африканский берег. В марину яхт-клуба Royal Natal, лучшего в Дурбане, шлюп Dove вошел избитым, истерзанным, но все же не побежденным.

Честное слово

В Дурбане Робин провел пять месяцев. С Патти. Они решили пожениться, но не могли сделать это без разрешения родителей Робина, ведь он был еще несовершеннолетним.

Тогда Робин поставил условие отцу: продолжение одиночного плавания в обмен на разрешение на брак. И отец отступился, взяв с сына слово, что кругосветный рейс будет продолжен и обещание, что их соглашение останется в тайне. Лайел Грэхем еще не осознавал до конца, что своим упрямством рвет последние нити, связывающие его с сыном.

Робин и Патти поженились. Они купили мотоцикл и отправились в национальный парк Крюгера, чтобы там, в саванне, подальше от моря, провести медовый месяц.

Когда они вернулись в Дурбан, ремонт яхты уже заканчивался. Иных оправданий, чтобы тянуть с отплытием, у Робина не было. Он вышел в море, но штиль и сильное встречное течение заставило его повернуть назад.

Вторая попытка тоже окончилась неудачей: вернуться заставил сильнейшей шторм.

Пробиться вперед удалось только с третьего раза.

До самого Кейптауна Dove шел вдоль самого берега. Это было не так опасно, как идти мористее. Из-за войны на Ближнем Востоке был перекрыт Суэцкий канал, и сотни судов изменили свой маршрут, отправившись вокруг Африки. Гигантские танкеры и сухогрузы шли один за другим, они могли запросто подмять яхту и даже не заметить этого.

Робин останавливался в каждой встречной гавани, и всегда на пирсе его ждала миссис Робин Ли Грэхем, в девичестве Рэттери.

Как ни заботился Робин о безопасности своей и своего судна, он чуть не потерял Dove у курортного местечка Плеттенберг. Здесь не было стоянки для килевых яхт, так что пришлось встать на якорь в 200 метрах от берега. Вечером метеорологи предупредили о грядущем шторме, и Робин с помощью местных рыбаков отогнал яхту на полмили от берега, поставил ее уже на два якоря. Уверенный, что теперь его судну ничего не угрожает, он вернулся на берег.

Утром их с Патти разбудил отчаянный стук в дверь.

– Мистер, мистер, вашу яхту несет на камни!

Робин бросился на берег. До рифов яхте оставалось каких-то сто пятьдесят метров. Не раздумывая, Робин бросился в волны. Когда он доплыл до яхты, то не сразу смог взобраться на ее борт, сил не было, дыхания тоже. Лишь через несколько минут он перевалился в кокпит.

Оказалось, что канат одного якоря оборвался, а другой, нейлоновый, диаметром в дюйм, растягивался, как резиновый. К тому же якорь полз по дну. Тут на борт вскарабкался мужчина в костюме аквалангиста. Он сбросил ласты и принялся помогать Робину. Вдвоем они завели еще один якорь, и Dove наконец-то остановился.

В Кейптауне, конечной точке своей «африканской одиссеи», Робин Ли Грэхем поднял яхту на берег для осмотра. Результат его был удручающим. Пластик расслаивался, фанера почернела от гнили, такелаж требовал замены. В эти дни Робин записал в своем дневнике: «Может быть, выйти в море и затопить Dove? Пусть у моего путешествия будет такой конец. Думаю, Патти не будет против, а мнение других людей меня не интересует».

Робин Ли Грэхем не сделал то, о чем писал в своем дневнике. Почему? Вряд ли он смог бы ответить на этот вопрос. Все было так сложно…



Робин и Патриция Грэхем, все старше и старше

13 июля 1968 года Dove покинул Кейптаун. Борта яхты сияли новой краской. Стык между палубой и корпусом был проклеен стеклотканью. Еще на борту появился радиотелефон, подарок Национального географического общества США. Иногда по нему Робину удавалось поговорить с Патти, которая на пассажирском лайнере отправилась в Барселону, чтобы оттуда отплыть в Суринам. Там они должны были встретиться после трансатлантического перехода Dove.

Робин тосковал. Такого безрадостного плавания у него еще не было. 30 июля на горизонте появился остров Св. Елены, но он не стал заходить туда, у него было одно желание – поскорей пересечь океан.

«Все люди разные. Кто-то может отправиться вокруг света в шестнадцать лет, как это сделал я, кто-то решится на это в сорок, а кто-то не сделает этого никогда»

Его планы идти без остановок изменило падение за борт. Вытягивая неисправный лаг, он потерял равновесие, но успел ухватиться за флюгер подруливающего устройства. Окунувшись до пояса, он тут же забрался обратно в копит. Робин сидел, дрожал от страха и думал, смог бы он сделать то же самое, если бы окунулся с головой. Да, он был в сбруе, но… апатия, проклятая апатия, она лишает воли к жизни.

– Надо остановиться, – прошептал он.

Робин подправил курс и бросил якорь в бухте Кларенс-Бей острова Вознесения. Там он пополнил запасы провизии, воды, отоспался и поплыл дальше. 21 августа он миновал остров Фернандо-де-Норонья. Четыре дня спустя пересек экватор. Еще через шесть дней он вошел в устье реки Суринам и поднялся вверх по течению до Парамарибо. Все, он может записать в свой актив еще пять тысяч миль, но зачем они ему, эти мили?

Патти не было, она прилетела позже, и они провели вместе три недели. Наконец наступил момент истины – разговор по душам с матерью, которая прилетела из Калифорнии, чтобы познакомиться с Патти, и сухой, официальный разговор представителями National Geografic Magazin. Их интересовало, намерен ли Робин следовать условиям контракта или решил завершить свое путешествие. Лайел Грэхем в Парамарибо не приехал, поскольку его присутствие могло спровоцировать сына сказать категорическое «нет».

Переговоры продолжались несколько дней.

– Моя яхта разваливается на глазах, – говорил Робин. – Вы понимаете, что это значит? Вы знаете, что это такое, плыть в океане на лодке, которой ты перестал доверять?

– А если мы поможем вам в покупке новой яхты?

– Где?

– На Барбадосе. До Барбадоса-то вы доберетесь?

– Попробую, – неуверенно сказал Робин.

На Барбадос он прибыл 13 октября 1968 года. Здесь Dove был продан.

Подходящая яхта для продолжения плавания нашлась на Виргинских островах. Робин с Патти вылетели туда. Осмотром яхты они остались довольны. Она была больше по размерам – 33 фута, несла больше парусов, а значит, могла показывать более высокую среднюю скорость. По большому счету, только это Робина и интересовало.



Робин и Патриция Грэхем, наши дни

Яхта была названа Return of Dove – «Возвращение голубя». Робин перегнал ее на Барбадос, и 21 ноября, провожаемый Патти и журналистами National Geografic, продолжил свой одиночный вояж.

Восемь дней спустя он был на острове Сен-Блас, где, словно в пику всем, провел с Патти два замечательных месяца. Рождество и Новый год он встретил в зоне Панамского канала. 30 января 1970 года он покинул Бальбоа, а уже 7 февраля был на Галапагосских островах. И снова он решил не спешить, благо Патти была рядом. Лишь 23 марта Робин поднял паруса и взял курс на Калифорнию, где – и это не обсуждается, никаких Гавайских островов! – он закончит свое кругосветное плавание.

Это было тяжелое плавание. Были штормы, были штили, были краткие радиобеседы с женой. Лишь они успокаивали мореплавателя, нервы которого были вконец расшатаны. Любая мелочь раскаляла его добела. Как-то, не развязав туго затянутый узел, он стал швырять все, что попадало под руку, в переборки каюты. Потом он упал на койку и попытался заплакать от обиды на отца, на весь свет, на себя самого. И у него опять не получилось – как и тогда, на Соломоновых островах. Он по-прежнему не умел плакать.

На двадцать пятый день он был в двухсотпятидесяти милях от Лос-Анджелеса. На двадцать восьмой – в ста милях. На двадцать девятый Return of Dove миновал остров Сан-Клементе.

В семь часов утра 30 апреля 1970 года Робин Ли Грэхем провел свою яхту между волнорезами гавани Лос-Анджелеса. Он вернулся туда, откуда вышел в море 1739 дней назад.

Робин глубоко вздохнул и улыбнулся запаху смолы и горячего асфальта. Он был дома. На берегу его ждала Патти.

Он сделал это!

Его встречали как героя. Журналисты с блокнотами, магнитофонами и фотоаппаратами. Телекамеры. Впереди всех, разумеется, были ребята из National Geografic Magazin. Они вели себя скорее панибратски, чем развязно, но в том, как они говорили, как распоряжались: «Встаньте сюда!.. Обнимите Патти!..» – чувствовалась уверенность победителей и основательность собственников.



Грегори Пек и Джозеф Боттомс на съемках фильма Dove. 1973 г.

Особенно пишущим и снимающим нравилось, когда они были рядом – Робин и Патти. Особую пикантность ситуации придавало то, что Патти была беременна. Врачи говорили: еще восемь недель.

– Робин, вы уже подобрали имя?

– Да, мы назовем дочку Кимби.

– А если будет мальчик?

– Только не Лайел.

Последнее Робин Ли Грэхем сказал очень тихо, хотя секрета тут не было. Кто хотя бы немного был знаком с его историей, тот знал, что произошло между отцом и сыном.

Так продолжалось несколько недель – бесконечные интервью, участие в шоу. Потом пресса и телевидение нашли новых героев. Так всегда бывает. Последняя вспышка интереса к Робину и Патти последовала за рождением девочки, которую, как и ожидалось, назвали Кимби.

После этого их оставили в покое. Теперь следовало позаботиться о будущем. Робин и Патти поступили в Стэнфордский университет. В мечтах они видели себя архитекторами.

Встал вопрос, где жить. И на что жить. Издательство не торопилось с выплатой аванса за книгу, которую должен был написать Робин. Обращаться к родителям за помощью Робин и Патти не хотели по причинам вполне понятным. Все, что у них было, это Return of Dove и новенький Maverick, подаренный чете Грэхем фирмой Ford в рамках рекламной компании по «омоложению бренда». С продажей яхты дело как-то не складывалось, поэтому они расстались с машиной. На вырученные средства был куплен подержанный почтовый фургон, оставшихся денег хватило на то, чтобы снять небольшой домик за городской чертой – там, где дешевле и где меньше людей, которые одним своим присутствием все больше тяготили Робина.

Старина Вэл

Легендарный яхтсмен из той пятерки отважных, что первыми пустились в гонку через Атлантику в 1960 году. Тогда он пришел четвертым. А ушел... последним

Каждый год, 8 мая, в одной из школ Нарберта… или Сондерсфута, или Пемброка, других городов Южного Уэльса, появлялся человек, на пиджаке которого теснились ордена и медали.

Сначала он приходил сам, и все удивлялись его выправке и росту под два метра. Потом, с годами, в руке появилась трость. Еще несколько лет, и на помощь приходит кресло-каталка и медсестра, которая всегда настороже – у старика шалит сердце. Но держится он молодцом, как и положено участнику Второй мировой, или он не бравый моряк? Его обступают дети, и Вэл Хауэлз начинает рассказ о ставшем историей времени, когда ему было семнадцать и он впервые ступил на палубу корабля.

Вечером он принимает журналистов. Свои визиты они всегда подгадывают под «день ветеранов». Но он знает, что спрашивать они будут не только военной поре, и даже не столько о ней. Их будет интересовать то, что произошло через пятнадцать лет после победы, в 1960 году. Тогда состоялась первая трансатлантическая гонка яхтсменов-одиночек, и он был в той пятерке, что бросила вызов океану и друг другу. Первым в гонке стал Френсис Чичестер, но это формальность – победителями они считали себя все: и Блонди, и Дэвид, и Жан, и он, Вэл.

Их было пятеро, но век человеческий короток, время неумолимо, и вот он остался один. «Последний из могикан», – говорит он, с усмешкой цитируя Фенимора Купера. И тут же хмурится, как-то пафосно получилось, надо понизить планку: «Мне уже за 90, у меня лысина во всю голову, меня мучает артрит и лодыжка, которую я сломал когда-то, упав с палубы поднятой на кильблок яхты. Я принимаю дикое количество лекарств, сижу на диете и пытаюсь не попасть в дом престарелых. Да, если бы я был лошадью, меня бы уже давно пристрелили. Кстати, я пожертвовал свое тело Кардиффскому университету. Может быть, они найдут что-нибудь интересное, исследуя металлический клапан у меня в сердце, в любом случае сэкономлю на похоронных расходах». Юмор обезоруживает, черный – особенно. Но журналисты вежливо улыбаются, они не удивлены, чего-то подобного и следовало ожидать.

Хауэлз известен «готическим» взглядом на жизнь, да и вообще он в таком возрасте, когда простительно говорить все, что вздумается. А они профессионалы, они подготовились к разговору: когда родился, где, ну и так далее.

Валентин Хауэлз родился 23 июня 1926 года в Порт-Талботе.

«Я – стопроцентный валлиец, – скажет он много позже. – Со всеми присущими им достоинствами за исключением недостатков».

Отец оставил семью через три месяца после рождения отпрыска, пеленки и заутренние крики младенца разрушали его картину мира. Мать оказалась в трудной ситуации, безденежной настолько, что согласилась на предложение своей сестры забрать мальчика в их бездетный дом. Муж сестры, Валентин Дэвид Джонс, горячо поддерживал супругу. Несколькими годами позже они даже попытались усыновить Вэла, но тут напомнил о себе его отец, Билли Хауэлз, категорически этому воспротивившись.

Вэла… Так стали звать нового «жильца», чтобы не путать с главой семейства – два Валентина для одного дома многовато.

Дела мистера Джонса шли превосходно, капиталы росли, любовь к Вэлу не угасала. У племянника были лучшие игрушки, все лучшее из возможного, и образование он тоже должен был получить первоклассное. Когда пришло время, Валентин Дэвид Джонс предложил рассмотреть вариант с поступлением в Дартмурский военно-морской колледж: помимо прочего карьера в Королевском флоте сулила отличные перспективы. Вэл не возражал, он был только «за», он буквально бредил морем.



Свою яхту Хауэлз назвал в честь жены – «Эйра». 1960 г.

В Дартмуре его ждало фиаско. Дело даже не дошло до собеседования, во время которого выяснялось, насколько кандидат готов к учебе в таком серьезном заведении. Шлагбаум опустили врачи. Это было обидно: пройти всех докторов и споткнуться на последнем, на офтальмологе. Что-то не то с глазами…

Валентин Дэвид Джонс тяжело вздохнул: что ж, тогда в Бромсгроув.

Эта частная школа была известна своими подопечными, едва ли не каждый из которых мог проследить свою родословную минимум до 1500 года. В этом отношении Вэлу похвастаться было нечем, да и чем тут хвастаться – былыми заслугами, к тому же чужими?

Он пытался ершиться и немедленно был записан в число непутевых и самых строптивых учеников. Руководство школы считало его поведение возмутительным, однако об отчислении никто не заикался, поскольку чеки от Валентина Дэвида Джонса приходили исправно. Вэл изводил дядю просьбами разрешить ему покинуть школу, чтобы стать моряком. Тем более – война!

Дядя не уступал, но в 1943 году семнадцатилетний Вэл Хауэлз наконец-то получил право самому распоряжаться своей судьбой. Увы, военным моряком ему стать было не суждено, так что пришлось довольствоваться ролью матроса на торговом судне. На его борту он побывал в Западной Африке, Южной Америке, Индии. А потом его корабль вошел в состав армады, участвующей в высадке союзников в Нормандии, ему предстояло доставить во Францию отряд коммандос со всей их техникой.

Берег был совсем рядом, когда под днищем взорвалась магнитная мина. Было много жертв. Вэл уцелел, но увиденное и пережитое в тот день была настолько страшным, что он старался засунуть эти воспоминания в самый пыльный уголок памяти. Но они возвращались.



Участники первой трансатлантической гонки яхтсменов-одиночек: Френсис Чичестер с женой Шейлой, Блонди Хазлер, Дэвид Льюис и Вэл Хауэлз. 1960 г.

В преддверии гонки 1960 года Вэл Хауэлз случайно узнал, что коммандос, те самые коммандос, входили в подразделение, которым командовал Герберт Джордж Хазлер, получивший прозвище Блонди за светлые то ли от природы, то ли выцветшие на соленом морском ветре волосы. Потом-то он их растерял, но прозвище сохранил, его и по имени-то никто не звал, а только так – Блонди. Когда выяснилось, как близко сводила их раньше судьба, Хауэлз и Хазлер прониклись друг к другу особой симпатией, которая вскоре переросла в настоящую дружбу, которой суждено было длиться долгие десятилетия.

«У яхты тысячи возможностей утопить вас, но если вы ее любите, она простит и ваши ошибки, и ваши недостатки»

А во время перехода через Атлантику, где-то посередине, Вэл Хауэлз вдруг по-новому взглянул на то, что произошло с ним и командой подорвавшегося на мине корабля. Большая часть экипажа была направлена на другое судно, только что построенное, лишь очень немногих, и в их числе Хауэлза, в последний момент раскидали под другим кораблям. А потом он узнал, что пароход, на котором оказались его бывшие сослуживцы, был торпедирован в Индийском океане японской подводной лодкой. Спустили шлюпки, люди ссыпались в них, но тут субмарина всплыла, и японцы хладнокровно расстреляли всех из пулемета, никого не пощадили. А ведь он мог… он должен был находиться там и тоже погибнуть. Так что же это, случай? Или промысел Божий? И Вэл Хауэлз, этот выпивоха, циник и убежденный атеист, обратил лицо к небесам, и его губы зашептали молитву.



В гонке 1960 года Вэл Хауэлз стал четвертым

Война закончилась. Вэл Хауэлз и не думал покидать море. Матросом он работал на грузовых транспортах – и учился в твердом намерении стать капитаном. Сдав экзамены, он стал шкипером 200-футовой шхуны, совершавшей круизы по Карибскому морю: у людей появились «лишние» деньги, сводное время, а с ними и желание как следует отдохнуть среди пальм экзотических островов. Письма от дяди, в которых были настоятельные призывы вернуться на родину и заняться чем-нибудь более серьезным, чем быть кем-то вроде таксиста, обслуживающего богатых туристов, Вэл оставлял без внимания. До поры. В конце 1940-х годов Валентин Дэвид Джонс купил овечью ферму, и предложил племяннику ее в собственность, заверив, что не будет вмешиваться в управление хозяйством. Паруса? Ну от фермы до бухты Милфорд-Хейвен рукой подать, а там столько яхт, лодок!

«Навигатор обязан сомневаться в своих вычислениях. Даже когда он попадет в рай, он обязан спросить у апостола Петра, туда ли он попал»

Вэл Хауэлз не устоял, уж слишком заманчивым было предложение. Да, пожалуй, и впрямь пришла пора остепениться. Жениться…

Он встретил девушку. Ее звали Эйра Маргарет Филлипс. Красивая, тихая, покладистая. Именно такая супруга нужна настоящему морскому волку, коим Вэл Хауэлз, даже став землевладельцем, эсквайром, по-прежнему себя считал.

Их союз длился 57 лет, завершившись 22 января 2009 года, когда Эйра Маргарет умерла от разрыва аневризмы головного мозга.

* * *

«Свою яхту я назвал «Эйра» в честь жены, не надеясь ей польстить, скорее – утешить, – признается Хауэлз. – Я понимал, что решение уйти в гонку меня не слишком красит, ведь только-только родился Кристофер, наш третий ребенок, роды были тяжелыми, врачи опасались худшего из-за этих проклятых резус-факторов, но отступить – это было выше моих сил».

А еще они продали ферму. Правда, к тому времени у них их было две, а еще маленький ресторанчик, блюда в котором готовились из «экологически чистых» продуктов. Расстаться же с фермой пришлось потому, что участие в трансатлантической гонке оказалось накладным делом.

По заказу Хауэлза был построен 25-футовый клинкерный фолькбот. Большая часть работ проводилась с его непосредственным участием, благо во время службы он овладел еще и ремеслом плотника.

«Меня завораживали ряды болтов, заклепок, россыпь шляпок медных гвоздей, – писал он позже. – Обшивка пробита ими, словно подушечка рукодельницы иголками и булавками. Если бы я не видел, как строится яхта, если бы сам не приложил к этому руки, я не доверял бы ей так безоговорочно».



Участники второй гонки одиночек через Атлантику. 1964 г.

Когда фолькбот был спущена на воду, Хауэлз с удовлетворением констатировал, что не обманулся в своих ожиданиях. Одиночный переход от Сондерсфута в Уэлльсе до Ла-Коруньи в Испании еще более убедил его в том, что лодка не подведет. Насчет себя он не был так уверен.

* * *

Начало новой странице в жизни Вэла Хауэлза положило объявление в журнале Yachting Monthly о «небольшой гонке из Плимута в Нью-Йорк, гонке одиночек».

С этой идеей полковник Блонди Хазлер носился уже несколько лет, да все без толку, пока не встретил единомышленника – Френсиса Чичестера. Что ж, даже если они выйдут на старт вдвоем, это уже будет соревнование.

Однако бывший летчик, а ныне яхтсмен Чичестер оказался, на редкость, пробивным человеком. Он сумел вовлечь в ряды сторонников проекта еженедельник The Observer, лучшую из британских воскресных газет. Журналисты, в свою очередь, подтянули олимпийского чемпиона Криса Брэшера. После этого в реалистичность затеи поверили в Обществе Слокама, «ответственном» за всех мореплавателей-одиночек мира.

Упрямился только Royal Ocean Racing Club, под эгидой которого первоначально планировалось провести гонку. Там были уверены, что все это безумно, глупо, что быть беде, и яхтенное сообщество в итоге получит такой удар по репутации, от которого нескоро оправится.

«Молнии вонзались в море так близко к яхте, что у меня все сжималось под ложечкой. Они промахивались совсем чуть-чуть, и в этом было мое спасение»

Чичестер, получив отказ, больше напоминающий отповедь, высказался в том смысле, что мнение сих досточтимых персон, безусловно, весомо, но это не означает, что оно единственное и верное.

Вскоре вакантное место занял Royal Western Yacht Club.

Вопреки ожиданиям скептиков заявку на участие в гонке OSTAR (Observer Single Handed Trans Atlantic Race) подали 30 яхтсменов. Зато потом пессимисты восторжествовали: ряды участников стремительно редели, и в конце концов на старт вышли только пять человек: Блонди Хазлер на фолькботе Jester, вооруженном джонкой; врач Дэвид Льюис на 25-футовой яхте Cardinal Vertue; француз Жан Лаком, на 21-футовом Cape Horn; Френсис Чичестер на 40-футовой Gipsy Moth III, спроектированной специально для океанских гонок известным яхтенным дизайнером Робертом Кларком; Вэл Хауэлз на фолькботе Eira.



Вэл Хауэлз

Дэвид и Вэл первыми пришли в Плимут, затем подтянулись Блонди и Френсис. Последним появился Жан, пришедший из Гавра, ему явно не хватало времени на подготовку, и он сказал, что стартует через неделю, что не противоречило правилам.

Между тем было окончательно решено, что подсчета по гандикапу не будет. Хауэлз считал это несправедливым, Хазлер же полагал, что пересчет скажется на интересе болельщиков и прессы, и это будет плохо для гонки в целом. Дэвид в своем мнении не определился. Чичестер помалкивал, понимая, что его яхта без учета гандикапа практически не имеет соперников, так пинчеру не страшны болонки.

С другой стороны, управляться с большой яхтой труднее, а впрочем, как-то заметил Хауэлз в доверительной беседе с Блонди, длина ватерлинии зависит больше от глубины твоих карманов, чем размера твоих бицепсов.

Все это так, быть первым – почетно и приятно, и все же главным для них было просто дойти до Нью-Йорка и тем доказать, что такая гонка возможна в принципе. Исходя из этого и следовало строить маршрут. Тем не менее несгибаемый Хазлер заявил, что пойдет северным. Дэвид склонялся к тому, чтобы выбрать нечто среднее. Хауэлз и Лакомб отдали предпочтение южному, самому длинному, но и самому безопасному. Чичестер помалкивал, но он купил мелкоячеистые сети, которые используются, натянутые над палубой, для ловли летучих рыб, из чего вроде бы следовало, что он тоже двинется на юг. Однако нельзя было исключить и того, что он просто пытается ввести всех в заблуждение, уж таков характер, когда победа – любой ценой!

Шум вокруг предстоящей гонки нарастал, и вот уже кто-то из журналистов назвал их агнцами, добровольно идущими на заклание. Себе же они казались пациентами, очень подходящими для физиологических и психологических тестов, или даже морскими свинками, над которыми всем бы хотелось поставить парочку опытов, например Британскому совету по медицинским исследованиям. Тамошние специалисты подготовили специальную анкету, в которой был и такой вопрос: «Как часто вы мастурбируете?» Но тут ученые оплошали, поскольку с анкетой ознакомилась Шейла Чичестер, помогавшая мужу готовиться к гонке. Дама викторианского воспитания, она устроила грандиозный скандал и категорически воспротивилась тому, чтобы ее Френсис заполнял анкету. В конце концов коллегиальное мнение было таково: отвечать будем, но избирательно, на что захотим.

Градус напряжения не смогла понизить даже прощальная вечеринка, на которой спиртное лилось так, как ему положено литься, когда угощает устроитель.

«Ночью меня радовала ее чернота, всплески волн, рассказывающих нестрашные сказки. Тогда я ощущал абсолютную близость не только с яхтой, но и с самим океаном»

Утро грозило шквалами, роняло слезы дождя. Настроение Вэла Хауэлза было ниже ватерлинии: тут и вчерашние возлияния, и слишком плотный завтрак, и вообще… нервы. Так и кажется, что случится какая-нибудь гадость.

Она не заставила себя ждать. Катер, который должен был на буксире подтянуть яхту к линии старта, взял слишком резво, и лодку ощутимо приложило о борт судна, рядом с которым она была ошвартована.

Дальше – хуже. В суете старта Gipsy Moth III чуть не протаранила фолькбот Вэла. Но это пустяки, другим досталось больше: на яхте Дэвида Льюиса сломалась мачта!

И это было только начало.



К гонке 1976 года отец и сын, Вэл и Филипп, построили две одинаковые яхты. 1975 г.

Журналисты – все внимание, диктофоны помаргивают диодами.

«Это поразительно, насколько на тебя влияет одиночество, – говорит старик. – Ты словно становишься частью лодки, знаешь каждый ее винтик, каждый уголок, как собственную ладонь. И так же как линии на ладони, яхта готова предсказать тебе твою судьбу, надо только уметь эти линии «читать». Порой мне это не удавалось, как будто что-то застило глаза».

Если бы он знал, что произойдет, никогда не пошел бы на поводу у Блонди, согласившись на установку на своей яхте радиотелефона. Но это было бесплатно, широкий жест, и на борту появился сначала техник королевского флота, а следом 45-килограммовая свинцовая аккумуляторная батарея. Ее с трудом установили в форпике, оставив яхтсмена без гальюна, на него просто не осталось места. Мало того, во время работы техник наступил на петли переднего люка и сломал их.

Через несколько дней после старта, внезапно очнувшись от и без того беспокойного сна Хауэлз понял, что его разбудил странный запах. Он принюхался… Так и есть, батарея!

Сквозь неплотно закрытый люк вода, а волны в ту ночь особенно сильно захлестывали лодку, извилистой струйкой падала прямо на провода, клеммы. Пробки аккумуляторных банок сорвало, электролит выплеснулся, отсюда и эта мерзкая вонь.

Хауэлзу пришлось изрядно помучиться, вытаскивая батарею в кокпит и переваливая ее за борт, а потом откачивая и откачивая из трюма воду, которую он сам же туда вливал десятками ведер. Закончив «промывку» он без сил повалился на койку. С самого начала он не рассчитывал на радио, вот его и нет…

Через несколько дней он снова ругал себя. Ночью его разбудил звук сирены. В испуге он вскочил, с маху ударившись головой о подволок. Выбравшись наружу, он увидел, что над ним нависает белый бак огромного корабля. Казалось, столкновения не избежать, но, к счастью, яхту подняла и оттолкнула волна, которую поднимал нос теплохода. С мостика на него орал какой-то моряк. Хауэлз успокоительно махнул ему в ответ. На самом деле его трясло. Его не заметили. Почему? И тут он понял, что забыл поднять радарный отражатель…

Еще несколько дней, и снова он чудом избежал катастрофы.

Потому что едва не проплыл между морским буксиром и плавучей нефтяной платформой, которую буксир тащил за собой на длиннющем тросе. Правильно сигнальные огни Вэл прочитал в последний момент, он едва успел отвернуть.

Он спускался на юг, кораблей становилось меньше, плавание – спокойней. Оказалось, в этой размеренности и кроется самое главное испытание. У него было шесть книг – он выучил их чуть ли не наизусть. В штиль он пробовал купаться, но шальная мысль водяной пропасти под ним тут же загоняла на борт.

И тогда он набрался смелости сказать себе: да, мне одиноко, да, мне страшно, да, он будет рад, когда это все закончится. С этого момента плавание перестало быть приключением, оно стало испытанием.

Хауэлз с трудом справился с искушением зайти на Азорские острова, а может быть, и поставить там точку. Однако по мере продвижения на юго-запад все больше склонялся к тому, что вынужден будет зайти на Бермуды. Правда, стоянка там пойдет в зачет общего времени, проведенного в гонке, но что с того? Ему нужен хронометр, без него все его навигационные умения не стоят и гроша.

Он так рассчитывал на свои часы Rolex, он даже предпочел их хронометру, а они возьми и остановись. Он их крутил, вертел, а потом с отчаяния решил попытаться «отремонтировать» единственным доступным ему образом – шмякнуть о ступеньку трапа. Так он и поступил. И часы пошли! Но веры в Rolex у Хауэлза уже не было…

Он продрался сквозь штили, пробился сквозь штормы и дошел до Бермуд. Там он провел неделю, подлатал яхту и с хронометром на борту, присланным Блонди, который к тому времени уже финишировал, начал свой последний 600-мильный переход до Нью-Йорка.

Вэл Хауэлз пересек Атлантику за 63 дня девять часов и 55 минут.



Вэл Хауэлз не скрывал своего восхищения спортивными талантами Эллен МакАртур, в чем не раз признавался ей при личных встречах. Плимут. 2004 г.

Маленький Кристофер умер трех лет роду.

«Это из-за меня, – признается Вэл Хауэлз. – Это я виноват. У Эйры был сильнейший стресс, мальчик без конца болел, а я думал только о гонке, готовился к ней, сам нервничал и ее изводил своей неуверенностью, выдержу я плавание через океан или в момент отплытия она увидит меня последний раз. Я совсем не думал о ней, о детях, я был законченным эгоистом. И самое прискорбное, что даже смерть сына меня не изменила».

В 1964 году Хауэлз вновь стартовал в гонке через Атлантику – той самой, в которой сенсационно победил Эрик Табарли.

Вторым стал Френсис Чичестер, который обещал пересечь Атлантику за 30 дней и сделал это. Третьим пришел Вэл Хауэлз на 35-футовой яхте Akka. Его результат – 32 дня и 18 часов, это почти вдвое меньше, чем четырьмя годами ранее, на этот раз он выбрал северный маршрут.

По возвращении в Великобританию он с головой окунулся в насущные дела: ферма, еще один ресторан и тоже со «здоровой пищей». Но он изменился, и знаменитая белозубая улыбка уже не так часто раздвигала его губы, а столь же знаменитая окладистая борода стала уменьшаться, обретая «приличные» формы, он даже подумывал о том, чтобы вовсе ее сбрить. В пример себе прежнему Вэл заботился о жене и детях – Филиппе и Розмари. И не только о них – на своей ферме он устроил конюшню, в которую зачастили родители с детьми-инвалидами со всей округи. Дети занимались здесь верховой ездой, и это было в его силах – подарить им немножко счастья.

Следующий шаг – небольшой бизнес в Пемброке, на берегу бухты Милфорд Хейвен. Его фирма занималась обслуживанием спасательных шлюпок и плотов, а наряду с этим знакомила подростков из неблагополучных семей и детей-инвалидов с морем и искусством плавания под парусами. Затем Вэл Хауэлз основал гребной клуб Cleddau в устье одноименной реки, и с той же целью. Все, что могу. Все, что могу…



Вэл Хауэлз у себя дома беседует с журналистом из Yachting Monthly. 2012 г.

Идиллию чуть было не нарушил старый друг Чичестер со своей новой яхтой Gipsy Moth IV. Хауэлз с завистью следил за тем, как давний соперник идет вокруг света по маршруту «шерстяных» клиперов. Разумеется, он поздравил Френсиса, когда тому удалось замкнуть кольцо. А потом газета Sunday Times решила увеличить число подписчиков, объявив о non-stop-кругосветке одиночек со стартом в 1968 году.

«Я очень хотел принять участие в этой гонке, но жена сказала мне: «Ты так не поступишь со мной, правда же? Мы уже похоронили одного ребенка…» Я не мог вынести ее взгляда, я отвернулся – и уступил».

Он уступил, но беда снова постучалась в их дом. Любимая дочь Розмари вышла замуж за австралийца, переехала в Сидней, и все было хорошо, пока она не заболела. Врачи диагностировали рассеянный склероз. Болезнь прогрессировала с угрожающей скоростью, и родители приняли решение продать все и отправиться в Австралию, чтобы быть рядом с дочерью в это трудное время. Но было уже поздно, вопрос стоял даже не о неделях – днях. Розмари на самолете привезли в Великобританию, но и тут медики оказались бессильны. Она умерла и была кремирована.

Филипп – ему досталась вся нежность Эйры и Вэла. И каково же было им услышать от сына, что он хочет пройти отцовской дорогой, что ему мало прибрежных регат, что он тоже хочет в гонку через Атлантику. Попытки отговорить сына успехом не увенчались, и тогда Вэл Хауэлз заявил, что сам построит ему яхту, вложив нее весь свой опыт, все знания. И не только это – он пойдет рядом, на точно такой же лодке, ведь это не противоречит правилам, не так ли?

Они стартовали в гонке OSTAR 1976, отец и сын, и пускай не снискали лавров, но Филипп дошел до финиша, а Вэл Хауэлз убедился, что его уроки не прошли даром, можно успокоиться.

Успокоилась и Эйра, она больше не возражала против того, чтобы муж отправился в кругосветное плавание. Естественно, в одиночку. Хауэлз не стал медлить и пустился в путь. Три года продолжался этот рейс на яхте, не имевшей мотора, генератора, радио, с масляной лампой в каюте и изрядным запасом виски в рундуках.

«Болело все – нога, спина, руки, мне было страшно, тоскливо, я был отвратителен сам себе, но надо было откачивать воду, и я взялся за ручку помпы»

Спешить было некуда, Хауэлз и не спешил. Он плыл в свое удовольствие, задерживаясь там, где хотелось, отдавая швартовы тогда, когда голос моря становился повелительным. К британским берегам яхтсмен вернулся за несколько дней до печально известной гонки Fastnet 1979, которая унесла жизни 15 человек.

«Я посмотрел на барометр и подумал: «Господи, что же будет?» На меня неудержимо накатывала область пониженного давления. Все говорило о том, что надо где-то спрятаться, самому улизнуть на берег, в море мне точно не выжить. Я зашел в Кинсейл, это в Ирландии, и там чуть было не потерял лодку, стоявшую на якоре, такой был шторм. Когда он растерял свою силу, я вышел в море. У маяка Сент-Энн-Хэд я прошел мимо двух оставленных экипажами полузатопленных яхт».

Он и потом выходил в море, но не так далеко и не так надолго. Все, что хотел, он уже сделал. А потом доктора и на этом поставили крест. Но с парусами и яхтами он не порвал: было пять фильмов для BBC, множество радиопрограмм, статьи для «парусных» журналов.

И книги…



Вэл рядом с фолькботом, именно на таком в 1960 году он в одиночку пересек Атлантику. 2012 г.

Sailing into Solitude была опубликована в 1966 году. В этой книге рассказывается об опыте человека, принявшего участие в первой трансатлантической гонке одиночек. Но не только. Эта книга намного интереснее и глубже, чем наспех переработанный логбук, дополненный кое-какими описаниями и обязательными красивостями. Она уникальна – ни одного штампа, прочь шаблоны! При этом…

«Все до мелочей происходило так, как об этом здесь рассказано», – предупреждает автор в кратком предисловии. А это значит, правда, только правда и ничего, кроме правды.

Честно, без рисовки, без глянца на собственном челе Вэл Хауэлз повествует о своих чувствах, ощущениях, мыслях, поступках. Нет, он не герой, вступивший в единоборство с океаном! Какой же он герой, если ему бывало страшно так, что он сворачивался на койке калачиком и его зубы выбивали дробь от неизбывного ужаса? Какой же он отважный мореплаватель, если совершал одну ошибку за другой, громоздил нелепость на нелепость? Он тосковал, мучился, страдал, готов был сдаться, да только шанса сдаться и при этом остаться в живых у него не было. А еще он постоянно спорил, протестовал, возражал еще одному человеку, оказавшемуся на борту, присутствовавшему незримо, но в реальности существования которого невозможно было усомниться. Это был он сам, его альтер-эго, но не единомышленник, не близкий друг, а ироничный безжалостный критик, которому не нравилось все, что делал Хауэлз наяву: выбранный курс, нерасторопность, причитания по всякому поводу, бесконечное брюзжание... Этот незваный гость покинет борт яхты только в конце путешествия, когда станет ясно, что одинокий яхтсмен все же дотянется до цели.

Чтобы написать и набраться смелости предложить читателям такую книгу, Вэлу Хауэлзу потребовалось шесть лет. Позади было участие во второй трансатлантической гонке, в которую он пошел прежде всего для того, чтобы доказать себе: успех четырехлетней давности – он все-таки дошел до Нью-Йорка! – был не случайным. И доказал: нет, то была не прихоть фортуны, он действительно избавился от фобий, и насмешливый собеседник больше никогда не появится на борту его лодки, не будет донимать издевками. Только после этого он решил, что может написать все, как было на самом деле.

«Моя книга – это не натурализм, это сама жизнь».

Sailing into Solitude была издана в СССР в 1969 году под названием «Курс – одиночество». Позже Вэл Хауэлз значительно ее переработал, добавив штрихи из своей биографии, снабдив объемными эссе из истории парусного спорта. Легкая книжечка превратилась в солидный том, но переиздания на русском языке не последовало…

Ему бы писать и писать, читатели требовали рассказа о его приключениях, а он выпустил лишь еще одну книгу – Up My Particular Creek, и до последних дней работал над третьей – Martinique to Milford, в которой хотел поведать о своем кругосветном плавании. Не успел, не закончил.

* * *

Он жил в небольшом кирпичном домике на окраине Нарберта – с рампой для инвалидной коляски поверх ступеней крыльца, с подъемником, позволяющим подняться на второй этаж, с трехколесным электрическим скутером в гостиной, на котором выезжал прямо на улицу, пока врачи не запретили ему передвигаться без сопровождающих. Каждое утро он вставал в пять утра, чтобы прослушать прогноз погоды для судов, находящихся в море, такая у него была привычка, а от привычек возрастом более 60 лет не отказываются. И каждое 8 мая он рассказывал школьникам о войне, а журналистам – о первой гонке через Атлантику яхтсменов-одиночек.

В этом году это произошло в последний раз. Вэл Хауэлз скончался в понедельник, 19 июня 2017 года, в больничной палате. Врачи отметили в заключении, что смерть его была тихой.

Источник

Teignmouth Electron Дональда Кроухерста в открытом море

Его называют мошенником чаще, чем героем. Его судьба неразрывно связана с первой безостановочной кругосветной гонкой 19068-1969 годов. Он пропал в океане...

Кино будет

Колин Ферт, британский актер, обладатель «Оскара», дал согласие на участие в съемках фильма о жизни и судьбе английского яхтсмена Дональда Кроухерста. Разумеется, Ферт исполнит главную роль. Его супругой в фильме будет Кейт Уинслет, когда-то так фотогенично протягивавшая руки к горизонту на носу «Титаника». Съемки фильма начнутся в конце весны, дата премьеры не называется. А главное, неизвестно, каким будет сюжет. И это при том, что на родине Кроухерст – личность знаковая, и кажется, не осталось ни одной хоть сколько-нибудь правдоподобной версии с объяснением таинственного исчезновения яхтсмена-одиночки. И тем не менее…

Многое говорит за то, что поклонников киноискусства и парусного спорта ожидает сюрприз. Прежде всего, вряд ли Колин Ферт рискнул бы играть в фильме, заведомо не рассчитанном на зрительский успех, не тот у актера статус. То же и Кейт Уинслет. Можно было бы предположить, что Ферт согласился играть яхтсмена из личной приязни к парусу, однако в такой любви он не замечен, и единственный фильм, где он появляется на яхте, это комедия Mammа Mia, да и то – в нескольких кадрах, и яхта принадлежит не ему, а партнеру по фильму в исполнении Пирса Броснана.

Момент второй. Режиссером фильма будет Джеймс Маршал, который после «Вселенной Стивена Хокинга» поднялся на тот голливудский уровень, когда режиссеры получают право капризничать, требовать большой бюджет и снимать то, что им хочется. А захотелось ему снять фильм о Кроухерсте. Почему?

Возможно, дело в сценарии. Его написал Скотт Зи Бернс, работавший над «Ультиматумом Борна», а также над фильмами Стивена Содерберга «Информатор», «Заражение» и «Побочный эффект». Да, похоже, дело в сценарии, и похоже, нас ждет что-то особенное. Не только подданных Британской Короны, для которых история Дональда Кроухерста подобна незаживающей ране, но и зрителей, далеких как от английских тонкостей, так и от парусного спорта. Это будет кино для общего употребления, и уже в силу этого оно должно захватывать, говорить об общечеловеческих чувствах и проблемах.

При этом нет сомнений, что опираться создатели фильма будут на факты.

Человек с прошлым

В мае 1967 года Плимут встречал Френсиса Чичестера. Кругосветный рейс с единственным заходом в Сидней благополучно завершился. По данным мэрии города, в Плимут съехалось полмиллиона желающих увидеть, как Gypsy Moth IV преодолеет последние кабельтовы своего невероятного плавания. Дональда Кроухерста не было среди этих людей – встрече Чичестера он предпочел прогулку по Бристольскому заливу на своей 20-футовой яхточке со сказочным названием Pot of Gold - «Горшочек золота», Дональду всегда хотелось найти клад и стать богатым вдруг и сразу.



Дональд Кроухерст на борту Teignmouth Electron накануне отплытия. Похож ли на него Колин Ферт? Пожалуй, да…

Тем же вечером Кроухерст, сидя в пабе с друзьями, язвительно заметил, что диву дается тому, как много шумихи вокруг плавания Чичестера.

- Попомните, королева его в рыцари произведет. Плюс деньги за рекламу, слава…

- Ты просто завидуешь! - заметил кто-то из приятелей.

- Да если бы у меня… - Он не закончил и махнул рукой. И никто не потребовал продолжения, потому что все знали: их товарищ был без пяти минут банкротом.

… Дональд Кроухерст родился в 1932 году в Индии, в городе Газиабад. Мать его была школьной учительницей, отец работал на железной дороге. Когда Индия обрела независимость, многие английские семьи подались на землю предков – в Великобританию. Отправились туда и Кроухерсты, перед отъездом вложив все имеющиеся средства в компанию, производящую спортивную одежду и спортинвентарь.

На родине Дональд собирался поступить в университет, но тут жизнь внезапно покатилась под откос. Индию лихорадило от беспорядков и бунтов, и во время одного из них фабрика спортинвентаря была сожжена дотла. В одно мгновение семья Кроухерстов лишилась средств к существованию. Такого потрясения отец Дональда не пережил – он скончался в 1948 году от сердечного приступа.

С мечтами об университете пришлось распрощаться, и Дональд поступил в Королевские военно-воздушные силы. Служил он на аэродроме близ города Фарнборо, параллельно изучая электротехнику в техническом колледже. К 1953 году он освоил искусство пилотирования и получил офицерское звание. Однако высокомерие по отношению к сослуживцам и дерзость в общении с начальством привели к тому, что Кроухерсту пришлось покинуть ряды ВВС с потерей звания. Он перевелся в сухопутные войска, и в 1956 году снова стал офицером. И опять оплошал: возвращаясь из самоволки, Дональд угнал чужую машину и был задержан полицией. Кроухерсту пришлось подать рапорт об увольнении, который был немедленно удовлетворен, заодно его лишили и офицерского звания.

Идея гонки вокруг света в одиночку и без остановок принадлежала ему, Дональду Кроухерсту, но ни пользы, ни выгод это ему не дало.

Попробовав себя тут и там, Кроухерст поступил инженером-конструктором в электронную фирму в Бриджуотере. И тогда же женился на очаровательной ирландке по имени Клэр; через несколько лет в их семье было уже четверо детей. Также он проявил себя как политически зрелый гражданин и был избран членом городского совета Бриджуотера от Либеральной партии. Ему удалось даже то, о чем не мечталось: неделями и месяцами он возился в гараже с разными электронными приборами и в конце концов изобрел Navicator - портативный пеленгатор для яхтсменов.



Фото для журнала

Это была настоящая удача! Кроухерст уволился с работы, зарегистрировал собственную компанию Electron Utilisation и нанял шесть техников для сборки пеленгаторов. Сам же занялся продвижением товара на рынок. Представительности ради, Дональд купил «ягуар», на котором отправлялся на встречи с клиентами. На этом «ягуаре» он и попал в аварию.

С черепно-мозговой травмой его доставили в больницу, которую Кроухерст покинул лишь через несколько месяцев. Он очень изменился: прежде отличавшийся завидным оптимизмом, теперь Дональд все чаще впадал в депрессию, порой он часами сидел у окна, и глаза его были как две стекляшки.

Ситуация осложнялась тем, что за время болезни дела его расстроились. Дональду пришлось сократить количество работников Electron Utilisation, и заняться поисками финансовой поддержки. Ему повезло: в яхт-клубе, членом которого он состоял, Кроухерст свел знакомство с предпринимателем Стенли Бестом, который согласился ссудить ему на год 1000 фунтов стерлингов.

Это произошло через несколько дней после того, как Великобритания встретила своего героя Френсиса Чичестера.

Человек с настоящим

Меч еще не коснулся плеча Чичестера, что означало посвящение в рыцарское звание, а в прессе уже прозвучал вопрос итальянца Алекса Кароццо, на яхте Golden Lion пересекшего в одиночку Тихий океан: «Если Чичестер в возрасте за семьдесят выдержал 119 дней непрерывного плавания, то разве у молодых моряков не хватит сил провести в одиночестве 250 или даже 300 дней?»



Клэр и Дональд в Каусе отмечают шампанским спуск тримарана на воду

Ответ напрашивался, и в конце 1967 года газета The Sunday Times объявила об организации «Гонки столетия». Участникам Golden Globe Race предстояло сразиться за две награды: «Золотой глобус» и 5000 фунтов (в ценах 2015 года это более 70 тысяч. – Прим авт.) будут вручены тому, кто первым завершит беспримерный одиночный рейс, еще 5000 фунтов достанутся яхтсмену, который, стартовав в период с 1 июня по 31 октября 1968 года, завершит плавание за наименьшее время. Оговаривались и условия: «Яхте надлежит выйти из британского порта, расположенного выше 40° северной широты, и обогнуть земной шар, минуя мысы Доброй Надежды, Люин и Горн, не делая остановок и не прибегая к чьей-либо помощи, не принимая со стороны на борт продовольствие, пресную воду, снаряжение».

Одним из первых заявку на участие подал Дональд Кроухерст. При этом он кипел от бешенства! Ведь это бы его – ЕГО! – идея. Алекс Кароццо еще только баловался риторическими вопросами, а у него уже имелся четкий план действий. Согласно ему, за организацию гонки должна была взяться одна из ведущих английских газет, например, The Sunday Times. Проявив недюжинные пробивные способности, Кроухерст добился встречи с хозяином газеты лордом Роем Томпсоном, но его даже толком не выслушали, дескать, газета заниматься этим безумным проектом не будет. И вдруг лорд Томсон объявляет, что The Sunday Times берется за организацию «Гонки столетия». Ну как не взбеситься после этого?

Как бы то ни было, заявка была подана, дело было за яхтой. И тут Кроухерста посетила еще одна блестящая идея. Он пойдет на Gypsy Moth IV!

После завершения кругосветного плавания яхту Чичестера приобрел Морской музей Гринвича, чтобы установить ее в сухом доке рядом с клипером «Катти Сарк». Кроухерст обратился к руководству музея с просьбой предоставить ему Gypsy Moth IV сроком на один год за 5000 фунтов стерлингов… наградных за наилучшее время прохождения дистанции. А вот «Золотой глобус» и другие «победные» 5000 фунтов он оставит себе.

- Ну, согласитесь, это же расточительство, - с апломбом вещал он, - ставить на прикол яхту, которая еще может послужить славе Англии.

Руководство музея колебалось, но после того, как Кроухерст поднял шумиху в прессе, стало склоняться к тому, чтобы ответить согласием. Напоследок решено было поинтересоваться мнением Френсиса Чичестера, возглавившего, кстати, организационный комитет Golden Globe Race. Тот долго тянул, и все же высказался в том смысле, что не считает разумным вверять яхту человеку, не обладающему и малейшим опытом океанских плаваний. На этом дискуссия прекратилась, и прозвучал вердикт: «Отказать».

Время было потеряно, и вроде бы это перечеркивало все планы Кроухерста. Но Дональд настолько уверил себя, что у него все получится, что он примет участие в гонке и выиграет ее, что прославится и заработает на этой славе, что иных вариантов выбраться из финансовой ямы просто не видел. Ему словно что-то застило глаза.



Многие отмечали, что суетливое поведение Кроухерста на борту тримарана сразу выдает в нем неопытного яхтсмена

Он бросился к Стенли Бесту. Да, конечно, он вернет тысячу фунтов, но сейчас он просит 6 тысяч.

- Посмотрите на состав участников, - кривил губы Кроухерст. – С такими соперниками невозможно проиграть. Посмотрите на их лодки. Я пойду на тримаране, а тримараны – это сама скорость. Я нашпигую его самыми современными приборами, придуманными мною. Я выиграю оба приза!

И Стенли Бест согласился финансировать эту авантюру. Позже он признавался: «Жена говорила, что я сошел с ума. Но Дональд обладал удивительным даром убеждения. Да, я дрогнул, хотя остатки разума все же сохранил».

Бест подстраховался: в подписанном им с Кроухерстом контракте указывалось, что в случае неудачи тот обязуется выкупить у него тримаран и покрыть прочие издержки, отвечая за это своей «земной» собственностью: автомобилем, домом, фирмой Electron Utilisation...

Это были кабальные условия, но Кроухерст был согласен на все. Теперь у него появились деньги, но еще не было ни яхты, ни верфи, готовой построить ее.



И еще одна фотосессия

Ему стало ясно,  что даже при самом благоприятном раскладе он сможет стартовать только в октябре. Это означало, что «Золотого глобуса» ему не видать, ведь почти все его соперники уже в море.

Иных возможностей выбраться из долговой ямы, кроме как принять участие в кругосветной гонке, Кроухерст не видел.

Уже 1 июня стартовал Джон Риджуэй на English Rose IV, капитан-десантник, который на пару с Чэем Блайтом преодолел на гребной лодке Северную Атлантику. 14 июня вышел в море офицер торгового флота Робин Нокс-Джонстон на Suhaili. Несколькими днями позже - сержант Чэй Блайт на 9-метровом шлюпе Dytiscus III. За ним - 43-летний Бернар Муатесье на Joshua. Затем - 58-летний ас-подводник, герой войны Билл Кинг на Galway Blazer II. Днем позже отплыл француз Лоик Фужерон на яхте Captain Browne.

Кроухерст гнал прочь сомнения. Он нашел верфь в Каусе, обещавшую построить яхту за 7 недель. Он получил выписанные из Калифорнии чертежи 40-футового тримарана, разработанного знаменитым Артуром Пивером. Он метался по поставщикам, договаривался и уговаривал, источая безграничную уверенность в бесчисленных интервью. Последнее было особенно важно – без поддержки прессы ему было не обойтись. Пресловутые 6000 фунтов были истрачены, Стивен Бест перечислял новые суммы все более неохотно, и Кроухерст задыхался от безденежья. Помочь ему в поиске средств был призван Родни Холлуорт, в прошлом «криминальный» репортер Daily Mail, а ныне владелец информационного агентства в городке Тейнмаут, графство Девоншир. Холлуорт развернул бурную деятельность, благодаря чему Кроухерст получил аванс в 500 фунтов от The Sunday Times за исключительное право публикации его репортажей. Телекомпания BBC вручила ему 250 фунтов и магнитофон, чтобы он надиктовывал на пленку свои впечатления. Муниципалитет Тейнмаута согласился выделить 300 фунтов, если в названии тримарана будет название города, а сам он станет местом старта. Кроухерст согласился, и его тримаран стал называться Teignmouth Electron.



Тримаран возвращается на буксире в порт после того, как сразу же после отплытия обнаружилась неисправность в такелаже

Между тем 15 сентября отправился в путь еще один участник гонки – офицер британских военно-морских сил Найджел Тетли на тримаране Victress.

И вот наконец-то Teignmouth Electron покинул стапель. 13 октября Кроухерст и опытный яхтсмен Питер Иден, вызвавшийся помочь перегнать тримаран из Кауса в Тейнмаут, впервые подняли его паруса.

По прибытии на место они были мрачнее тучи, и не без оснований: за время перехода Кроухерст дважды падал в воду, но главное - тримаран уверенно показывал скорость в 12 узлов, однако упорно отказывался идти к ветру круче, чем 60 градусов.

Оставалось чуть больше двух недель до последнего дня, когда правила гонки еще позволяли стартовать. На тримаран доставляли продовольствие (500 килограммов), пресную воду (250 литров), топливо (100 литров), медикаменты, одежду, запасные паруса, приборы, карты и лоции… Параллельно с этим техники пытались воплотить в жизнь хотя бы что-то из технических новинок, придуманных Кроухерстом. В частности, у топа мачты был смонтирован «мешок плавучести»: если лодка ляжет на бок, электронные датчики подадут сигнал, и мешок наполнится воздухом, что предотвратит оверкиль; одновременно с этим насосы начнут накачивать воду внутрь задравшегося вверх поплавка, и это вернет тримаран в изначальное положение. Кроухерст запатентовал свое изобретение и в будущем собирался предложить его к продаже, рекламой же ему станет успешное окончание его плавания. Успешное! По-другому быть не может!



Teignmouth Electron покидает Англию

Или может? В ночь с 30 на 31 октября, когда оставались считанные часы до отплытия, Дональд Кроухерст сказал жене:

- Я недоволен яхтой. И не готов к гонке. Теперь это знаю не только я. Я не знаю другого – выдержишь ли ты, Клэр, не сойдешь ли с ума от тревоги за меня.

Он ждал других слов, он ждал оправдания своего отступничества, но женщина, которую через год все будут называть «морской вдовой», сказала:

- Ну что ты, Дональд, все будет хорошо.

Она никогда не простит себе этого.

…На следующий день в три часа пополудни Дональд Кроухерст отдал швартовы. Моряк попытался поднять парус и не смог: «мешок плавучести» пережал фалы. Teignmouth Electron отбуксировали в гавань, где устранили неисправность. На Кроухерста было страшно смотреть, настолько его лицо было искажено гневом. Тогда же выяснилось, что в «мешке» нет никакого смысла, потому что на борт не доставили баллон со сжатым воздухом. Однако ждать было уже невозможно. Тримаран отошел от причальной стенки. Борясь со встречным ветром, моряк вышел в залив Лайм.

В эти же часы из Кауса стартовал последний участник «Гонки столетия» Алекс Кароццо на Gancia Americano.

Человек без будущего

Все, что предшествовало старту Teignmouth Electron, в той или иной степени поддается проверке: есть свидетельства, факты, счета и документы. Все, что произошло потом, базируется на догадках и предположениях, которые, впрочем, не всегда безосновательны. Наиболее полную картину произошедшего удалось создать Николасу Томлину и Рону Холлу, написавшим книгу «Странное последнее плавание Дональда Кроухерста». В основу ее журналисты The Sunday Times положили записи из бортовых журналов Teignmouth Electron и магнитофонные записи, сделанные капитаном тримарана. Именно версия Томлина и Холла признается ныне «канонической».



В Тейнмауте были настолько уверены в скором и успешном завершении плавания, что загодя был отпечатан специальный выпуск газеты с поздравлениями Кроухерсту

…Плывя по Ла-Маншу, Кроухерст разобрал груды вещей, сваленные в кокпите и каюте. Теперь хоть ступить было куда. Потом в левом поплавке обнаружилась течь, он собрался включить помпу и обнаружил, что на тримаран забыли погрузить шланги «хеллифлекс», а без них помпа могла осушать лишь центральный корпус. Впрочем, это тоже требовалось, так как герметизация люка на баке оказалась из рук вон плохой, и в корпус просачивалась вода. С трещиной в поплавке надо было что-то делать, поскольку избавляться от воды с помощью ведра было бессмысленным занятием. Можно было бы завести специальный «пластырь», но про них тоже забыли! По счастью, фанера поплавка скоро набухла, трещина закрылась, и до поры эта проблема перестала быть первостепенной.

Четвертого ноября Кроухерст записывает в своем дневнике: «Это корыто годится только для плавания в бассейне. Да и то с риском». Однако его радиосообщения выглядят иначе: все великолепно, настроение бодрое, яхта – выше всяких похвал.



Таким увидели Teignmouth Electron английские военные моряки. И никого на борту…

Ложь, ложь, ложь. Все плохо, он в отчаянии, барахлит подруливающее устройство Hasler, бизань-мачта требует ремонта, из-за попадания воды отказал электрогенератор, а это значит, скоро не будет ни освещения, ни радиосвязи. Ко всему прочему – скорость. Он прошел 1300 миль, по прямой – 800, впереди еще 28 тысяч.

В пятницу, 13 ноября, моряк пишет: «Только поломки генератора достаточно, чтобы прекратить гонку. Но что я скажу Стенли Бесту? И мне нечего будет сказать моей семье».

И все же ему следовало признать очевидное: гонку он проиграл. Максимум, что в его силах, это дойти до Кейптауна, чтобы выйти из игры хоть с каким-то подобием чести.

Вместе с тем идти вперед с испорченным генератором было равносильно самоубийству, и яхтсмен стал забирать на запад, при таком курсе тримаран переставало трясти, и Дональд мог заняться ремонтом. Через несколько дней генератор удалось наладить, и Дональд узнал, что с дистанции сошел Алекс Кароццо, у которого открылось желудочное кровотечение. Робин Нокс-Джонстон сообщал, что сел на мель у Новой Зеландии. Тендер Лоика Фужерона вынесло на рифы острова Святой Елены. Еще раньше из-за потери мачты вынужден был уйти в порт Джон Риджуэй. На подходе к Южной Африке на яхте Чэя Блайта сорвало перо руля. Билл Кинг перевернулся у мыса Доброй Надежды, что заставило моряка невесело пошутить: «Меня все так же тянет под воду». И только у Бернара Муатесье и Найджела Тетли все было более-менее нормально. И у него, Дональда Кроухерста… по крайней мере, так считали все, кроме него самого.

18 и 20 ноября он сумел поговорить по радио с Клэр и Бестом, предупредив, что, вероятно, какое-то время будет вынужден «молчать» из-за неполадок в генераторе. Только 10 декабря Кроухерст снова появился в эфире, и с сенсационным сообщением: им установлен рекорд скорости - 243 мили за один день!

Это была еще одна ложь, вызванная желанием укрепить его авторитет гонщика и моряка. Когда он сойдет с дистанции, это ему хоть как-то поможет…

Новость о выдающемся достижении английского яхтсмена тут же появилась на страницах газет, вызвав бурю восторженных откликов. И только Чичестер заподозрил неладное, позвонил в The Sunday Times и посоветовал газетчикам поумерить пыл, мол, этот странный Кроухерст может оказаться еще тем «шутником».



Хаос в каюте Teignmouth Electron

Во время очередного сеанса связи Родни Холлуорт со смехом рассказал яхтсмену о подозрениях сэра Френсиса. Разумеется, Холлуорт не мог знать, какое разрушительное действие окажут его слова и его смех, но случилось именно это. В тот день Кроухерст решил начать «большую игру».

Дональд вспомнил, что ответил друзьям, сомневавшимся, что Teignmouth Electron способен одолеть «ревущие сороковые». Он усмехнулся: «А может, это и не нужно. Кто узнает, обошел я вокруг света или нет?» Тогда он пошутил, а сейчас именно это соображение стало руководством к действию.

Он останется в Атлантике, дождется, пока соперники обогнут мыс Горн, и уже на последней прямой вновь присоединится к гонке. Что ему для этого потребуется? Вести два бортовых журнала – с истинным курсом и фальшивым, который он предъявит на финише. Еще нужно держаться подальше от оживленных судовых путей. А еще под благовидным предлогом отказаться от радиосвязи, потому что в противном случае радиограммы выдадут его пусть приблизительное, но подлинное положение.

19 января он связался с Тейнмаутом и предупредил, что генератор неисправен, поэтому… Все, за этим последовали три месяца радиомолчания.

Десять дней спустя на бизань-мачту опустилась птица, похожая на сову. Это означало, что земля близко. Птица так цеплялась за краспицу, что Кроухерст невольно сравнил ее… с собой. И в судовом журнале появились стихотворные строки: «Неудачник продолжает бороться, так пожалейте его хоть немного, ведь сердце его вот-вот разорвется…».

В феврале Teignmouth Electron был поврежден штормом. Требовался ремонт, провести который можно было только на берегу. Несколько дней Кроухерст крутился у побережья Аргентины, прежде чем рискнул 8 марта бросить якорь у крохотной, в ней даже не было телефона, деревушки Рио-Саладо в устье Ла-Платы. Два дня ушло на ремонт, после чего яхтсмен вновь поднял паруса и вышел в море.

Хотя появление тримарана было зафиксировано береговой охраной, остальной мир об этом ничего не узнал. Именно на это надеялся Кроухерст, но в то же время его снедало беспокойство, что тайное станет явным, и если не сейчас, то позже, когда он финиширует и о его плавании напишут в газетах, скажут по радио, и кто-нибудь в Рио-Салдо или прочитает, или услышит и вспомнит… Такая перспектива ужасала яхтсмена, но именно такой исход представлялся ему неизбежным.

Тем не менее он шел на север, к Фолклендским островам, где собирался дожидаться Найджела Тетли. Только 9 апреля он напомнил о себе, послав радиограмму, над «загадочностью» которой трудился не один день: «Девон-Ньюс Эксетер Курс Диггер Рамрес Журнал капут 17697 Какие новости океане».

Однако Родни Холлуорт успешно ее «расшифровал», сочтя, что Диггер Рамрес – это Диего-Рамирес, крошечный остров юго-западнее мыса Горн.

После этого в газетах появилось сообщение, что «наш парень Дональд» не только нашелся, но и огибает мыс Горн, претендуя на приз за самое быстрое время. И снова свое веское слово сказал сэр Френсис, который удивился тому, насколько быстро Кроухерст пересек Тихий океан.

- Я лично просмотрю записи в его судовых журналах, - пообещал Чичестер.

22 апреля 1969 года Робин Нокс-Джонстон финишировал в Фалмуте. На это событие с борта Teignmouth Electron поступило довольно двусмысленное поздравление: «Рад до смерти успеху Нокс-Джонстона, но прошу заметить, что это еще не конец гонки и не стоит забывать о разнице между «Золотым глобусом» и лучшим временем прохождения маршрута. С приветом из разъяренной Южной Атлантики...». Такую развязность можно было объяснить только одним – Дональд Кроухерст намерен обойти Найджела Тетли, тем более что после отказа Бернара Муатесье продолжать гонку, у него не осталось других соперников.

На самом деле Кроухерст не хотел прийти вторым, ведь это гарантировало тщательную проверку, а его фальшивый журнал с подробностями о штормах в Индийском океане и шквалистых ветрах в Тихом ее точно не выдержит. Нет, он будет третьим, и организаторы не будут ни придирчивы, ни внимательны, и ему все сойдет с рук.



Teignmouth Electron спускают на воду с борта «Пикарди»

Тем временем Тетли, узнав, что Кроухерст снова в строю, изо всех сил пришпоривал свой потрепанный волнами тримаран Victress. И тот не выдержал: на рассвете 20 апреля в носовой части основного корпуса оторвало шпангоут, в обшивке образовалась дыра. Тетли повернул к ближайшему порту, но потом опомнился, кое-как залатал дыру и вернулся на прежний курс. 20 мая он был уже у Азорских островов, до Плимута оставалась какая-то тысяча миль. И тут начал шторм. Капитан Victress спустил паруса и лег в дрейф. В полночь его разбудил сильнейший удар и скрежет. Тетли выбрался в кокпит и увидел, что у тримарана оторвало поплавок. Найджел только и успел, что послать сигнал бедствия, захватить документы и перейти на спасательный плот, как его тримаран скрылся в пучине. Утром над плотом пролетел спасательный самолет, а днем по наводке самолета подошел итальянский танкер. Найджел Тетли был спасен.

Узнав об этом, Дональд Кроухерст понял, что… погиб. И нет спасения, даже иллюзии нет. Честь он уже потерял, теперь очередь за репутацией, его обесславят, его проклянут, потому что люди, обманувшиеся в своих ожиданиях, в своих кумирах, не знают ни снисхождения, ни жалости.

И все же он продолжал лгать в микрофон магнитофона: «Я в великолепной форме... Словно могу осуществить все мальчишеские мечты — например, сыграть в крикет за сборную Англию. Я чувствую себя властелином мира. У меня феноменальная реакция! Я подхватываю вещи чуть ли не прежде, чем они начинают падать». На этом магнитофонная лента кончилась, а новую он не заправил…

Он жил словно по инерции. Еще спасала необходимость ремонта рации, которая действительно вышла из строя, все-таки какое-то осмысленное занятие. Он смог устранить поломку, и рация заработала на прием.

- Дональд, если ты меня слышишь, - кричал Родни Холлуорт. - В Тейнмауте ожидается сто тысяч туристов. В твою честь вывешивают флаги! Клэр и дети выйдут на корабле встречать тебя к островам Силли. Можешь сообщить день прибытия?

Отвечать Кроуфорд мог лишь с помощью азбуки Морзе: «Яхта не поезд, она не ходит по расписанию. И я не хочу, чтобы Клэр встречала меня. Только не это».

Многие до сих пор уверены, что никакого самоубийства не было, что Кроухерст снова всех обманул.

Еще 22 июня Кроухерст попал в штиль на самом краю Саргассова моря. Целыми днями он строчил в судовом журнале, порой так нажимая на карандаш, что грифель рвал бумагу. Общий объем им написанного за несколько дней превысил 25000 слов. Это были философские размышления и тщетные попытки оправдать человеческую немощь, то есть попытки оправдать себя. Он соглашался с Эйнштейном, книгу которого о теории относительности взял с собой в плавание, и спорил с космическими пришельцами – теми, которые уже приходили на землю, и теми, в которых мутируют люди, и он в их числе.



Последняя страница судового журнала

Он писал: «Человек – это рычаг, плечо и силу которого он определяет для себя сам».

Он замечал: «Меня интересует задача о √(-1), потому что она ведет в черный туннель пространственно-временного континуума… В этом туннеле зародятся технологии, благодаря которым у нас отпадет необходимость существовать физически».

Он признавал: «Меня назовут слабаком, но слабак, исключенный из системы, свободен в том, чтобы покинуть ее, составив одно целое с богом».

1 июля он вновь открыл журнал, намереваясь провести хронометраж своих записей. Сначала он ошибся в дате, забыв, что в июне 30 дней, и во времени суток. Но заметил и поправился. Он стал писать, но мысли путались…

11.00. На свете только одна совершенная красота - это красота истины...

11.02. Я сумел проникнуть в сущность обиды…

11.15. Правда раскрыта, и все будет сделано, как требует моя семья…

11.17. Я не должен продолжать игру… я выйду из игры ровно в 11.20. Нет смысла в мучениях... все кончено… кончено… кончено.

Будущее без человека

10 июля 1969 года Teignmouth Electron заметили с судна британских ВМС «Пикарди». На тримаране был поднят единственный парус – на бизань-мачте. И никого на борту… Тем не менее каюта имела обжитой вид - в раковине лежала грязная посуда, на полу валялся спальный мешок, на крючке, привинченном к переборке, болтался выключенный из сети паяльник. На штурманском столике лежали судовые журналы.

Когда новость об исчезновении Дональда Кроухерста достигла британских берегов, страна погрузилась в траур. И конечно же, тут же стали строиться догадки, что могло произойти.

Самую взвешенную позицию занял Нокс-Джонстон. По его словам, даже самый предусмотрительный моряк после длительного плавания в одиночку начинает преувеличивать собственные силы и пренебрегает правилами безопасности, тогда как резкий крен яхты может привести к падению за борт без всяких шансов догнать удаляющееся судно.

Но появились и совершенно дикие версии. Например, что яхтсмена схватил гигантский осьминог. Или что тут не обошлось без воздействия мистических сил, ведь в этих местах, в районе 35-й параллели, за две недели были найдены еще четыре пустых яхты, и если одна из них плавала килем вверх, то на остальных было все в порядке… за исключением того, что отсутствовал экипаж.



Тримаран Дональда Кроухерста на берегу острова Кайман-Брак. Март 2011 года

Был образован фонд помощи семье Дональда Кроухерста. Робин Нокс-Джонсон передал в него свой приз «Золотой глобус» и 5 тысяч фунтов стерлингов. А потом…

Специальная комиссия изучила судовые журналы Кроухерста, хотя самый важный из них – с маршрутом фальшивой кругосветки - исчез вместе с яхтсменом. Также были проанализированы все записи яхтсмена – на отдельных листках, салфетках, не была пропущена ни одна бумажка. По окончании этого кропотливого труда комиссия пришла к выводу, что не было кругосветного путешествия, не было рекордного суточного перехода, а значит, и героя не было… Был циничный обманщик и авантюрист! И за этот обман Господь покарал его безумием, следствием которого стало самоубийство.

Правда открылась, но Робин Нокс-Джонстон не потребовал вернуть ему «Золотой глобус», не говоря уж о деньгах. «Горе его жены и детей стало только горше», - сказал единственный дошедший до финиша участник «Гонки столетия».

Правда открылась, и было решено выплатить Найджелу Тетли «утешительный» приз в размере 1000 фунтов стерлингов. Он принял их с радостью, поскольку был одержим идеей построить точно такой же тримаран, как Victress, вернуться в ту злополучную точку у Азорских островов и закончить свой трагический рейс. И тем самым как бы вернуть себе победу, которой лишил его Дональд Кроухерст. Но имевшихся у Тетли денег хватило только на то, чтобы начать строительство яхты. Рассудок его помутился. Однажды утром он ушел в лес и повесился.

Печальной оказалась и судьба тримарана Teignmouth Electron. «Пикарди» доставил его на один из Каймановых островов. Там тримаран дожидался решения своей участи, пока шло разбирательство дела об исчезновении его капитана. Потом тримарана был продан и перестроен, затем был продан еще несколько раз. Сейчас остатки тримарана гниют на юго-западном берегу острова Кайман-Брак. Никому не нужные…

Путь на экран

Версия Томлина и Холла с обманом, безумием и самоубийством с самого начала подвергалась критике. И действительно, в ней есть уязвимые места, так как все в книге английских журналистов строится на доверии к записям Дональда Кроухерста. Но что, если яхтсмен сознательно «наводил тень на плетень» своей заумной философией? Что, если он не собирался покончить счеты с жизнью? Ну, недаром же некоторые и по сию пору считают, что Кроухерст собрал плавающие в Саргассовом море обломки, соорудил плот и направился на нем к островам Зеленого мыса. А может быть, он натолкнулся на брошенную на границе Бермудского треугольника пустую яхту и поплыл на ней? И вообще, есть люди, которые его видели в Латинской Америке, а один фотограф уверял, что встретил его в Девоншире и узнал сразу же, хотя Кроухерст отпустил бороду.

Совершенно естественно, что такая таинственная история не могла не привлечь людей искусства – писателей, кинематографистов, музыкантов. Приведем лишь несколько примеров. ТаВ1991 на Эдинбургском фестивале была представлена пьеса The Strange Voyage, в основе которой дневники яхтсмена. В 1998 году на суд зрителей была отдана опера Стивена Макки Ravenshead о несчастном безумном моряке. В 1993 году американец Роберт Стоун опубликовал роман, который в русском издании получил название «Перейти грань», и этот роман тоже выстроен на фактах из биографии английского мореплавателя. Но конечно, вершина всего – документальный фильм 2006 года Deep Water. В нем режиссеры Луиза Осмонд и Джерри Ротуэлл реконструировали плавание Дональда Кроухерста с привлечением архивных материалов – аудиозаписей, кадров кинохроники. Но куда важнее для фильма люди, которые выступают комментаторами, это Робин Нокс-Джонстон, дочь Бернара Мутесье – Франсуаза, жена яхтсмена Клэр, которая долгие годы не верила в гибель своего мужа и никогда не верила в то, что он был мошенником, для нее он оставался героем.

…Так каким же вариантом воспользуется «звездный» сценарист Скотт Зи Бернс? Как решит интерпретировать давние события Джеймс Маршал? Какого Дональда Кроухерста сыграет Колин Ферт – расчетливого обманщика, безумца? А может быть, сценарист и режиссер воспользуются советским опытом?

В 1986 году на «Мосфильме» режиссер Никита Орлов снял фильм «Гонка века» по сценарию журналиста-международника Владимира Дунаева. Главную роль исполнил эстонский актер Леонхард Мерзин. Он играл честного человека, загнанного в капкан дикими законами капиталистического общества. И в плавание (на катамаране «Гауя», подходящего тримарана в СССР не нашлось) он пускается, сознавая обреченность свою и своего судна. И все его действия-манипуляции с курсом происходят с одобрения бессердечных спонсоров. А самоубийство героя – это единственная возможность вырваться из кокона лжи… Надо признать, из-за своей идеологической прямоты фильм прошел почти незамеченным, и если бы не Наташа Гусева (та самая «девочка с земли», Алиса Селезнева), сыгравшая роль дочери яхтсмена, фильм давно забылся бы. А так помнят еще ...

Нет, вряд ли создатели нового фильма о Дональде Кроухерсте пойдут хоженым путем. Тем более что у них есть и такой вариант: снять фильм о человеке, ставшим пленником рока. Ведь, выражаясь шахматным языком, это был цугцванг: каждое действие Кроухерста, каждый его ход лишь ухудшал ситуацию, и «рекордный суточный переход» - одно из доказательств этого. Судьба явила себя в словах и поступках и других людей. Вот что было бы, если бы Чичестер не воспрепятствовал тому, чтобы Кроухерст получил Gypsy Moth IV? Что было бы, если бы водитель встречной машины отвернул, и «ягуар» Кроухерста избежал столкновения? Что было бы, если бы Клэр взяла мужа за руку и сказала: «Оставайся дома»?

В отличие от кинематографа, история не знает сослагательного наклонения. И можно сколько угодно гадать, что было бы, если бы... Уверенность есть лишь в одном: не было бы такой истории, которая до сих пор тревожит умы и беспокоит сердца.

Источник

Дик Картер обходит скалу Фастнет. 1965 год.

В первой половине 70-х годов XX века спрос на яхты был невероятным, и бюро Carter Offshore Inc. во главе с Диком Картером выпускало проект за проектом, откликаясь на все запросы заказчиков, которым, впрочем, хотелось одного – побеждать в гонках

Часть первая

Возвращение легенды

В 2013 году мир парусов постигла тяжелая утрата – умер Тед Худ. Принять участие в мемориальной службе в память об этом выдающемся конструкторе посчитали своим долгом многие его коллеги. Среди них был Ив-Мари Тантон, яхтенный дизайнер, снискавший славу еще в начале 70-х годов прошлого века. И все шло как положено, с должным почтением к усопшему, пока Тантон не заметил показавшегося ему знакомым человека. Заметил, пригляделся и не смог сдержать возгласа удивления. Это был Дик Картер! Живой!

Позже Ив-Мари спрашивал себя, кто ему сообщил, что Ричард Картер почил в бозе в 2007 году? Вспоминал и не мог вспомнить. Но сказано это было с такой уверенностью, что он поверил, ведь Дик родился в 1928 году, так что возраст преклонный, все естественно. Теперь Тантону впору было корить себя за то, что он тиражировал эту печальную новость, и даже, насколько ему было известно, всеведущий Интернет теперь полнился двумя датами из биографии Ричарда Картера, между которыми и заключена жизнь человеческая.

Конца службе не было видно, но Ив-Мари не мог ждать. В нарушение приличий, наступив кому-то на ногу, бормоча извинения, он подошел к старику, скромно стоявшему в сторонке, и тихо сказал:

– Дик! Это я, Тантон!

– Привет, дружище, – улыбнулся Картер. – Рад тебя видеть.

– А я-то как рад! Мне сказали, что ты умер.

– Я? – Дик Картер улыбнулся еще шире. – Нет, я просто перевернул еще одну страницу моей жизни. С некоторых пор это вошло у меня в привычку.



Дик и Джон Картеры на International 14

Именно эти слова – о «странице жизни» – Дик Картер повторил в своем интервью, которое он дал вскоре после той памятной встречи с Тантоном. Тот уж постарался – разнес по просторам Сети добрую весть о «воскрешении» старого товарища. Взбудораженные сенсацией журналисты тут же кинулись Картеру. Но повезло лишь одному из них – отвыкший от столь пристального внимания к своей персоне, Ричард Картер дал единственное интервью, согласившись на разговор в библиотеке Нью-Йоркского яхт-клуба.

– Сегодня я совершенно отрезан от океанских гонок, – сразу предупредил он. – В отношении их я совершенный невежа.

– Но это же вы говорили, что парусные гонки – это как малярия: заболев однажды, от них уже не избавиться, – напомнил корреспондент популярного парусного журнала

– Говорил, но сейчас я все чаще думаю, что на самом деле гонки как таковые были мне не так уж интересны, что я просто хотел создавать новые лодки. И я горжусь тем, что у меня получилось улучшить их породу, доказать правоту моих идей, со мной мир яхт стал другим.

– Это бесспорно, мистер Картер.

В августе 1965 года, перед стартом Фастнетской гонки, яхта Rabbit была в самом низу рейтинга. За Однотонный кубок она не боролась – размеры не позволяли, слишком маленькая, в Адмиральском кубке ничего особенного не показала, так что на ее счету были лишь первое место на регате Storm Trysail – это в проливе Лонг-Айленд и вокруг острова Блок, – да еще успешное выступление в гонке по Северному морю. Что и говорить, не такими победами создается репутация. Так что никто не ставил на американца с мальчишеской не по возрасту внешностью и его яхту, которую он построил по собственному проекту. И зря! Это стало ясно с первых минут: 33-футовый «Кролик» с легкостью выиграл старт в своем третьем дивизионе. Потом, обогнав 100 из 150 участвовавших в регате лодок, он стал абсолютным победителем Фастнетской гонки по скорректированному времени с преимуществом в 42 минуты. После этого специалисты дружно заговорили о революции в мире паруса – ее не ждали, но она свершилась!

Понятно, что всем захотелось узнать, кто он, этот Ричард Картер, которого все называют Дик, а он и не против. При этом американец тщательно оберегал privacy – свою частную жизнь, свое «личное пространство». В итоге его окрестили человеком-загадкой в парусном спорте, и лишь со временем по крупицам была собрана кое-какая информация…

Он родился в Америке, на самом востоке страны, в Новой Англии, но влюблен был в Англию Старую. В его семье все были убежденными англофилами. С парусами Дик познакомился в лагере скаутов на берегу одного из озер Нью-Гемпшира. И стал одним из немногих, кто с ходу сдал полагающийся экзамен, услышав от тренера: «Не бросай это дело, парень, у тебя все получится». Эти слова навсегда врезались в его память.

У его родителей был небольшой летний дом на мысе Кейп-Код, штат Массачусетс. Там Дик продолжил свое знакомство с парусами. У него была небольшая лодка, на которой он выходил в море. И если учесть, что это было за время – шла Вторая мировая война и в прибрежных водах было полным-полно противолодочных сетей, то на отсутствие приключений он пожаловаться не мог.

Паруса покорили не только Дика, но и его брата Джона. На пару они купили легкую 14-футовую лодку класса International. Выбор был осмысленным: во-первых, быстрая и норовистая, она идеально подходила для тренировок, ведь братья собирались участвовать в гонках; во-вторых, International 14 была спроектирована в Англии гениальным (по мнению Картеров, и не только их) Уффа Фоксом, конструктором-строителем с острова Уайт.

В 1950 году Дик принял участие в межвузовской лодочной регате, выступая за команду Йельского университета, и в ее составе стал чемпионом Америки. Но его манили другие берега. Позже он признавался: «Книги Фокса привели меня к International 14, а та привела меня к гонкам в Великобритании».



Red Rooster

Его призвали в армию, и он отправился в Германию на одну из американских авиабаз. Служба в военно-воздушной разведке, впрочем, оказалась не слишком суровой. Картер воспользовался этим, отпросился в увольнительную и принял участие в одной из представительных – 90 лодок! – английских регат на яхте Firefly конструкции Уффа Фокса. Результат – он вошел в первую десятку. Позже он скажет: «Меня не огорчило, что я не стал первым. У меня было ощущение, что сбылась моя заветная мечта».

Вернувшись на «гражданку», Дик поступил в магистратуру Гарвардского университета. Отныне его занимали литература, история и искусство. Однако после нескольких лет на берегу он снова перевернул страницу своей жизни и приобрел построенный в Дании 33-футовый стеклопластиковый шлюп Medalist. Вообще-то в его планах были неспешные круизы, но жизнь распорядилась по-другому.

Подвернулась возможность, и в качестве рулевого Дик Картер принял участие в Фастнетской гонке 1963 года. Лавров, увы, он не снискал, а на финише услышал от владельца лодки:

– Вас было двое на румпеле, и вы с трудом удерживали его. Как ты считаешь, Дик, что можно сделать, чтобы улучшить управляемость яхты?

Ну и вопрос… До этого Дик как-то не задумывался над этим. Ему всегда казалось, что гонки – это прежде всего тактика и стратегия, умелая настройка парусов, а корпус яхты… они все примерно одинаковы. Хотя, конечно, у него имелись кое-какие соображения, но он относился к ним с объяснимым скепсисом, да и как иначе, если у нет никаких познаний в судостроении и корабельном дизайне – это же не его любимая романская архитектура!



Rabbit

Тем не менее он затащил в свою спальню чертежную доску и принялся за работу, поминутно сверяясь с книгами Уффы Фокса и пособиями по черчению и замерам.

Типичная яхта для океанских гонок начала 60-х XX века была тяжелой, с длинным килем и комплектом парусов, состоящим из большого грота и набора кливеров, стакселей и спинакеров. При этом гонщики полагали, что ключ к успеху – это крутой бейдевинд и способность выдерживать четко заданный курс, особенно при свежем ветре. Недооценка ими движения в бакштаг, фордевинд и галфвинд была для Картера очевидна.

В то же время правила RORC (Royal Ocean Racing Club), ведь яхте предстоит гоняться в британских водах, давали преимущество за неглубокую осадку. Чтобы это преимущество получить, логично киль сделать небольшим и коротким, а перо руля «оторвать» от него и отнести на несколько футов к корме, туда, где заканчивается ватерлиния. Первым такую схему использовал голландский дизайнер Рикус Ван де Штадт, и Картер не видел причин, чтобы не воспользоваться таким решением. Только он добавит к нему большую ширину лодки, что позволит уменьшить вес балласта, и управляемый закрылок на киле! В сумме это должно улучшить лавировочные качества лодки.

Определившись с главным, Картер договорился о строительстве яхты на верфи Франца Мааса в Нидерландах, причем настоял на внесении депозита, хотя этого от него и не требовали.

– Это не для вас, это для меня, – сказал он Маасу. – Чтобы не расслабляться и помнить, что чертежи и общий план яхты я должен представить не позже октября.

Постепенно на кульмане рождались очертания будущей яхты. Водоизмещение – 5,9 тонн, что было весьма скромно для того времени. Основное парусное вооружение – небольшой грот и большой стаксель, что опять же дает определенные преимущества, согласно правилам RORC. А вот с мачтой поначалу все шло наперекосяк. По задумке Картера она должна была быть алюминиевой и полой, чтобы фалы проходили сквозь нее. Дик обратился к лучшему из создателей мачт Джону Пауэллу, но получил отказ: «Никто не убирает на офшорных лодках фалы внутрь мачт, это просто ни к чему, это глупость, а глупостями я заниматься не собираюсь». Получив такую отповедь, Картер стал искать так нужного ему «глупца», и нашел его в лице Теда Худа. Правда, тот согласился не сразу, все-таки его фирма изготавливала рангоут для гонок яхт 12-метрового класса, но чем-то Картер ему понравился, должно быть, своим напором, и Худ согласился сделать «как велено». А Пауэлл… Осенью следующего года он сетовал в разговорах с яхтсменами, как и он принадлежащим к числу скептиков: «Представляете, какой-то молодой американец приходит ко мне с дурацкой идеей о полой мачте. Я говорю ему, что меня это не интересует, а он идет и выигрывает Фастнет».



Tina

Сомневающихся и недоверчивых и впрямь было много, пожалуй даже – большинство. Признанный специалист по истории и теории яхтостроения Дж. Пазерескис в своей книге «Эволюция обводов крейсерско-гоночных яхт» писал: «С каким удовольствием эти консерваторы слушали рассказы о брочингах и случаях потери управляемости этих «странных» новых лодок. Самим своим существованием Rabbit Дика Картера ужасно раздражал их. К их радости, он потерпел фиаско в гонке вокруг южной оконечности Флориды Форт-Лодердейл. То, что причиной стал обрыв кливер-фала, это они не приняли во внимание, для них был важен лишь факт проигрыша. Поражение в Фастнетской гонке должно было подвести черту под всеми этими новомодными штучками».

Дик Картер: «Обход Фастнета – это настолько всепоглощающий эмоциональный опыт, что ты испытываешь упадок сил, и единственная успокаивающая мысль – это что остальные чувствуют себя также. В этой гонке не всегда выигрывает самый стремительный, и горе той команде, которая, обогнув Фастнет, перестает думать о гонке на пути к Плимуту. Именно на этом этапе можно все выиграть и все проиграть».

Тут они ошибались: Дик Картер никогда не гнался за новинками, даже современным приборам измерения ветра он предпочитал простую нить, привязанную к штагу, а радиопеленгатор и эхолот на яхте традиционно работали плохо, что капитана нисколько не волновало. При создании своей лодки Дик Катер действовал исключительно как прагматик. «Все должно быть рационально, – говорил он. – И по возможности проще, проще, проще».



Red Rooster

Впрочем, этот «рационализм» порой выходил ему боком. Его команда была согласна идти сквозь шторма и снежные бури, но разве обязательно при этом отказываться от хотя бы минимального комфорта на борту?

Сэм Уэлд, друг и первый помощник Картера в команде «Кролика», вспоминал: «Дик был спокойным, невозмутимым, никогда не повышал голос, он всегда он всегда знал, чего хочет. На словах он был двумя руками за комфорт на борту, но условия жизни у нас были спартанскими. Как-то мы сошли на берег, а вернувшись, обнаружили на пирсе у трапа плиту с камбуза и ящик арахисового масла. Дика на лодке не было. Мы отнесли плиту на лодку и подсоединили ее к баллону, а ящик оставили в каюте. И снова отправились на прогулку. Возвращаемся – плита и ящик снова на берегу! Тогда мы пригрозили забастовкой, Дик в ответ что-то бормотал о лишнем весе и вреде горячего питания, но в конце концов уступил. Сухомятка закончилась, мы опять стали друзьями».

Потом была Фастнетская гонка – и победа в ней.

В середине 60-х годов минувшего века фирма Sparkman & Stephens пользовалась непререкаемым авторитетом. Любой проект, который сходил с ее чертежных досок, оказывался удачным, хотя слишком смелых экспериментов там себе не позволяли. И вдруг – Дик Картер и его Rabbit!



Red Rooster

Олин Стефенс в своей автобиографии «Все это, и еще мореплавание» так отзывается о том времени: «Я был впечатлен! Этот закрылок на киле… теперь их называют триммерами… отдельный руль, ширина, мачта! Все это уже было, но Картер первым свел все элементы воедино, и результат оказался ошеломляющим. Его идеи я использовал в следующих своих проектах и не прогадал – наша Intrepid одержала чистую победу в гонках на Кубок «Америки». К Однотонному кубку 1966 года S&S спроектировала две яхты с килями небольшой площади и отдельно установленными рулями, но выиграли не мы, а Tina – новый сверхширокий «однотонник» Дика Картера».

Эту яхту заказал американец Эдвард Стеттинус, которому очень понравился Rabbit. Но у него было несколько условий. Первое: ему нужно семейное судно для круизов. Второе: ему хочется принимать участие в гонках однотонников. Третье: яхта ему нужна немедленно!

Так появилась Tina длиной 37 футов – истинный «выжиматель формулы RORC». С Диком и Джоном Картерами, возглавившими команду, она к радости Эдварда Стеттинуса, выиграла Однотонный кубок в соперничестве с 22 яхтами, многие из которых уже были спроектированы исходя из принципов Дика Картера. А разница в результатах оказалась так мала, что возникла идея включить один из этапов Однотонного кубка в Олимпийские игры. Жаль, что не сложилось…



Трехмачтовая Vendredi Trieze, построенная для трансатлантической гонки одиночек 1972 года

На следующий год на гонке в Гавре первой была яхта Картера «Оптимист». В том же 1967 году он участвовал в гонках за Адмиральский кубок на Rabbit II, а два года спустя Дик Картер предъявил озадаченным конкурентам свою очередную новинку Red Rooster. Эта яхта была, как отзывались о ней, «насквозь новаторской». У нее был двухтонный подъемный киль, позволявший уменьшать осадку до трех футов, и подвесной руль на транце. Профессионалы недоумевали: зачем такие сложности? Картер хранил молчание. Ответ дал Адмиральский кубок. Небольшая осадка Red Rooster позволила ей проскочить по мелководью в проливе Солент, уклонившись от встречного течения, и одержать триумфальную победу. Но отлично показала себя яхта и в Фастнетской гонке несколько месяцев спустя. Снова победа!

Red Rooster стала последней лодкой, на которой Дик Картер всерьез участвовал в гонках, и, по его словам, самой любимой, потому что…

– Помню, – Дик Картер прищурил глаза, – ребята из Новой Зеландии жаловались: достаточно, что ты нас обгоняешь на дистанции, но зачем это делать со своей женой и детьми, сидящими в кокпите? А мы плыли себе и плыли вдоль побережья Франции, пришвартовываясь на ночь к берегу с поднятым килем и рулем. Нам было хорошо.



Jitanа V была спроектирована специально для барона Эдмона де Ротшильда. 1971 г.

Возвращаясь в Соединенные Штаты, Дик Картер занимался не только проектированием яхт, для чего было создано бюро Carter Designs. Став, во многом неожиданно для себя, одним из самых востребованных яхтенных конструкторов, он, по выражению Олина Стефенса, «с энтузиазмом религиозного фанатика» пытался вовлечь американских яхтсменов в гонки по правилам RORC. Вскоре, однако, он несколько скорректировал свою позицию. На ежегодной встрече Североамериканского гоночного яхтенного союза (организации, управляющей гонками в США и Канаде) Картер вновь выступил с призывом «преступить национальные границы», но при этом заявил, что для этого необходимо объединить сильно разнящиеся правила Royal Ocean Racing Club и Cruising Club of America. Предложение докладчика встретило горячее одобрение, и в 1969 году публике были представлены Международные правила для морских гонок (IOR). К великому сожалению Картера, в процессе споров и согласований куда-то делось «базовое» требование американцев о том, что все яхты должны быть способны на комфортабельное плавание на длинные дистанции. Впоследствии это станет «камнем», о который в конце концов споткнется IOR. Но это уже другая история…

Между тем в 1970 году Картер основал конструкторское бюро Carter Offshore Inc. с офисом в бывшей противоподлодочной наблюдательной башне, оставшейся с военных времен в г. Наханте, что близ Бостона, штат Массачусетс.



Дик Картер с дочерью... и яхтой собственной конструкции. 1960 гг.

Цель у бюро была двоякая: с одной стороны, проектирование яхт для серийного производства с продажей лицензий на строительство; с другой – выполнение спецзаказов. Надо заметить, что Carter Offshore Inc. появилась в период беспрецедентного, на грани с эйфорией оптимизма по поводу будущего яхтенной индустрии. Запросы сыпались со всех сторон. В этой атмосфере Картер выпускал проект за проектом и, разумеется, уже не работал над ними в одиночку. В его бюро работали молодые талантливые конструкторы, буквально фонтанировавшие идеями. Дик был внимателен и щедр к ним, но и выжимал досуха, как и полагается настоящему руководителю. При этом он не превратился в нахлебника, его проекты всегда были самыми смелыми.

Начало «серийному направлению» положила 40-футовая яхта, которую Дик впервые назвал своим именем с добавлением цифры, обозначающей длину в футах: Carter 40. Затем появились Carter 30, Carter 33, Carter 35, Carter 37, Carter 39, Carter 43. Они строились в разных странах – в Великобритании, Австралии, Польше, Голландии, Греции, Швеции, Японии. И вот же странность: в США яхты Дика Картера тоже строились, но в небольшом количестве, они вообще были менее популярны, чем в Европе, разве что на Великих Озерах их было несколько десятков. Но в мире-то – тысячи!



Дик Картер

Что касается направления «эксклюзивного», тут недостатка в клиентах не было. В 1971 году бюро разработала 60-футовую Jitanа V для барона Эдмона де Ротшильда. В 1973 году – нарядный Frigate для британского адмирала Каппера, и тогда же чемпион-однотонник Ydra, повторивший успех победителя Однотонного кубка предыдущего года яхты Vai Aniva.

Одним из наиболее необычных проектов стало строительство 120-футовой трехмачтовой шхуны Vendredi Trieze для гонки Single Handed Trans Atlantic в 1972 году. Идея создания такого гиганта принадлежала Дику Картеру: «Нашей задачей было определить максимальный размер лодки и площадь парусов, с которым мог бы справиться один человек». Проработкой конструкции занимался Ив-Мари Тантон. Яхта была построена из стеклопластика на верфи в Сен-Назере для француза Жана-Ива Терлена, который занял на ней второе место в гонке, уступив соотечественнику Алену Кола на тримаране Pen Duick IV. Право же, судьба этой яхты заслуживает отдельного рассказа, сейчас же заметим, что в 1990 году Vendredi Trieze побывала в СССР, с гуманитарной миссией в Одессе, а сейчас океаны бороздит ее реплика Friday Star.



Экипаж Rabbit в гавани Плимута после победы в Фастнетской гонке. 1965 г.

В общем, все шло хорошо, все были полны надежд, как вдруг… Грянул нефтяной кризис 1973–1974 годов. Мировая экономика вздрогнула, оторопела и задышала через раз. Банки стали суровы, клиенты отзывали заказы, для Carter Offshore Inc. наступили сложные времена. Дик Картер встретил перемены к худшему стоически, но тут подоспела еще одна неприятность. Cruising Club of America спонсировал исследование Массачусетского технологического института, нацеленное на разработку новых правил обмера парусных яхт. В результате правила IOR канули в Лету, а с ними оказались не у дел и яхты Дика Картера, растерявшие все свои преимущества – из «выжимателей формулы» они превратились в их «заложников».

Картер негодовал: «Правила можно было изменить и улучшить, их необязательно было отменять». Но что проку бороться, когда все и всё против тебя? И десятилетие спустя после того, как он сконструировал Rabbit, Дик Картер перевернул еще одну страницу в своей жизни.



В бюро Carter Offshore Inc. работали молодые амбициозные конструкторы. 1970 г.

Часть вторая

Экспансия на восток

Первая яхта проекта Carter 30 была построена в 1972 году на верфи Northshore Yachts в Великобритании. И сразу получила признание. Дальше – больше: и яхт, и верфей, где их запускали в серию. В 1975 году в числе стран-производителей оказалась и Польша.

Приобрести лицензию у Carter Offshore Inc. изъявила желание Щецинская судоверфь имени Леонида Телиги, первого поляка, совершившего одиночное кругосветное плавание. На переговоры, которые должны были закончиться подписанием контракта, прибыл сам Дик Картер. Переговоры прошли успешно, чему, несмотря на утренние часы, не в малой степени способствовали бутылки отличной польской водки, выставленные на столы вместо кофе и чая. Картер такой подменой был несколько шокирован, но потом принял как данность: вероятно, у поляков так принято. И контракт был подписан. Со своей стороны Carter Offshore Inc. обязалась предоставить польским партнерам матрицы для формовки корпусов, а также поставлять необходимые материалы и оборудование с тем, чтобы польские Carter 30 могли на равных конкурировать с яхтами, построенными в Европе.



Сделано в Польше

Брала на себя обязательства и судоверфь из Щецина. Она гарантировала, что не будет вносить какие-либо изменения в проект, а буде такая необходимость возникнет, каждый свой шаг согласует с Carter Offshore Inc. Что касается качества будущих «Картеров», то об этом можно не беспокоиться.

– Между прочим, наш Кшиштоф Барановский обошел вокруг света на яхте типа «Арктурус». Это мы построили «Полонез»!

Сказав это, представитель польской стороны ожидал от собеседника другой реакции, но Дик Картер только вежливо склонил голову, давая понять, что услышал и понял.

Лицензия была получена, и верфь приступила к работе. На польский рынок здесь особо не рассчитывали, а на заграницу – очень даже. Стране позарез была нужна валюта, и потому первые «Картеры» продавались в Германию и соседствующие с ней страны по демпинговым ценам. Так бы и дальше, но нельзя, обязательства перед СССР не позволяли.

В свое время Польша нахватала за границей – у капиталистов! – кредитов, а когда пришла пора расплачиваться, с немалым изумлением обнаружила, что просчиталась, отдавать нечем. Как бывало и прежде, обратились за помощью к «старшему брату», и Советский Союз выручил – погасил польскую задолженность перед алчными чужеземными кредиторами. Но теперь Польская народная республика стала должна уже СССР – это в частности, а Совету экономической взаимопомощи социалистических стран (СЭВ) – в целом. Правда, расплатиться с восточным соседом можно было не деньгами, а товарами, для чего было заключено специальное межправительственное соглашение. И потекли в Союз реки польской парфюмерии, текстиля и трикотажа… пригодились и яхты.



Сделано в Польше

Польская экспортная компания «Навимор» свою первую выставку провела в Одессе в 1973 году. Вторую - в Таллинском яхт-клубе «Калев» год спустя. Третья была посвящена тридцатилетию Народной Польши и прошла в Москве. Четвертая - в сентябре 1975 года в Сухуми. Пятая – в Ленинграде, в гавани яхт-клуба Балтийского морского пароходства осенью 1976 года. Ну, и хватит, пожалуй, они и дальше проводились в разных городах, даже вполне себе сухопутных, вроде Кишинева, и дальних, таких как Находка и Владивосток. Главное все же в другом – на всех этих выставках заключались договоры о покупке польских яхт, и не только прогулочных и гоночных, но и крейсерских.

Представленные образцы в Польшу тоже не возвращались, переходя в руки, соответственно, одесситов и эстонцев, москвичей, грузин, ленинградцев: по негласной договоренности принимающая сторона обладала приоритетом на покупку яхт.

С этим все было не просто – подошел, понравилась, купил, ну, или подошел, понравилась, заказал, получил, расплатился. За процесс отвечали представители Торгово-промышленной палаты СССР в лице всесоюзного объединения «Судоимпорт», через который заключались контракты на поставку польских яхт. Заключить же означенный контракт имели право только спортивные организации, яхт-клубы и предприятия различной министерской подчиненности. Несмотря на такие ограничения, желающих было много. Очень много! Даже слишком много.



Сделано в Польше

Почему – понятно. Две советские верфи – в Ленинграде и Таллине – могли удовлетворить спрос процентов на 30%, и это в лучшие годы. Качество их продукции тоже оставляло желать лучшего, причем касалось это и корпусов, и рангоута, и парусов, да практически всего. По сравнению с ними польские яхты выглядели, да и были на самом деле, как дамы света рядом с простоволосыми крестьянками. Если они были деревянными, то корпуса изготовлялись из высокосортных материалов – кедра, дуба, красного дерева. Если из стеклопластика, то на основе реактивов и стеклоткани от лучших заграничных фирм. Паруса были дакроновыми, мачты – алюминиевыми, дизели – малогабаритными, плюс к этому различные приборы. Все это польские верфи приобретали у специализированных шведских, английских и французских компаний. Да что говорить, на большинстве польских яхт были проточные гальюны! Это после привычного-то у нас ведра…

Крейсерские яхты из Польши начали поступать в СССР начиная с 1973 года: «Опал», «Сапфир», «Смарагд», «Нефрит» - от любящей драгоценные и полудрагоценные камни Гданьской судоверфи «Стоги»; «Конрад-54» и «Конрад-25» (последняя на самом деле - Peterson 25) - от верфи имени Джозефа Конрада-Коженевского; «Капелла», «Таурус» и «Арктурус» - от Щецинской верфи имени Леонида Телиги. В 1975 году этот ряд пополнили «Картеры-30».

Ассортимент, что и говорить, достаточно широкий, даже пестрый, и этому было свое объяснение. В Спорткомитете СССР все заботы были об олимпизме, крейсерские яхты интересовали «комитетчиков» лишь постольку-поскольку. И ладно бы, и пусть, но в своем чиновничьем раже ответственные за парусный спорт то и дело вели себя подобно слону в посудной лавке. Например, в середине 70-х годов был взят курс на омоложение спортивных команд, доступ на соревнования возрастных яхтсменов был резко ограничен. Обидели людей, но и обиженные, они не собирались расставаться с парусами. Но на чем ходить? Только на крейсерских яхтах. В результате спрос на польские «крейсера», и без того немаленький, возрос еще больше, и «Судоимпорт» покупал все, что бы ни предложили польские верфи.

Все изменилась, когда в 1979 году в центральном аппарате Спорткомитета появился Анатолий Кондаков, яхтсмен, мастер спорта, человек, бесконечно преданный парусу.



В гонке, проводящейся российской ассоциацией яхт класса «Картер-30»

- В СССР был жуткий дефицит на все «водоплавающее», - соглашается Анатолий Николаевич. – При таком раскладе продавцу легко диктовать свои правила. Положение это надо было менять, чем я и занялся, самостоятельно принимая решения о номенклатуре и количестве закупаемых яхт и яхтенного оборудования. В значительной степени этому способствовала ситуация в Польше начала 80-х годов. Тогда, после истории с профсоюзом «Солидарность», новый глава государства Войцех Ярузельский закрутил гайки, в результате чего был перекрыт выход польским производителям на западные рынки. Что касается яхт, то если бы не поставки в СССР, польское малотоннажное судостроение просто рухнуло бы. Мы готовы были наращивать закупки, но для этого необходимы были дополнительные средства,  а получить их можно было только через Госплан СССР. Туда я и обратился, заручившись поддержкой друзей. Как – это отдельный разговор, но мне удалось добиться ежегодного увеличения размера сумм, выделяемых на закупку яхт. В том числе и «Картеров-30», которые были для меня в числе безусловных фаворитов. С 1976 года по 1981-й к нам поступало четыре «Картера» в год, а со следующего года мы стали покупать их по 15-20. Правда, уже без дизелей и с польским рангоутом. Во второй половине 80-х, в связи с окончанием действия лицензии и по мере выработки оснастки, поляки изменили матрицу палубы, и яхты стали называться Opty 91, по сути оставаясь тем же Carter 30. Возглавив Спортсудорегистр СССР, я получил возможность влиять и на распределение яхт по стране, и должен сказать, несколько умерил аппетиты прибалтийских республик в пользу других регионов, так было справедливо.

Яхты закупались в Польше до 1990 года, когда… в общем, понятно, что произошло тогда. Подводя же итог, надо сказать прямо и честно: если бы не польские яхты, крейсерских гонок в их современном понимании в СССР просто не было бы, а многие яхтсмены, завершив спортивную карьеру, вынужденно попрощаться бы с парусами. И вдруг у них появился шанс! Именно так среди «картеристов» оказался бывший «финнист» Михаил Апухтин, ныне президент ассоциации яхт класса Carter 30 в России.

- В «Картер» я пришел в 1986 году. Тогда в Москве их было порядка 30 штук. И на них очень здорово гонялись. Помню, в чемпионате Москвы в 1989 году участвовали 34 лодки! Числились они за разными яхт-клубами, а в начале 90-х их начали активно выкупать. Тогда же их стали, скажем так, совершенствовать. Новое оборудование, новые паруса… Хотя формально принадлежали лодки к одному классу, монотипами они не являлись, поэтому гоняться приходилось с использованием гандикапа. Нам хотелось «добавить спорта» в гонки, и Валерий Пильчин от лица федерации парусного спорта Московской области начал с того, что собрал мерителей и предложил им создать правила класса. Занимался этим я. Потом Валерий Юрьевич организовал первый чемпионат России в «Картере». Но ассоциации тогда еще не было, она возникла в 2005 году, когда два чемпионата страны было уже позади. Сейчас у нас более 200 членов, и это не только москвичи. «Картеры» есть везде, и команды приезжают к нам на соревнования из Новосибирска, с Волги… Приезжают, арендуют лодки – и вперед. Мы проводим чемпионат, три этапа кубка России. Короче, живем насыщенной жизнью. Думаем ли о будущем? А что, лодки крепкие, хотя многим из них уже за 40. Поживут еще. Это без ухода яхты умирают, а при должном – только радуют.



Михаил Апухтин вручает награду победителю

В этот день, когда мы беседовали с Михаилом Апухтиным, на Пироговском водохранилище состоялась маршрутная гонка «Картеров» - в память о выдающемся яхтсмене Викторе Потапове. Он, бронзовый призер Олимпийских игр 1972 года, двукратный чемпион мира, очень любил «Картер», и гоняться с ним, по общему мнению, было одно удовольствие. А два года назад Виктор Яковлевич стал чемпионом России в классе «Катер-30»! И вот теперь первая регата его имени и в память о нем…

Сейчас ассоциация объединяет яхты моделей Carter 30, Opty 91 и Teliga 89 (обводы корпуса и парусное вооружение такие же, как у «Картера», но установлен полубалансирный руль и видоизменена рубка). Ассоциация «картеристов» есть и в Болгарии, которая тоже получила от Польши в свое время много лодок. К слову, одна их них – «Кор Кароли» – сейчас является музейным экспонатом: на ней Георгий Георгиев первым из болгарских яхтсменов обошел в одиночку вокруг света, и это - Carter 30!

Да, хорошую лодку придумал Дик Картер. Хорошие яхты делали по его проектам, и долго и много было сделано.  Считается, что уже к середине 80-х годов - более 600. А последнюю построили в 1990 году англичане… Но это неверно! Потому что в 2006 году польские судостроители «оживили» старую матрицу с построили самый настоящий Carter 30 для российских яхтсменов из Новосибирска. Они и сейчас готовы строить, для этого есть все необходимое, только заказ должен быть от трех экземпляров. И как знать…

P.S. В этом году Ричарду (Дику) Картеру – 90 лет! И он в хорошей форме. Большую часть года мистер Картер проводит в своем доме на мысе Кейп-Код и до недавних пор регулярно выходил под парусами в залив Баззардс на яхте Widgeon. Несколько летних месяцев он проводит в Котсуолде, среди холмов южной Англии, далеко от моря. Его любимые собеседники – книги по истории XVI–XVII веков. Еще он работает над автобиографией и по-прежнему сторонится журналистов. И потому мы выражаем искреннюю признательность его дочери Кэтрин Картер за помощь в подготовке этого материала.



В гонках "Картеров" борьба всегда острая

Российские капитаны о своих "Картерах"

Александр Михайлов, капитан яхты «Русич-С»:

«В советские времена Онежская регата собирала до 150 яхт и продолжалась две недели. Гонки могли длиться несколько суток и были больше похожи на экспедицию в тяжелых северных условиях. Думаю, что своей популярностью Carter 30 во многом обязан этой регате. При этом он поражал невиданным в те времена комфортом: душ, туалет, камбуз и уютная кают-компания с возможностью стоять в полный рост».

Дмитрий Серпухин, капитан яхты «Сюрприз»:

«Я не считаю, что Carter 30 обладает выдающимися гоночными качествами, но я совершенно уверен в великолепной мореходности этой лодки, и мне очень нравится красивый силуэт ее корпуса, совсем не похожий на современные гоночные и чартерные «утюги». На этой яхте хочется жить и путешествовать».

Виктор Зеленцов, капитан яхты «Курс»:

«Это универсальная яхта в самом классическом понимании, одинаково пригодная как для дальних плаваний семейным экипажем, так и для участия в регатах. Ее главное отличительное качество – надежность, при этом у нее спортивный характер».

Михаил Хавин, капитан «Гея»:

«Если говорить об эксплуатационных качествах, то Carter 30 великолепный ходок: там, где другие «штопают» лавировкой с раствором галсов градусов на 100-110, Carter укладывается в 80-90. У лодки, безусловно, есть недостатки, но связаны они прежде всего с качеством изготовления. И тем не менее «Картер» необыкновенно живуч. Такая вот «добрая лошадь».

Carter -30

Длина– 9,07 м
Длина по ватерлинии – 7.01 м
Ширина – 3,07 м
Осадка – 1, 68 м
Высота мачты от ватерлинии – 12 м
Высота надводного борта – 1 м
Водоизмещение – 3,3 тонны
Балласт – 1,35 т
Материал корпуса – пластик
Парусное вооружение – бермудский шлюп
Обмерная площадь парусности – 35,68 м
     грот – 14,34 м
     генуя – 30 м
     спинакер – 82 м
Спальных мест – 5
Танк питьевой воды – 114 л
Двигатель – дизель (в оригинале 12-сильный Yanmar) или подвесной мотор
Топливный бак – 57 л

Источник

Джерри Спис и Yankee Girl

Джерри Спис пересек акеан на яхточке, на которой и вытянуться толком было невозможно, И установил рекорд "малости" судна. Но продержался этот рекорд недолго... Вся ястория океанского мини-яхтостроения - в справке к этой статье.

«Любой цели можно добиться, если не обращать внимания на вопрос «зачем тебе это надо?»

Джерри Спис

Вопреки всему

Ему все равно никто не поверит. В глаза будут говорить одно, а за глаза… Наверняка обвинят в тщеславии, гордыне, других смертных грехах.

Джерри усмехнулся: во всех не получится! Прелюбодеяние не в счет и чревоугодие. И не потому, что он аскет, умерщвляющий плоть свою, просто на «Yankee Girl» нет женщин, на ней вообще никого нет – кроме него, естественно: капитана, матроса и кока в одном лице. Второй человек здесь не поместится. Что до обжорства, то он бы и рад побаловать себя деликатесами… и побольше! побольше!.. только запасы его скромны, они рассчитаны по дням и калориям, дозированы до последнего грамма. И все по той же причине: его яхта слишком мала, а путь до Англии долог. К тому же, океан может не ограничиться преподнесенными сюрпризами, а подложить новую свинью.

Под веками появилась свиная отбивная. С золотистой корочкой, припорошенная зеленью, только что с огня, даже воздух над ней дрожит.

Джерри пробежался пальцами по плотным рядам консервных банок и вытащил одну — со свиной тушенкой.

Божественное кушанье! Он знает, он уже пробовал.

Прежде, чем приступить к трапезе, Джерри выглянул наружу. Никого и ничего. Океан пуст и безмятежен. Но лишний раз проверить не мешает. К тому, что это никогда не лишнее, его приучили… персики. Когда это было? Да, точно, 24 июня.

К тому времени у него уже вошло в привычку ужинать на закате – и не позже. Промедли, оставь люк открытым, и конденсат будет таким, что одежду хоть выжимай. А сушить ее на «Yankee Girl» негде.

Он поел и задвинул крышку люка, препоручив яхту заботам Гольфстрима, пусть несет ее к Англии, туда ему и нужно.

Сон пришел быстро и так же легко отступил ровно через час. Надо осмотреться, таков порядок. И он обязательно это сделает, но позже, а пока… Ему вдруг так захотелось персиков, аж скулы свело.

Чтобы найти нужную банку, он зажег свет. Когда банка была вскрыта, свет он выключил. Аккумуляторы надо беречь, а мерцающей шкалы радиоприемника хватит, чтобы не пронести ложку мимо рта.

В это мгновение сквозь 4-дюймовые иллюминаторы внутрь лодки ворвались огненные лучи.

Рука дрогнула, персик упал на колени, сладкий сироп потек по подбородку.

Гигантский сухогруз раздавил бы и его, и его яхту, и даже не заметил бы этого, как человек не замечает попавшее под ногу насекомое. Но им повезло, они уцелели.

Он дернул люк так, что чуть не вырвал его из пазов.

Рядом с ним, метрах в тридцати, двигалась стальная стена. Корабль!

«Yankee Girl» бросило к исполину, потом закружило и отшвырнуло в сторону.

Показались кормовые огни.

Медленно выдохнув, он склонился над передатчиком.

- WXQ9684, WXQ9684, это яхта «Yankee Girl»…

В ответ раздалось сердитое:

- Это «African Comet». Вас не было на экране радара. Скажите спасибо, что увидели ваши огни. Еле-еле успели отвернуть. Вам нужна помощь?

- Н-нет.

Огни? Он не мог сообразить: какие огни? Потом понял: он ведь зажигал свет. На минуту. Даже меньше… Как же его разглядели с мостика «African Comet»? Непостижимо! А если бы он проснулся на четверть часа позже? Если бы ему не захотелось сладкого и он не зажег бы свет?

От этих мыслей стало так зябко, что он обхватил плечи руками – и пожалел, что среди книг, которые он взял с собой, есть Библия, воспоминания Джошуа Слокама, «Дон Кихот», томик Марка Твена, наконец, краткое руководство для начинающих яхтсменов, но нет сборника О.Генри с рассказом «Персики». В той прелестной новелле тоже все кончается хорошо. И тоже совершенно случайно, вопреки всему.

Десять футов

Ему так никто и не поверил. Потому что Джерри Спис попал-таки в «Книгу рекордов Гиннесса» — как человек, в одиночку пересекший Северную Атлантику на самой маленькой яхте. Его имя встало рядом с именем американца Хьюго Вилема, который пересек Атлантический океан на яхте «April Fool» длиной всего 1,84 метра. Но Вилем плыл с востока на запад в зоне пассатов, а Спис с запада на восток и гораздо севернее.



Yankee Girl под всеми парусами

Тем не менее, Спис стоял на своем, утверждая, что длина его яхты была продиктована исключительно «конструктивными соображениями». Возможно, зерно истины в этом и было.

Все началось задолго до 1979 года, когда состоялся рекордный вояж. С детства Джерри Спис обожал лодки и паруса, хотя это довольно странно, учитывая, что его родной штат – Миннесота, может похвастаться разве что озерами и водохранилищами. Джерри плавал на всем, что плавает, и поднимал на мачту все, во что может дуть ветер. Так было в детстве, так было в юности, так не могло продолжаться бесконечно. В конце 60-х с женой Салли они стали владельцами самой настоящей яхты! Длина ее, правда, была скромной – 5.18 метра, зато название громким — «Yankee Doodle». За несколько месяцев на своем суденышке супруги прошли всю Миссисипи, побывали в Панаме, Эквадоре и… вернулись обратно в Миннесоту.

То плавание вселило в школьного учителя из Миннесоты уверенность, что ему любое море по колено. Да и лодку себе он сделает сам, и будет она не хуже, а лучше, чем у других!

Два года ушло на строительство тримарана, который Джерри назвал тоже звучно: «Yankee Spirit». Плыть он решил далеко – вокруг света, и непременно в одиночку. Как Слокам! Как Жербо! Как Чичестер и Робин Нокс-Джонсон, наконец!

Салли не возражала. Родителям Джерри, которые пытались отговорить его, она сказала:

-  Если у моего мужа есть мечта, разве я вправе отнимать ее?

В 1974 году «Yankee Spirit» покинул Майями и направился к Багамским островам, а уже через несколько дней тримаран привели на буксире обратно. Без мачты и капитана, который попал в больницу с нервным расстройством и множественными травмами, по счастью, совместимыми с жизнью.

Да, шторм, который едва не отправил тримаран на дно, был страшным, однако по прошествии нескольких недель после выздоровления Джерри Спис вынужден был признать, что вина за происшедшее лежит только на нем.

Он был так самонадеян, что его следовало наказать за это, и так глуп, что сделать это было легче легкого. И вообще, кто он такой, чтобы покорять океаны? Их вообще нельзя покорить! Пересечь океан можно лишь с уважением к нему, в сотрудничестве с ним.

Джерри не отказался от своей мечты, но прошло несколько лет, прежде чем он начал понимать, какая ему нужна яхта, чтобы добиться цели. Ему нужен поплавок! Ведь поплавок не тонет, ему не страшны волны, ветер. В то же время его «поплавок» должен быть достаточно большим, чтобы вместить человека, а также все, что нужно для дальнего плавания. При этом «поплавок» должен не просто болтаться в воде, а ходить под парусом и, желательно, даже круто к ветру.

16 января 1977 года стал днем рождения «Yankee Girl». Нет, яхты еще не было, но на листе бумаги уже была проведена первая линия и написано: «Длина — 10 футов».

Он не хотел идти быстро. В этом не было необходимости. Он хотел идти далеко.

Джерри чертил, стирал и чертил снова. Постепенно становились ясны основные измерения: ширина, осадка, площадь парусности… Скулы – острые. Балласт… А вот балласта как такового не будет. Он необходим, чтобы лодка могла спрямляться при крене, но он же лишает лодку запаса водоизмещения, во-первых, и всегда готов утянуть ее на дно, во-вторых. Нет, Джерри Спис хотел, чтобы его яхта ко всему прочему была и непотопляемой!



Scooter — подросшая Yankee Girl: последнее творение Джерри Списа

Противоречия казались неразрешимыми, и надо было выбирать – бросить это дело или все же строить, надеясь решать проблемы по мере их возникновения.

- Буду строить, — сказал он супруге.

Та кивнула.

- Но ты не беспокойся, — заторопился Джерри. – Это не потребует больших затрат. Строить я буду сам. В гараже.

Супруга опять кивнула. Она была образцовой женой, Салли Спис.

Необходимые для строительства яхты материалы Джерри раздобыл на идущем под снос складе, где нашлось много полок и фанерных перегородок. Все это «дерево» обошлось ему в 20 долларов. Оставалось только вытащить ржавые гвозди…

Размеры яхты позволили применить уникальную технологию создания «скелета»: киль форштевень, ахтерштевень, четыре шпангоута, стенки  надстройки, комингсы Джерри выпилил электролобзиком. Где требовалось, фанера склеивалась в два или три слоя. В итоге получился сверхпрочный набор. Потом он был обшит 9-миллиметровой фанерой, зачищен и тщательно оклеен четырьмя слоями стеклоткани.

Следующим этапом было испытание на воде. «Yankee Girl» установили на трейлер и доставили на берег ближайшего озера. Лишь только яхта оказалась на воде, как тут же стала заваливаться на бок. Пришлось ее срочно затаскивать обратно на трейлер. Джерри было стыдно: поторопился установить мачту, а о том, чтобы нагрузить лодку, не подумал.

Как нагрузить? Чем? Эти вопросы Джерри Спис решал всю зиму, и лишь к весне 1978 года нашел ответы.

Сначала он рассудил так: если без балласта все равно не обойтись, то пусть им будут банки с консервами и емкости с пресной водой и топливом.

По самым скромным расчетам, однако, выходило, что ему потребуется 450 банок консервов и 680 литров воды. Да его лодка просто не выдержит такой нагрузки!

От подобной арифметики впору было впасть в отчаяние. Вместо этого Джерри стал ставить на себе эксперименты и через месяц сумел снизить суточное потребление воды в 6 раз. А это «на круг» уже 113 литров. Терпимо.

Что касается консервов, то они тоже бывают разные. Опыты в домашней ванне показали, что банки с кукурузой не тонут, а банки с бобами сразу идут на дно. Хорошо, что он не любит бобы! Значит, берем те банки, которые не тонут, вот вам и запас плавучести для «Yankee Girl». А воду он возьмет дистиллированную, в плоских флягах. Кстати, вода в воде не тонет, и это тоже плюс. По мере того, как консервы и пресная вода будут расходоваться, банки и фляги он станет заполнять морской водой. И все ради нее, остойчивости!



Джерри Спис с поклонниками и на борту своей яхты (фото из английских газет 1979 года)

Целый год Джерри готовился, тщательно продумывая каждую деталь. Скажем, у каждой вещи на яхте, и это понятно, должно быть свое место, причем максимально скромное. Одежда? Ее можно свернуть в рулончики и рассовать по пластиковым банкам. Ножницы? Их – в стакан с ложкой и вилкой, а стакан — в контейнер с газовой плиткой.

Постой-ка, а как он будет готовить? Джерри прикинул так и сяк, и нашел выход: садимся на койку, плитку зажимаем коленями, крышку кастрюли придерживаем левой рукой, потому что правая при необходимости — на румпеле.

Он говорил Салли:

- Понимаешь, это как цепь, в которой должно быть надежно каждое звено.

В конце концов наступил момент, когда он сказал себе: лодка готова, надо плыть или… Да, теперь он был уверен в своей яхте, но чем дальше, тем больше сомневался в себе. Выдержит ли? Проверить это можно было только одним способом, и он назначил день отплытия.

Один на один

Он отплыл 1 июня 1979 года из Вирджиния-Бич, что недалеко от Норфолка. Впереди его ждали три с половиной тысячи миль до английского Фалмута.

В первые дни все было отлично: попутный ветер, солнце, пологие волны. Но так не бывает, чтобы все было хорошо. Позже, уже после финиша, Джерри Спис признается со смехом:

- «Yankee Girl» была забита припасами, и я чувствовал себя так, будто меня заперли в чемодане. Я хвастался тем, что оборудовал на лодке койку, на которой могу вытянуться. Куда там! Я и сидеть-то толком не мог.

Постепенно, однако, мореплаватель обустраивался на борту. От былой неуверенности не осталось и следа. Теперь Джерри точно знал, что все сделал правильно, что рискнул и направился через океан на своей малютке. Он был полон оптимизма, и в радиоразговоре с капитаном теплохода «Билдердик» без конца сыпал шутками.

Два дня спустя ему было уже не до смеха. Шторм начался внезапно, и с каждой минутой волны становились все выше. Джерри убрал паруса, а потом убрался и сам – в свой «чемодан».

Когда раздался удар, и яхту положило на бок, Джерри даже не успел испугаться. Потому что «Yankee Girl» тут же выпрямилась. И всех неприятностей от происшествия – немного воды, которая просочилась сквозь резиновый уплотнитель щели для румпеля.



Джерри Спис в кокпите-каюте Yankee Girl (фото из английских газет 1979 года)

Шторм то немного стихал, то вновь набирал силу. Так продолжалось до 15 июня. Наконец ветер присмирел настолько, что можно было поднимать паруса, по крайней мере стаксель. Для этого Джерри нужно было выбраться из люка. А ноги не слушались – подгибались, дрожали. Пришлось их разминать и массировать до тех пор, пока к ним не вернулась их главная функция – удерживать тело в вертикальном положении.

Джерри выполз из люка, вцепился в мачту и с трудом выпрямился. Как же здорово вот так…стоять, просто стоять. Но надо заняться парусом. Он нагнулся, бросил взгляд в сторону и похолодел. С северо-запада на него катилась огромная волна.

«Она шла поперек других волн и сминала их, будто они были сделаны из бумаги, — писал Джерри Спис в своей книге «Один против Атлантики». – Вот она нависла над нами. Сейчас она обрушится, и вода затопит лодку, люк-то я оставил открытым. Волна ударила меня, и я полетел во вспененную воду. Вынырнув, я увидел, что весь левый борт скрылся под водой. Увеличься крен еще немного или ударь новая волна – лодку зальет, она перевернется, страховочный конец обернется вокруг, и я навсегда останусь в подводной ловушке! Мне удалось схватиться за ванту, и в этот момент «Yankee Girl» выпрямилась, буквально выдернув меня из воды. Все произошло так стремительно, что я даже не успел потерять очки».

Это был хороший, хотя и жестокий урок. А через день океан разгладился и стал ласковым как кошка, которая забыла, что она тигр.

Миля за милей оставались за кормой. В среднем «Yankee Girl» проходила по 60 миль в день, что очень неплохо для яхточки таких размеров.

Джерри подумал, что есть резон внести коррективы в его планы. Согласно им, он должен был зайти на Азорские острова, и уже оттуда направиться в «туманным британским берегам». Однако, следуя «букве», ему придется изменить курс, отказавшись от попутного ветра, соответственно упадет скорость… Нет, не будем догматиками, пойдем прямо – в Англию! К тому же, Джерри не мог ручаться, что, ступив на землю Азор, сумеет заставить себя вернуться на «Yankee Girl»…

Он сделал все, что мог, для своей маленькой лодки. Теперь ей предстояло позаботиться о нем.

15 июля он установил рекорд суточного перехода – 84 мили. Погода оставалась вполне пристойной. Настроение поднимали разговоры по радио с проходившими мимо судами. Лишь когда «Yankee Girl» была уже у мыса Лизард, погода начала портиться. Но, похоже, это было последнее испытание, а по сравнению с тем, что ему довелось пережить в океане, не испытание даже, а так – небольшая неприятность.

- Эй, на «Yankee Girl»! Джерри!

Он подумал, что у него начались галлюцинации. Пока слуховые… Проклятое одиночество! Он так часто думает о Салли, что ему уже слышится ее голос! И все же Джерри отодвинул люк…

На носу лоцманского катера, качавшегося в двадцати метрах от него, в окружении журналистов с фотоаппаратами стояли его родители и жена.

Увидев его, они замахали руками, как одержимые.

- Джерри, ты молодец! – кричал отец

- Ты хорошо выглядишь, сын! – уверяла мать

- Ты спал прошлой ночью? – крикнула Салли и вдруг разрыдалась.

И тут Джерри Спис понял, что тоже плачет.

24 июля в 16.30 по Гринвичу «Yankee Girl» ошвартовалась в порту Фалмута.

Два года спустя в «Книге рекордов Гиннеса» вновь появилось имя Джерри Списа. Ему потребовалось 108 суток, чтобы дойти от Лонг-Бич в Калифорнии до Сиднея. Разумеется, в одиночку, и конечно же, на «Yankee Girl».

Он не шел напрямую. При всей вере в уникальные способности своей яхты, это было бы чистым безумием. А сумасшедшим он не был. Это другие считают его таковым, но он-то знает…

Джерри направился на Гавайи (переход занял 34 дня), потом завернул на атолл Фаннинг, побывал на островах Фиджи и Новая Каледония, и уже оттуда взял курс на Австралию.



Yankee Girl — экспонат музея в городе Сент-Пол, Миннесота

На сей раз он был готов лучше, чем во время броска через Атлантику. Памятуя о том, как чуть не оказался под штевнем «African Comet», он оборудовал «Yankee Girl» сигнальными огнями и радиолокационным отражателем. Некоторые изменения претерпел и ассортимент продовольственных запасов (в пользу тушенки за счет фасоли). Также Джерри взял с собой 35 футболок, 35 пар носков, 10 пар брюк, 28 рубашек с длинными рукавами, 5 свитеров, 6 пар перчаток…  Если нельзя постирать и высушить, проще поносить и выбросить, верно?

Намного чаще, чем в Атлантическом океане, он пользовался мотором — по той простой причине, что больше было штилей. А они хуже штормов, потому что неподвижность – лодки и человека в ней, провоцирует депрессию, от которой и впрямь можно повредиться в уме. У него было 250 литров топлива, вот он и «жег» его потихонечку, делая по 50 миль в сутки. Движение – это жизнь! Правда, как-то мотор забарахлил, и Джерри наглотался выхлопных газов до такой степени, что чуть не свалился на борт, но это так – издержки.

Были и шторма, как же без них в Тихом океане. Однако опыт — великая вещь. Джерри безошибочно угадывал, когда надо спускать паруса. Сделав все для своей маленькой лодки, он укрывался внутри и задвигал за собой люк. Теперь очередь «Yankee Girl» ухаживать за ним. А он пока подумает над тем, чем будет заниматься после этого рейса, и, пожалуй, перекусит… персиками.

В Сиднейскую бухту они с «Yankee Girl» вошли под всеми парусами.

Биография

Джеральд Ф. Спис родился в 1940 году городе White Bear Lake, штат Миннесота. Закончил университет со степенью в области психологии. Служил в ВВС США. После службы устроился работать учителем, однако работа не приносила ему удовлетворения. Настоящей отдушиной для него стал парусный спорт. В 1969–1970 годах с женой Салли, инженером-программистом, совершил большое путешествие на яхте «Yankee Doodle». В 1974 году на тримаране «Yankee Spirit» отправился в кругосветное плавание, но уже через два дня тримаран потерял мачту, а яхтсмен едва не расстался с жизнью.  В 1979 году Джерри Спис на яхте «Yankee Girl» пересек Атлантику, а два года спустя — Тихий океан. После этого Спис заявил, что прекращает дальние плавания, потому что «это слишком тяжело – жить на краю 24 часа в сутки». Яхта «Yankee Girl» стала экспонатом Исторического музея в городе Сан-Пол, Миннесота. Слово свое Джерри Спис сдержал – больше за море он не ходил.



Обложка книги Джерри Списа «В одиночку против Атлантики»

«Yankee Girl»

Длина корпуса – 3.05 м

Длина по КВЛ – 2.95 м

Ширина – 1.67 м

Осадка днищем – 0.56 м

Высота надводного борта – о.51 м

Водоизмещение набольшее – 1000 кг

Высота мачты от КВЛ – 5.23 м

Паруса: грот 4.08 м. кв., стаксель – 3.62 м. кв, спинакер – 16.7 м. кв.

Подвесной мотор «Эвинруд», 4 л. с.

Убежденные минималисты

Рассказ о плаваниях Джерри Списа будет неполным, если не поведать о его предшественниках и его последователях – яхтсменах, всем прочим яхтам предпочитающим крохотные. Но какую длину яхты взять за ориентир? Пять метров? Тогда их будет много. Четыре? Тогда многие окажутся «за бортом». Пусть будет 4.5 м.


1892 год. Опытный моряк, капитан Уильям Эндрюс отправляется через Атлантику на яхте «Sapolio» длиной 4.4 м. За год до этого он уступил в гонке через океан Джошуа Лоулору. Тогда лодка Эндрюса «Сирена» имела длину 5.8 м, а «Морской змей» Лоулора – 4.6 м. На то, чтобы пересечь Атлантический океан, Эндрюсу потребовалось 84 дня.

1965 год. Американский журналист Роберт Мэнри на швертботе «Tinkerbelle» длиной 4. 1 м. стартовал в Фалмуте (США), чтобы достичь Фалмута (Великобритания). Полное опасностей плавание продолжалось 78 дней.

1965 год. Англичанин Джон Райдинг покоряет Атлантику на яхте «Sea Egg» длиной 3.6 м. Из Плимута Райдинг отправился к Азорским островам, оттуда – к Бермудам, затем – к американскому Ньюпорту. На покорение Атлантики у яхтсмена «ушло» 127 дней. В 1973 году Райдинг решил совершить кругосветное путешествие. Последний раз «Sea Egg» видели в Тасмановом море.

1966 год.Трансатлантический переход от берегов Флориды (США) в Фенит (Ирландия) совершает Билл Вэрити на яхте «Nonoalka» длиной 3.66 м. Яхта была построена специально для этого плавания, которое благополучно завершилось через 65 дней.



Yankee Girl, рисунок из книги «В одиночку против Атлантики»

1968 год. Американец Хьюго Вилем пересекает Атлантику с востока на запад на яхте «April Fool». Ее длина 1,84 метра! Вилем шел в зоне пассатов, на путь от Марокко до Флориды ему потребовалось 85 дней.

1968 год. Трагически закончилась третья попытка «патриарха океанов» Уильяма Уиллиса преодолеть Северную Атлантику на яхте «Little One» длиной 3,35 м. Яхту обнаружили полузатопленной в 400 милях от побережья Ирландии. Ее 77-летний капитан бесследно исчез.

1975 год. Голландский художник Бас Йен Адер отправляется в плавание с целью пересечь Атлантику в рамках программы «В поисках чуда». Через десять месяцев его яхту «Ocean Wave» длиной 3.81 м обнаружат у ирландского побережья без капитана на борту.

1982 год. Известный английский спортсмен, по натуре – типичный авантюрист, Том МакЛин прошел на яхте «Giltspur» от Ньюфаундленда (США) до Фалмута (Великобритания). Длина яхты МакЛина была 2,97 метра.

1982 год. Через две недели после МакЛина финиширует американец, водитель грузовика Билл Данлоп. И делает англичанина вторым, поскольку длина его яхты «Wind's Will» 2,77 метра. В море Данлоп провел 78 дней.

1983 год. Неутомимый Том МакЛин с помощью бензопилы укорачивает свою яхту «Giltspur» до 2.41 м. и успешным плаванием через Атлантику возвращает себе лавры рекордсмена.

1983 год. На берег Ирландии во время 10-бального шторма выбросило лодку американца Уэйна Дикинсона «God's Tear» длиной 2,47 метра. В море Дикинсон провел 140 дней.

1983 год. На яхточке «Toniky nou» пересекает Атлантику Эрик Петерс, тем самым отбирая рекорд 15-летней давности у Хьюго Вилема и «April Fool». Длина «Toniky nou» 1,73 м.

1984 год. Билл Данлоп отправляется в кругосветное плавание. «Wind’s will» успешно доходит до островов Кука, но после отплытия оттуда пропадает без вести.

1983 год. Советское судно «Юрий Костиков» у ирландского побережья поднимает на борт яхту «Anglo biG C» длиной 2.06 м. Англичанин Том МакНэлли стартовал на ней из Ньюфаундленда, но вынужден был прервать плавание.

1983–1987 годы. Австралиец французского происхождения Серж Теста первым совершает кругосветное плавание на сверхмалой яхте «Acrohc Australis» длиной 3,65 метра.

1990 год. Американец Стивен Лэдд путешествует на яхте «Squeack» длиной 3.66 м (с двумя мачтами и гиками типа уишбон) по рекам и озерам Северной Америки. Затем плывет в Южную Америку и через три года возвращается домой через Карибы.

1992–1993 годы. Девять лет спустя после своего неудачного плавания Том МакНэлли все-таки пересекает Атлантику – из Португалии во Флориду с остановками на Мадейре, Канарских островах и Пуэрто-Рико. Плавание занимает 134 дня, но рекорд установлен! Длина яхточки «Vera Hugh» 1,66 метра!

1993 год. Американец Хьюго Вилем возвращает себе рекорд, вернее, устанавливает новый. Ему понадобилось 105 дней, чтобы добраться от Америки до Англии на ярко-красной бочке (лодкой ее назвать язык не поворачивается) «Father's Day» длиной 1,63 метра! Сегодня суденышко Вилема – музейный экспонат.

1999–2003 годы. Второе кругосветное плавание Евгения Гвоздева. Длина яхты «Саид» составляла 3.7 метра. Его судно было так мало, что в начале больших тихоокеанских переходов, когда припасы загромождали каюту, Гвоздев был вынужден спать, оставляя ноги в кокпите.

2008 год. Француз Франк Андреотта на яхте «Stern» пересек Атлантику — от Тенерифе до Гваделупы -  за 48 дней, то есть быстрее всех из «микро… микро… микрояхт». А вот до другого рекорда мореплаватель не дотянул. Его яхта на целых 5 сантиметров длиннее «бочки» Хьюго Вилема.

Источник